Империя хирургов - Юрген Торвальд

Смертельно бледная, изможденная и неспособная пошевелиться, девушка ухватилась за оконную раму. На лице ее читалось отчаяние. Но совсем не это поразило меня в тот момент. Эстер сняла горностаевую накидку и расстегнула ворот платья. В падавшем на нее луче света я увидел ее обнаженную шею и догадался, почему она прятала ее под неуместным меховым украшением. К низу от лица девушки – выражавшего сильный испуг, но от этого не менее красивого – по обеим сторонам шеи тянулись крупные, узловатые, неправильной формы опухоли, свидетельствующие о запущенной форме зоба. И происшествие, свидетелем которого я был, явилось результатом его увеличения и последовавшего сужения дыхательного прохода. Вероятнее всего, приступ удушья был вызван нагрузкой, полученной во время танца. К сожалению, такие приступы – частый симптом заболеваний щитовидной железы, зачастую приводящих к смерти.

Взволнованный голос Кэбота вырвал меня из оцепенения. По-видимому, ему тут же сообщили о случившемся. С нежностью, которой я не ожидал от подобного великана, он отвел девушку от окна и заслонил своей грудью, пока наконец слуга, державший свечу, не поднял с пола горностаевую накидку и Кэбот не укутал в нее Эстер, которую затем усадил на диван. Он приказал слуге выйти и закрыть за собой дверь, и я остался наедине с Кэботами.

Несколько минут все молчали. Из-за двери доносилась музыка. В конце концов Кэбот медленно повернулся ко мне. Его широкое лицо, несмотря на загар, казалось серым. Он взглянул на меня глубоко посаженными глазами и проговорил: «Теперь и Вы знаете…»

После небольшой паузы я спросил, не участились ли в последнее время такие приступы.

«Да, – ответил он устало. В последнее время промежутки между ними сократились, а сами приступы происходят внезапно и без видимых причин».

Я уже было хотел спросить, знает ли он, что каждый приступ удушья может оказаться последним и что сложно предвидеть, чем может обернуться танцевальный вечер. Но я сдержал этот, возможно, несправедливый упрек и вместо того поинтересовался, как давно возникли признаки заболевания и какие меры принимаются для его лечения.

Мы оба прекрасно знали, что эту болезнь нельзя вылечить. Но, подавив отчаяние, Кэбот ответил: «Первые заметные симптомы появились пять лет назад. Мы пробовали различные курсы бальнеотерапии, доктор Винтерс много раз прописывал йод и вводил его в щитовидную железу. Все было бесполезно. Впрочем, доктор Винтерс и сам скоро приедет. Он уже много лет является нашим семейным врачом».

Я был знаком с Винтерсом. Он принадлежал к старшему поколению нью-йоркских практикующих терапевтов, которые, казалось, из поколения в поколение заботятся о здоровье членов богатых семей Пятой авеню. Винтерсу тогда было уже далеко за шестьдесят, и он, как многие врачи его возраста, был ярым противником хирургии. Он ненавидел ее за то, что она способствует прогрессу в тех областях, которые до этого безраздельно «принадлежали» терапевтике. Я помнил его по злостным нападкам на все новые открытия, способные подтолкнуть развитие хирургии. Я спросил Кэбота, не будет ли лучше, если я уйду и не буду больше обременять их своим присутствием.

Кэбот не ответил. Может, моя интонация подсказала ему, что я не очень высокого мнения о Винтерсе. Может, моя манера посеяла в нем некоторые сомнения. Этого я не знаю. Во всяком случае он неожиданно предложил: «Я бы с удовольствием побеседовал с Вами об этом». Он хотел, чтобы я подождал прихода доктора Винтерса в его рабочем кабинете. Эта тема была для него слишком насущной.

Я кивнул. Нечаянно подсмотренная сцена из жизни Эстер заставила меня относиться к ней с участием и пробудила естественное желание помочь ей. Я уже получил достаточно доказательств того, что традиционная медицина бессильна в борьбе с ее болезнью. Но я вспомнил, что незадолго до этого прочел в одном немецком профессиональном журнале, что опыты по удалению щитовидной железы дали первые положительные результаты в Вене и Берне.

Несложно было представить, как развивалась и в каком состоянии находилась болезнь Эстер. Несомненно, многие годы она страдала от постоянно прогрессировавшего двустороннего перерождения щитовидной железы, которое в Соединенных Штатах встречается несопоставимо реже, чем в альпийских областях Швейцарии, Австрии или Германии. На возвышенностях штатов Мэн, Вермонт, Нью-Хэмпшир, Мичиган заболевания щитовидной железы также встречаются сравнительно часто. Мне доводилось наблюдать их и в горных районах, но чаще всего все же они возникают у жителей Швейцарии или Тироля.

