Тревожная осень - Андрей Дымов

Между длинными тостами они, постоянно перебивая друг друга, разговаривали бы обо всем, о чем можно и нельзя… Потом, если бы совсем не напились, может быть, начали бы петь то «Хава Нагилу», то «Катюшу». Жены при этом выражали бы свое глубокое неудовольствие, и утром супруга Андрея Семеновича отпаивала бы их огуречным рассолом вперемешку с пенталгином, а Павликова Надя крыла матом проклятых пьяниц, от которых нет в жизни покоя ни днем ни ночью. И Павел улыбался бы виновато, а «верный ленинец» Андрей Семенович, усвоивший высказывание вождя о том, что «нападение – лучший способ обороны», кричал на обеих женщин:

– А куда вы смотрели, когда замуж выходили? Вот и терпите теперь, дуры.

К обеду они бы протрезвели, чинно попили чаю, долго целовались при расставании, у женщин навернулись бы слезы. И потом водитель Андрея Семеновича отвез бы гостей к их родственникам, у которых они обычно останавливались. Так бывало уже не раз.

Однако на следующий день вся семья улетала. Ему-то что, а жене надо собираться. Но главное, Андрей Семенович вряд ли бы выдержал разгульную ночь после всех своих «предстательных» событий. Сейчас ему была больше по душе таблетка снотворного, чтобы забыться – как можно быстрее и на максимально долгий срок.

Поэтому они с женой пригласили Павла и Надю в хороший ресторан. Чтобы загладить свою «вину» за то, что не позвали близких друзей домой, они с женой организовали роскошный ужин – заказали чуть ли не все меню. Андрею Семеновичу очень хотелось поговорить с Павлом о РSA и биопсии, поделиться проблемами и, вероятно, переложить часть собственных переживаний на плечи близкого, но все же не родного человека. Но что-то остановило. Может, просто не хватило характера.

Он завел общий разговор о простате и о том, чем ее лечат в Израиле в их возрасте (Павел был на тринадцать лет старше). Ведь этой болезнью природа щедро «наградила» почти всех мужиков. Павел обещал прислать лекарство, которое принимал сам и все их общие знакомые.

Но это было не из той оперы. Тема была исчерпана.

Перед встречей с Павлом Андрея Семеновича волновало, сможет ли он забыть о своих проблемах, сидя с женой и друзьями в ресторане. Была жива надежда на несколько часов пусть относительного, но покоя. Однако, увы: часть его сознания выпивала и закусывала, рассказывала о детях и работе – в общем, говорила все то, что говорят близкие люди после долгой разлуки, а вторая половина думала о Жизневе, PSA и результатах анализа.

Так продолжалось и потом – весь отпуск. Сознание и мысли Андрея Семеновича раздвоились. Одна его часть радовалась восемнадцатилетию дочки, развлекала семью на Майорке – наверное, вполне удачно, ведь жена, дочки и внучка то и дело покатывались со смеху. А он в это время думал о другом: о том, как кто-то берет кусочки его тела, обрабатывает их чем-то, помещает на предметное стекло и рассматривает под микроскопом. А потом пишет, пишет, пишет диагноз, думая в это время о чем-то другом: может быть о вчерашней ссоре с женой и завтрашней встрече с любовницей – да о чем угодно, только наверняка не о том, что его знания, его глаза, его авторучка решают в этот момент судьбу другого человека. Да разве только судьбу!

Если бы он был на работе, то ему было бы легче, ведь дело – лучшее успокоительное. Но он отдыхал, был до неприличия долго свободен – целых три недели. Они дались ему тяжело, несмотря на близких и бесконечно дорогих людей вокруг. Если бы удалось все рассказать, ему стало бы легче, зато им – несоизмеримо тяжелее. А этого Андрей Семенович допустить не мог.

Находясь в отпуске, он много раз набирал телефон Жизнева, и его палец уже тянулся к зеленой кнопке вызова, но в последний момент он быстро, как вор, прятал телефон в карман. Если все хорошо, то хорошо. А если, не дай Бог, все плохо, ему голубое небо и теплое море покажутся с овчинку. Нет, он будет ждать 2 сентября.

В довершение ко всему начались боли в животе. Несколько лет назад Анна Ивановна нашла у него в желчном пузыре песок. Когда начинались боли, он говорил себе, что расстанется с пузырем, но, как только боль отступала, обо всем забывал. Планируя поездку на Майорку, Андрей Семенович решил выгнать песок ударными дозами испанского оливкового масла. Приехав, он за первым же ужином хлопнул четверть стакана масла, считая, что проблемы желчного пузыря его оставят. Однако через несколько дней начались боли в животе, а он все пил и пил масло, не связывая эти два факта. Боли усиливались. Временами ему хотелось плюнуть на все, вызвать по страховке «скорую», и пускай испанцы вырезают желчный пузырь. Одной проблемой станет меньше. Хватит с него и PSA! Только нежелание портить отпуск жене и дочерям, страх напугать их удерживали его от этого шага.

