Месть Владигора - Сергей Карпущенко

— Прости-ка, господине, — глядел он с хмурой твердостью из-под низко нависших густых бровей, — чтой-то тяжело в тебе признать купчишку. Зубы-то не заговаривай. Да и образцов товара нет.

— Есть образцы! — возразил Муха, уписывая за обе щеки крестьянскую полбяную кашу. — Да не всякому на показ вожу я их! Так что поосторожней, дядя, не замай меня! — И многозначительно по мечу похлопал.

Но мужик упрям был да и к тому же чуял, что молодец в нарядной свите, в сапогах с узорами, с серебряной гривной на шее и с серьгами в ушах не за того себя выдает, кем представился.

Мужик пошел на Муху, растопырив руки, — так из берлоги медведь поднимается, чтобы разделаться с тем, кто потревожил его сладкий сон. Мужик смотрел на Муху не мигая, и в дрожь бросило гонца, испугался он этого взгляда.

— Ну чего тебе, чего! — забормотал Муха, вскакивая из-за стола и выдергивая из ножен кинжал — мечом в небольшой горнице рубиться несподручно было бы. — Покажу образцы, если хочешь, дядя! — лепетал он, пятясь. — Там они у меня в суме переметной, у седла!

— Нетути у тебя никакого товара! — говорил мужик, наступая на Муху. — Поглядел уже! Сейчас ты скажешь мне, кто таков, что за стриж залетный!

Короткого удара огромной, как дубина, руки мужика хватило, чтобы кинжал Мухи полетел на доски пола. Облапил крестьянин парня так, что тот даже и вскрикнуть не мог от боли, и гаркнул, обращаясь к сыновьям, стоявшим в сторонке:

— Вожжи скорей несите! Скрутим молодчика да посмотрим, какого рожна ему надо!

Связанный крепкими вожжами, Муха вскоре лежал на полу, испуганно вращая глазами вправо-влево. Он не знал, на чьих землях находится эта деревня, и лихорадочно соображал, как ему вести себя со схватившими его мужиками. А крестьян по зову хозяина набилось в избу немало. Сильно запахло их грязными, пропитанными духом скотины полушубками. Все с любопытством разглядывали пленника.

— Терепень, а чего же ты молодца повязал? Али лихо какое сделал тебе? — спросил осторожно один из односельчан. — Парень-то породы знатной, при мече вон, не из наших будет.

— В том-то и дело, что не из наших! — грозно прорычал высоченный Терепень. — Я на кривде его словил: говорит, что купечествует, а товаров-то у него нет никаких и казнишка тощая. А раз кривда — проверить надобно. Вот и давайте, пускай ответ нам сейчас же даст, а не то отвезем его к князю, пусть оковы на него наденет да хорошенько в подземелье помучит, чтобы правду сказал. Нам же за бдительность награда выйти может.

Все одобрительно закивали, а сердце у Мухи в пятки ушло от страха: если отвезут его к Грунлафу, то уж он-то выпытает, для чего гнал коня в сторону Синегорья, а не вернулся в Пустень, чтоб честь честью доложить, как исполнил поручение такой немалой важности.

— Братцы, братцы! — тонко затянул Муха. — И впрямь не из купцов я, но сказывать каждому встречному-поперечному, куда и откуда еду, мне не велено. Гонец я…

— Гонец?! — теперь уже с некоторой опаской смотрели на Муху смерды.

— А чем ты нам докажешь, что… гонец? И кто тебя и за каким делом отправил? — продолжал допытываться Терепень.

Муха, заметив, что мужики оробели, воспрянул духом, но еще не решил, как и что ему следует отвечать: ведь если на борейских землях он сейчас, то можно смело лгать мужикам, дескать, ехал по поручению Грунлафа да сбился на обратной дороге с пути. Но если это синегорцы вокруг, в таком случае придется говорить правду: мчался к Владигору предупредить его об опасности великой. Однако промедление с ответом затягивалось и становилось подозрительным, и тогда Муха, набравшись храбрости, закричал на крестьян:

— Что, рожи поросячьи?! Мало вас княжьи дружинники секли?! Мало баб и девок позорили да в полон отводили? Эк чего надумали: княжеского гонца пытать, за какой он-де надобностью в путь собрался! Гривну, что у меня на шее, видите?! Она-то и подтверждает, по какой такой надобности еду я!

Мужики присмотрелись к гривне (не на дураков напал Муха) — и увидели, что нет на ней никаких знаков, которые бы ясно показывали, что перед ними и впрямь княжеский гонец.

— Нет, постой! — нахмурился Терепень. — Твоя гривна, пострел, ни об чем нам сказать не может. Такую и я надеть могу! Все, братцы, готовьте сани, отвезем его к нашему приставу, пусть он решает, что с этим голубчиком делать. Сдается мне, что с каким-то тайным и вредным для Синегорья поручением ехал к нам со стороны Бореи этот молодчик!

Возрадовался Муха, услышав, в какие земли заехал, и весело заорал:

— Да развяжите же вы меня, остолопы сиволапые! Из Бореи к Владигору я прямо и еду, спасти не только его, а и вас хочу!

Терепень с недоверием покрутил головой, склонясь над Мухой:

— Бореец по виду да по повадкам, а князя нашего и нас всех спасти хочет! Ох, лопну я ноне от смеха!

И, разогнувшись во весь свой великанский рост, он громогласно захохотал, но не многие поддержали его. Вдоволь насмеявшись, снова нагнулся Терепень над пленником, с нешуточной угрозой тряхнул его за ворот, и кинжал, отнятый у Мухи, блеснул в его руке. Гонец уже не чаял в живых остаться.

— Брешешь, как шелудивый кобель, бореец! — презрительно произнес Терепень. — Не знаешь разве, что между Пустенем и Ладором вечный мир установлен, потому как женился наш Владигор на борейской княжне. Так чего ж нам и князю нашему бояться? От Бореи, что ль, грозит опасность? Ты, видно, из тех, кто послан в наши земли людей мутить. Ну так и посчитаемся сейчас с тобой за это!

Лишь на полвершка не дошло острие кинжала до горла Мухи, призвавшего на помощь всех пращуров своих. Что есть мочи закричал он:

— Ай, остановись! Мир недавно был, а теперь, когда Кудруна умерла, Грунлаф, чтоб за смерть ее отомстить, по всей Борее гонцов отправил! Плуски, геруды, коробчаки с оружием в Пустень потекли! Всех синегорцев вырезать хотят! Вот и пробираюсь я тайно в Ладор, да и вы под защиту стен его идите! Недолго уж землям вашим мирной жизнью упиваться! Кончен мир! Берите оружие, у кого какое сыщется, да в Ладор ступайте с женами и детьми да со всем скотом! Не послушаете меня — быть вам нещадно посеченными, а жен и дочерей ваших насильно в полон уведут!

Но и эти слова не удержали бы руку свирепого Терепеня, и лишь ропот односельчан, почувствовавших, что гонец говорит правду, остановил его.

— А этот борейский щенок не врет, похоже!

— Погоди, Терепенька, душу из него вынимать!

— Пусть едет в Ладор, а кто-нибудь из нас его туда проводит: недалече ж, да и по времени зимнему делать нам в деревне почти нечего.

Так говорили сельчане, а Терепень смотрел на них свирепо, а потом сказал с решительностью, исключающей возражения: