Тревожная осень - Андрей Дымов

Они познакомились года два назад: Дымов пришел к массажистке, которая оказалась кандидатом наук и представилась врачом-вертебрологом. Потом, видимо желая произвести впечатление, Марина стала объяснять причины его проблем, а в конце лекции заявила, что все болезни – от позвоночника.

– Что вы говорите? – тут же оседлал ситуацию Андрей Семенович. – Когда я был такой же молодой, как вы, и, кроме того, длинноногий да политически грамотный, считалось, что все болезни от нервов и только сифилис – от удовольствия.

Марина прыснула, помягчела, и после нескольких сеансов массажа они подружились. Кроме того, он стал ее советником, дуэньей и кредитором. Хорошо зарабатывая, она бестолково тратила деньги и частенько сидела на мели.

Марина быстро прервала монолог Андрея Семеновича, в котором он напирал на бессмысленность биопсии, и применила хорошо известное в России средство – стала крыть его матом. Что самое удивительное, ему полегчало.

– Да вы просто трусите, как все мужики. Несмотря на ваши степени и должности, – орала она в трубку. – Вам бы, мать вашу, родить хоть раз! Сразу все поняли бы. Чего боитесь? Что вам в ж… залезут? Некоторые мужики за это еще и деньги платят!

После этого они оба расхохотались. Чтобы выйти из неловкого положения, в которое сам себя загнал, Андрей Семенович перевел разговор на странные привычки патрициев, а потом на лесбиянок. Несколько минут они мило общались.

Андрей Семенович понимал, что грубостью Марина пыталась задеть его мужскую гордость, подталкивая к обследованию. Невероятно, но это подействовало. Он отвесил ей пару неуклюжих комплиментов и попрощался. Ладно, пора кончать с этим словесным онанизмом, решил Дымов. По его мнению, назвать иначе то, чем он занимался, было невозможно.

Он снова снял трубку и набрал номер водителя:

– Завтра в 9 утра приезжай за мной, Ванечка. Поедем в город.

Теперь спать и ни о чем не думать.

На следующий день ровно в 9.55 он вошел в регистратуру клиники «Вирайл», где его ждал Жизнев.

– Я думал, вы не придете, струхнете в последний момент, – начал доктор.

– А я знал, что вы так подумаете, и пришел из принципа.

Они рассмеялись, и смех снял напряжение, которое вклинилось в их отношения вчерашним вечером.

– Идемте, – сказал Жизнев. – И не бойтесь: это не так больно, как все думают.

– А я и не боюсь.

И началось… Сама процедура, как бы получше выразиться, явно перекочевала в медицину из пыточного арсенала гестапо или инквизиции. Доктор всаживает в тело пациента, а правильнее сказать – пытуемого – палку, на конец которой насажено что-то типа шприца, а затем выхватывает изнутри кусок живого мяса и помещает его на предметное стекло, которое молча держит в руках сестра.

И так целых двенадцать раз. Кто через это проходил, никогда не забудет. Правда, Жизнев успокоил, сказав, что японцы делают это сорок восемь раз. И хотя, как технарь, Андрей Семенович понимал, что чем больше проб, тем выше точность анализа, в тот момент он не завидовал мужчинам Страны восходящего солнца.

«Спасибо хоть сестра среднего возраста», – одобрил он выбор Жизнева. А то однажды зашел в частную клинику, обещавшую продлить жизнь до 200 лет, так там у всех медсестер униформа состояла из юбки, едва прикрывавшей пупок, причем чувствовалась готовность расстаться с одеждой вовсе в обмен на содержимое клиентского кошелька. После первого же приема Андрей Семенович закончил посещение той клиники: и так все ясно. Да, такой медсестры тут только и не хватало.

Ну вот, вроде бы двенадцатый, последний по счету удар гарпуном, и, наконец, Жизнев произнес:

– Можно вставать, одевайтесь.

Доктор потрепал Андрея Семеновича по коленке и очень тепло сказал:

– У вас простата мягкая. Все будет в порядке. Если появятся вопросы, не стесняйтесь и звоните мне на мобильник.

– Помочь вам одеться и дойти до регистратуры? – предложила сестра.

– Что вы! – Андрей Семенович выступил в своей манере. – Да я вас сам на руках, куда скажете, донесу.

С Жизневым договорились так: он не будет беспокоить доктора в отпуске, а позвонит в первых числах сентября. На этом попрощались. Дымов, чуть пошатываясь, пошел к выходу.

«Хорошо, что я не японец, – подумал он, – а то до сих пор подвергался бы мучительному обследованию».

Андрей Семенович вышел из «Вирайла» на улицу. Хотел сесть в машину, но что-то его остановило. Что? На улице Подковырова (или как там ее сейчас называют?), где находилась клиника, прошло его детство. Недалеко отсюда он родился, здесь прожил восемнадцать лет, кончил школу с медалью и поступил в университет – тогда единственный на весь город. Здесь было все: и горе, и радости.

