Нефть и Холод - Евгений Козионов

Ребята начали осторожно вынимать пострадавшего из жигулей. Я отвернулся, чтобы не смотреть на эту окровавленную кость и не видеть искореженного болью бледного лица. Даже глядя в сторону и набирая номер медиков, я не мог не слышать стонов и боли в момент, когда пострадавшего доставали из помятой машины. Так мы и стояли в утренних сумерках посреди ледяной пустыни – кто, пытаясь замерзшими пальцами дозвониться до скорой, кто, оказывая первую помощь при переломе. Мертвый холод неспешно выдавливал из наших зябких душонок последнее тепло. Мы чувствовали себя подавленно, но продолжали попытки дозвониться в ГИБДД и скорую. И вот я уже собрался лезть за спутниковым телефоном в станцию, как к нашему большому счастью Димка наконец-то дозвонился в ноль три и назвал им километр дороги, после которого произошла авария.

Скорая выехала, но до момента ее прибытия пройдет не менее полутора часов, а за это время пострадавший может совсем замерзнуть. Что делать – не совсем понятно, но что-то делать надо. В такие моменты холод сдувает с людей маски и обнажает их истинное лицо. Становится видно, кому что в этой жизни важно и каков он внутри, в ком есть мужество и стойкость, а в ком это лишь поверхностный налет бравурных эмоций.

Стоишь ты посреди бездушного, промерзшего насквозь пространства, до горизонта устланного серым снегом, и понимаешь, что жизнь проверяет тебя. Сядешь ты в теплую машину и поедешь по делам или будешь терять время и силы на то, чтобы помочь совершенно незнакомым людям.

Быстро посовещавшись, мы выбрали вариант занести раненого на задние сиденья уаза и накрыть его одеялами из наших спальников. Заносить человека с болтающейся и кровоточащей ногой в высокую кабину грузовика было бы крайне сложно. Двое других участников ДТП, до сих пор даже не попытавшихся выяснить причины и виновных в аварии, залезли на передние сиденья джипа, чтобы морально поддержать товарища и хоть чуточку согреть своим теплом салон остывающего внедорожника. Мы сели по кабинам и стали ждать либо попутки до города, либо прибытия скорой помощи. Я растер замерзшие на сорокаградусном морозе пальцы и начал думать, сколько времени мы еще можем тут простоять так, чтобы не опоздать на скважину для выполнения заявки на работу. Получалось не более получаса.

Я решил на всякий случай отзвониться начальнику и сообщить, что мы совершили вынужденную остановку. Ситуация серьезная и представляет опасность для жизни и здоровья людей, поэтому я считаю себя обязанным остановить нашу поездку до момента, когда она получит свое разрешение. Выбрав номер Олега в адресной книге телефона, я уже собрался нажать кнопку вызова, как вдруг на горизонте появился автомобиль, двигавшийся с месторождений в сторону Усинска. Я отложил телефон, потому что с самого утра отвлекать начальника на плохие новости, на которые он не может никак повлиять, стоит только в крайних случаях.

Вовчик и Димка вылезли из камаза и встали посреди дороги, ожидая приближавшуюся машину. Это была крайне популярная в этих краях пятидверная «Нива» цвета «гранат», бледно протыкавшая темноту зимнего утра светом своих круглых желтых фар.

Машина подъехала и остановилась возле искореженных уаза и жигулей. Из нее вылез парень лет тридцати. Одет он был в черные штаны и куртку, на голове – черная меховая шапка-ушанка.

– Мужики, помощь нужна? – спросил нас только что подъехавший.

– Да, очень нужна. Одному ногу крепко переломило, лежит в «Патриоте», истекает кровью и ждет скорую, вызванную минут десять назад из города. Отвези пострадавшего навстречу скорой, тебе по пути, а ему на час раньше помощь получить очень важно, – попросил у незнакомого парня наш Димка, и каждое произносимое им слово сопровождалось клубами белого пара.

– Не вопрос, давайте мне на заднее его положим.

Мужики открыли дверь уаза и начали выносить человека с окровавленной ногой. При виде белоснежного, смирившегося с болью и страданием лица, издающего глубокие приглушенные стоны, мне стало жаль человека, пострадавшего в такой глупой аварии в таком неудачном месте в такое мертвецки холодное время. И жалость эта была какого-то более глубокого уровня, не знаю даже, как это выразить словами. Вот всем жалко пострадавшего, но пока ты с ним не провел время и не стал соучастником происходящего, до тех пор ты не можешь прочувствовать всей глубины сострадания, сочувствия и переживания за другую человеческую жизнь.