Не выдержав боли и свалившихся проблем, он как-то позвонил Анне Ивановне и все ей рассказал. Услышав его сбивчивый рассказ, обычно сдержанная Анна Ивановна сорвалась:

– Что вы творите с собой? – закричала она. – Кто же так чистит желчный пузырь? Немедленно прекратите пить оливковое масло – это сильнейшее желчегонное! Вам что, вместо пляжа хочется оказаться в больнице?

– Спасибо, Анна Ивановна, и извините за беспокойство в отпуске. Я больше и не взгляну на масло, – испуганно тараторил он, представив себе, что могло случиться, не догадайся он посоветоваться с врачом.

Вскоре после завершения идиотского эксперимента с маслом ему полегчало, хотя время от времени желчный пузырь прихватывало.

В один из бесконечно длинных отпускных дней ему позвонил сын давнего приятеля Леонида, главного инженера одного из заводов Поволжья.

– Папа серьезно болен, у него самое плохое. Помогите найти в Петербурге хорошего хирурга. В нашем городишке, сами понимаете, какие врачи, – услышал он в трубке взволнованный голос.

Андрей Семенович тут же позвонил в Петербург своей знакомой, директору одной из крупных медицинских страховых компаний, и попросил о помощи. Александра Алексеевна заверила его, что он может спокойно отдыхать, она все решит.

Случись это до начала его собственных «предстательных» проблем, он бы немедленно набрал номер Леонида, расспросил обо всем и пообещал, что его знакомая все сделает в лучшем виде, и принятым в их среде начальственным матерком высказался бы насчет того, что операция пройдет «на ура» и друг выйдет из больницы здоровеньким. Андрей Семенович хорошо знал Леонида и понимал, что мог бы немного отвлечь его разговором от невеселых мыслей. Но, сведя приятеля с Александрой и тем самым оказав ему реальную помощь, он был не в силах оказать еще и моральную поддержку: на это не было сил. Как гласит пословица, «в доме повешенного не говорят о веревке».

Андрей Семенович презирал себя за эту слабость. «Наверное, такие стрессы в первую очередь ослабляют волю и характер, а это и есть самое тяжелое испытание, – думал он. – Но ведь ты сильный. Возьми и позвони Леониду». Однако превозмочь себя, к своему стыду, не смог.

В предпоследний день отдыха Дымов с дочерьми и внучкой поехал в дельфинарий. Почти физически ощущая радость Дашеньки, наблюдающей за ловкими морскими артистами, он едва не забыл о своей гистологии. Но тут сидящий глубоко внутри него голос тихо и раздумчиво произнес: «Интересно, а у дельфинов бывает предстательная железа?»

«Черт, – подумал Андрей Семенович, – достали и здесь. Никак не отпускают, ну прямо как бальзаковская шагреневая кожа какая-то. Кстати, а ведь, когда человек голоса слышит, это ж верный признак шизофрении? Достукался ты, генеральный директор. Слабак. Как подчиненными командовать, ты тут как тут, а как себе приказать, так и нет тебя».

Ему безумно хотелось напиться. До беспамятства, как в студенческие годы. Но как объяснить это семье? В их представлении у него все замечательно и нет совершенно никакого повода напиваться, так что, если он это сделает, они могут заподозрить неладное. А кроме того, потом ведь будет похмелье. Во много раз тяжелее обычного – из-за нервного ожидания результатов гистологического анализа.

«Ладно, не буду, – решил Андрей Семенович, – осталось продержаться всего каких-то три дня».

И вот наступило 31 августа. Суматошные сборы, безумство в аэропорту Пальма-де-Майорка, передача внучки встречавшему их в «Пулково» мужу дочери и первый послеотпускной рабочий день, во время которого Андрей Семенович наконец действительно забыл о том, что его мучило в последнее время. Вечером большая таблетка снотворного – и вот долгожданное (если можно так выразиться) утро 2 сентября.

Встал Андрей Семенович удивительно поздно – где-то в полдевятого. Ничего, что можно было бы трактовать, не снилось. Уже хорошо! Побриться, душ, запихнуть в себя стакан чая – ничего больше в рот не лезло, и на работу. На лестнице в парадном ни уборщицы с пустыми ведрами, ни соседской кошки. Отлично!

– На работу, Ванечка, – сказал Андрей Семенович, сев в машину.

За время его отсутствия на работе скопилось множество дел, которые теперь надо было разгребать. Андрей Семенович иногда шутил: «Я раб, прикованный к своему директорскому креслу цепями, причем приковал себя сам».