Пора садиться в машину и ехать – дел много. Но вместо этого он начал вспоминать эпизоды из школьной жизни и поступление в университет.

«Это что такое? Подведение итогов? Тьфу-тьфу-тьфу!» – Он автоматически собирался постучать по дереву, но протянутая рука будто натолкнулась на каменную стену. В конце июля дерево имело осенний вид: листья желто-зеленые и готовые опасть. Больное дерево или… кто-то намекает ему на осень жизни? Ведь рядом совершенно нормальные деревья. На мгновение страшно захотелось выпить. Нет – даже напиться до бесчувствия.

Усилием воли Андрей Семенович переломил себя и чуть не закричал на всю улицу.

«Тебе Жизнев сказал, что все будет в порядке? – с яростью убеждал он самого себя. – Веришь ему или нет, другой вопрос. И нечего устраивать сцену подведения итогов, вспоминать классиков с их „Осенью патриарха“.

Лето сейчас, лето, – продолжал внутренний монолог Дымов. – Мало ли какой идиот кинул полкило соли под дерево. „Пошел в машину, к такой-то матери“, – скомандовал он себе!»

Предстояло выбрать дочке подарок и забыть обо всем до 31 августа. Хотя нет, 31-го он уже вернется. Звонить Жизневу прямо из аэропорта? Не годится! Тогда в четверг? Вроде бы четверги, как и понедельники, считаются тяжелыми днями. Ты позвонишь Жизневу лучше в пятницу, 2 сентября, и не с утра. Сначала надо отправить документы в банк и посмотреть почту. В общем, 2 сентября, часиков в 12–13. А до этого – никаких простат, PSА и иной дребедени! И никто не должен ничего заметить. Еще не хватало испортить отпуск семье, все больше распаляясь и кляня себя за малодушие, думал Андрей Семенович.

В детстве мальчики из его класса учили наизусть и декламировали письмо Онегина к Татьяне. Андрею Семеновичу, тогда просто Андрею, очень понравилось одно из наставлений, которыми Евгений щедро одарил девушку: «Учитесь властвовать собой». Можно сказать, что эти слова стали одним из девизов его жизни.

«Так властвуй же собой, твою мать!» – чуть не крикнул сам себе Андрей Семенович и рванул дверь машины на себя.

– В Гостинку, Ванечка, – сказал он водителю. – Будем искать Нине подарок. Восемнадцать лет бывает раз в жизни.

Андрей Семенович решил думать о другом, переключиться. И вдруг какой-то голос, идущий прямо из его собственной головы, спросил:

«Интересно, а была ли у Онегина простата?»

«Была, черт возьми, была, – сам себе ответил Андрей Семенович. – Ведь приставал же он со вполне определенными целями к уже замужней Татьяне Лариной.

Все, хватит про это, – мысленно взмолился Андрей Семенович. – Думай о чем-то другом».

И вдруг он ощутил, что кроме него и Ванечки в машине по-хозяйски, вольготно обосновался третий. Этим наглым непрошеным пассажиром был страх. Его Величество Страх. Он, Дымов, должен и будет с ним бороться. Только сумеет ли победить в этой схватке?

Легко давать указания другим властвовать собой. Себе – немножко труднее, но тоже возможно. Но принять этот призыв к исполнению и следовать ему – неимоверно трудно. Внезапно Андрей Семенович понял, что ближайшие тридцать семь дней до звонка Жизневу ему жить с этим страхом, он будет преследовать его, «как тень или верная жена», ходить по пятам и ни на шаг не отступать. Андрей Семенович думал о том, что на этот раз у него, в общем-то достаточно волевого человека, может не хватить сил побороть эту вязкую субстанцию, которая, проникнув в каждую пору его тела, вот уже второй день заполняла его целиком. И, что хуже всего, страх отравлял его сознание. Вцепился в него и не хотел отпускать. Прав был Гоголь, когда писал, что страх прилипчивее чумы.

За день до отъезда Андрея Семеновича в отпуск в Петербург из Израиля прилетел его давний друг Павел с женой. Они давно мечтали съездить в Финляндию с супругами и, ничего не делая, отдохнуть несколько дней на суровой и прекрасной северной природе, вдоволь накупаться в аквапарке хорошего SPA-отеля и всласть поговорить.

А поговорить им было о чем: они дружили больше тридцати лет, были очень близки и после Павликова отъезда в Израиль друг по другу скучали. Жена Павлика говорила, что их отношения – пример настоящей мужской дружбы.

Однако поездку с женами на природу снова пришлось отложить. Из-за командировок и отпуска Андрея Семеновича на этот раз время «стыковки» друзей составляло лишь сутки. Конечно, в другой ситуации он затащил бы их домой и оставил ночевать – чисто номинально, так как они всю ночь пили бы водку, закусывая изощренными вкусностями, в приготовлении которых жена Андрея Семеновича была большой мастерицей.