Учитывая, что в Усинске кроме как до месторождений не существует ни одной другой полноценной автомобильной дороги, а есть только железная дорога, которая, собственно, и заканчивается в этом городе, жители чувствуют себя тут как на острове. Вокруг болота, ручьи да речки. Сюда только самолетом или поездом. Москву тут часто называют большой землей, подчеркивая тем самым оторванность этого северного городка от остального мира. Чтобы выжить на этом «острове», покрытом снегом, нужно держаться вместе, жить дружно и действовать сплоченно. Люди здесь лучше чувствуют свою прямую зависимость друг от друга, поэтому взаимовыручка и взаимопомощь развиты здесь намного сильнее, чем в большинстве городов России. Жизнь в таком месте меняет человека. Всех, у кого душа гнилая, становится сразу видно – они тут не задерживаются.

Отправив пострадавшего на «Ниве» мы продолжили движение. В этот раз Вовчик не стал включать музыку. Долго ехали в тишине, и каждый думал о своем. Взяв руль левой рукой, а правой одновременно держа и откручивая крышку на своей бутылке лимонада, Вовка сказал безразличным голосом:

– Плохой знак…

Я не знал, ждет ли он от меня ответа, или хочет таким странным образом просто завязать разговор, просто вслух согласился с ним:

– Да, ничего хорошего…

И мы продолжили молчать. Я смотрел в свое окно направо на бесконечные поля снега, которые начали приобретать белый цвет в первых лучах восходящего солнца. Обледеневшая дорога шла прямой линией посреди абсолютно плоского пространства. Кругом, сколько можно было видеть, не было ни одного объекта – только снег, снег и снег. Зимой эта картина выглядит необычно, немного футуристично и напоминает кадры безлюдной планеты в апокалиптических фильмах. Летом же тут, напротив, крайне жизнеутверждающий пейзаж с бескрайним голубым небом и таким же бескрайним покрывалом зелени, кое-где залитой блестящей на солнце речушкой или прудом. Моим любимым временем года, однако, являлась осень, когда тут такая природа, что только ради одного этого пейзажа сюда можно прилетать. Нигде больше таких картин я не видел. Все то, что сейчас покрыто снегом, в сентябре превращается в одеяло из мхов, раскрашенное в самые разнообразные пестрые цвета. Тут тебе и ярко-красный, и насыщенный бордовый, и темно-синий, и небесно-голубой, оттенков желтого и оранжевого не счесть, зеленых тонов больше, чем звезд на небе! И все это богатство красок устилает многие и многие квадратные километры северной земли. Причем это не тот куцый зеленый мох, который вы видите на северной стороне березы, это огромный пушистый кустик причудливой формы высотою иногда аж по колено, и мириадами таких шедевров природы усыпано все—все-все вокруг. Каждый мох, как и морской коралл, обладает своей уникальной и неповторимой раскраской и формой. Многие люди летят за тридевять земель, чтобы, ныряя, предварительно заплатив за снаряжение, сквозь мутную воду и запотевшие очки взглянуть на красоту подводного царства. Но еще большую красоту осеннего Севера они не знают. Кто хоть раз увидит взрыв красок осеннего Севера, еще не испорченного линиями электропередачи, придорожными кафе, мусором и рекламой, тот не сможет остаться равнодушным. Такая красота сбивает с ног. Может, и хорошо, что туристы не едут гулять по бескрайним девственным полям мхов, ведь некоторым из них нужны десятки лет для восстановления в случае повреждения.

Вот так я и ехал, глядя на серый снег и одновременно видя под ним яркий ковер пестрых красок. Думая о мхах, я вспомнил прошлогоднюю историю, когда работников конторы, расположенной через дорогу от нас, экологи поймали на повреждении многолетних мхов. Тогда они на своем вездеходе по тундре сто метров не там проехали, свернув с накатанной дороги и срезав угол. Они срезали угол, а экологи им потом так рублем «срезали», что мало никому не показалось. Экологи тут вообще суровые – бегают и за каждую капельку нефти на земле бумагу пишут. Наверное, так и должно быть, хотя нам всем это жизнь существенно усложняет. Получается такой здоровый баланс сил.

Воспоминания о красочной осени пробудили во мне желание съесть одну из ярко-оранжевых мандаринок из прозрачного целлофанового пакетика, одновременно прислоненного к лобовому стеклу и лежащего на пластиковой решетке автомобильной печки. От рвущихся из-под пакета вверх жарких потоков системы обогрева края его судорожно колыхались в воздухе.