Поэтому речь шла о болезни, которая мне как американцу была не совсем знакома и которая никогда до этого вечера не вызывала у меня особого интереса.

В сущности, современные терапевты не обладали каким-либо действенным средством против этой болезни, как и врачи глубокой древности. Последние посредством внимательных наблюдений выяснили, что употребление в пищу жареных морских губок способствует уменьшению со временем опухоли щитовидной железы. С тех пор как швейцарец Жан Франсуа Коанде в 1820 году установил, что йод является важной составляющей морких губок, этот элемент стал применятся в терапевтике для лечения данного заболевания. Йод. Его втирали, принимали внутрь и инъекцировали в щитовидную железу. Из разных мест доходили слухи о его эффективности. Но число несчастливых случаев было больше, особенно если речь шла об инъекциях йода в щитовидную железу: они вызывали разрывы кровеносных сосудов и их последующее отмирание, что часто приводило к смерти. Лечение было не более чем экспериментом, исход которого был неизвестен. Главное препятствие, вне всякого сомнения, состояло в том, что врачам не удавалось определить функцию щитовидной железы в организме человека. Этот орган, в здоровом состоянии небольшого размера, располагающийся впереди трахеи и состоящий из двух долей и связки, называемой перешейком, был для физиологов загадкой. Так какое же лекарство могло помочь в лечении щитовидной железы, если никто не знал, зачем она нужна и нужна ли вообще? Насколько я помню, результаты всех предпринятых в Европе операций свидетельствовали о бесполезности щитовидной железы. У пациентов, перенесших такую операцию, не наблюдалось каких-либо видимых нарушений.

Я продолжал ходить из одного угла комнаты в другой, когда вошел Кэбот. «Винтерс намеревается прописать новый курс йодотерапии. Наверное, Вы скажете, что это все не имеет смысла. Но, может, Вам известен другой способ?»

Я вдруг понял, что заставило его начать со мной этот разговор.

«Я знаю, что Винтерс и врачи его поколения не любят хирургов и отказываются от их консультаций», – сказал я.

«Но этого не следует избегать в Вашем случае… Консультировались ли Вы когда-нибудь у хирурга?»

«Вы и вправду думаете, – спросил Кэбот, – что осталось что-то, чего я не пробовал? Я показывал Эстер Бигелоу в Бостоне. Вы лучше меня знаете, что он принадлежит к числу самых выдающихся хирургов Америки. Но и он сказал, что операция на щитовидной железе – не более чем резня, после которой останется только истекать кровью. Он подтвердил слова Винтерса…»

«Бигелоу был одним из моих учителей, – признался я. Он великий человек. Но хирургия щитовидной железы не стоит на месте. И во многих отношениях ее прогресс прошел мимо него. Ее развитие на нашем континенте сдерживается тем фактором, что здесь недостаточно людей, страдающих такими заболеваниями, но бедственное положение все же вынуждает их искать спасения у хирургов. Более того, насколько я знаю, в Швейцарии и Австро-Венгрии возросшее число критических случаев заставило врачей прибегнуть к оперативному вмешательству, чего еще не случилось здесь. Изучив строение и расположение кровеносных сосудов шеи, врачи нашли способ перевязать их. Это позволило сделать потерю крови при удалении опухоли щитовидной железы минимальной. Исходя из того, что мне доводилось читать, эта мера оправдала себя. Я постараюсь отыскать в моей библиотеке все, что за последнее время было написано о новых методах хирургического лечения щитовидной железы в Европе. Также я мог бы написать занятым в этой области европейским хирургам, а позже предоставить вам точные сведения о фактических успехах в этой области».

Я почувствовал, как в нем снова затеплилась надежда, хотя он и боялся верить в лучшее: возможные неудачи и разочарования пугали его. «Завтра утром я заеду к Вам около одиннадцати часов, – предупредил я. Если статьи, которые мне удастся найти, убедят нас обоих, то в Берн или Вену можно будет телеграфировать, чтобы не ждать, пока письмо дойдет по почте».

Было почти три часа ночи, когда я сидел в моей библиотеке, разбирая выпуски «Венского еженедельного медицинского вестника», «Архива клинической хирургии» и «Немецкого хирургического журнала». Я искал в них статьи об открытиях в области хирургии щитовидной железы, которые публиковались, насколько я мог припомнить, последние несколько лет и также встречались в журналах за последние несколько месяцев. Речь шла прежде всего об исследованиях цюрихского профессора Розе, венского профессора Теодора Бильрота и его ученика Вельффлера, а также молодого бернского профессора Теодора Кохера, которому едва исполнилось сорок. Впервые все эти имена упоминались некоторое время назад в хвалебной статье Эсмарха, хирурга, работающего в Киле.