Неземная девочка - Ирина Лобановская

Зиночка вновь смутилась. А Борька разговорился не на шутку:

— Вот из области «есть многое на свете, друг Горацио…». Во времена моего тинейджерства девочки, конечно, мне встречались разные. Даже такие, что на учете в милиции состояли. Но чтобы даже такая девочка тогда надела топик! Да ни в жисть! Это было немыслимо, и подобное даже самым отъявленным оторвам в голову не приходило. Сейчас же в топиках ходят и великие скромницы. — Он кинул хитрый взгляд на совершенно растерявшуюся спутницу. — А вот вам ишшо для примера некая маза из истории Франции позапрошлого века или раньше. Привилась там мода на женскую одежду псевдоантичного стиля. Причем это распространялось и на зимние одеяния. То бишь зимой француженки носили какие-то легонькие балахончики на манер туник, слегка мехом отороченные. Но не учли модницы главный момент — в Греции тепло круглый год, а во Франции откель этакая погода? Там и ниже нуля бывает, и снег даже выпадает. Но — мода… Это особь статья. — Акселевич хмыкнул. — В результате, как показала статистика, смертность среди женщин от осложнений после простуд и переохлаждения во Франции понеслась вперед прыжками кенгуру. Мне сей факт недвусмысленно напоминает нечто похожее — всесезонную моду на топики. Да, глупости повторяются по всему миру и во все времена… Ха! Признаюсь, у моей одной старой подружки Марианны до сих пор нет детей. И видимо, из-за этого постоянного проклятого топика даже зимой. Мадам себе отморозила все детородное женское хозяйство. Пардон… Хотя зачем тут стесняться правды? Не надо ее бояться, ведь ложь на земле тоже бесконечна. Мода на топики вредна для генофонда. Я как-то сказал Марьяшке: «Дура ты неотесанная! Тебе же детей рожать!» А она бодро ответила: «Будем рожать!» Так по сей день и рожает… Была у нас в школе училка Надежда Сергеевна. Эта вообще заявляла в декабре: «Буду проверять собственноручно! И если обнаружу, что у кого-нибудь кроме трусов под брюками ничего не надето — выставлю на мороз и отправлю домой!» И отправляла. Все радовались и нарочно не надевали ничего теплого. Наконец мадам осознала свою ошибку…

Зиночка дала Борьке наболтаться вволю и отлично излить душу. Ее интересовала биография нового знакомого, а кто еще может преподнести и выложить ее лучше, чем сам виновник событий? И имя Марианны Зина сразу запомнила и взяла на заметку.

В свое время — давнее, школьное, мирное — мать тоже тщетно пыталась заставить одеться Зину хотя бы зимой. Закрывала собой дверь, бросалась на нее, прямо как Матросов на амбразуру, думала Зина, и не пускала дочь в школу.

— Пока не наденешь рейтузы, не выпущу из дома! — кричала мать. — Кто их там на тебе увидит?!

Зина кривилась и морщилась при одном только мерзком слове «рейтузы». Какая гадость…

— Ну и не надо! — меланхолично говорила она. — Могу и вовсе не ходить в школу, пока не потеплеет!

Мать поневоле сдавалась. Родители слишком часто переоценивают свои силы и возможности. И закрывать дверь наглухо можно лишь тогда, когда есть абсолютная уверенность, что ее не придется совсем скоро открыть.

Наконец начался фильм. Что-то про авиацию. Название не запомнили оба. Когда самолеты на экране стали на бешеных скоростях бросаться прямо на зрителей, Зиночка вдруг попросила:

— Борис, можно я буду за вас держаться? А то я по жизни боюсь скоростей!

Акселевич с готовностью протянул руку.

— Об что речь, — удовлетворенно пробормотал он.

Всякий раз, когда на экране вновь и вновь происходило нечто подобное, ужасающее, — а в фильме бесконечно падали и взлетали, — Зиночка с трогательной доверчивостью вцеплялась в кисть Бориса.

Акселевич упоенно предвкушал кульминацию. И не ошибся. В результате герой едва не погиб заодно со своим самолетом. Жив, правда, остался, но долго лежал в больнице весь переломанный. А Зина, переехав нервными раскаленными пальцами чуть повыше, все крепче впивалась в запястье Акселевича, потом вообще держалась уже за него двумя руками, а потом — когда режиссер-натуралист показал несчастного героя всего в крови — стиснула пальцы почти железной хваткой, а другой ладошкой плотно закрыла себе глаза.

Борька про себя иронизировал и наслаждался. Темнота помогала ему скрыть неподдельный восторг. Давно не попадались Акселевичу на жизненном пути столь инфантильные и наивно-милые девушки. Очевидно, их заботливо выращивала провинция. На счастье Борьке.

Потом вновь в фильме начались скоростные полеты, и Борис уже привычно деловито подал чрезмерно впечатлительной соседке вторую руку ладонью вверх. Запасной вариант.

— Я так дико в вас вцепляюсь, что вообще боюсь сломать вам руку! — посетовала Зиночка.

— Ха! Не волновайтесь, у меня что-то сломать трудно, я парень крепкий!

— Ну ладно. — Она снова уцепилась за его запястье.

К немалому огорчению Борьки, фильм все-таки кончился, и пришлось выйти из зала. Зина тотчас начала сострадать:

— Вы не очень устали со мной? Руку я вам всю, наверное, отжала!

— Об что речь? Никакой боли я даже не почувствовал, — честно ответил Борис и прикинул про себя: кокетничает его дама, просто нуждаясь в мужской поддержке и желая твердой руки. Или же и впрямь она столь чувствительная и пугливая? — Вопрос можно? — спросил он, закуривая.

Зина кивнула.

— Вы игде живете?

Борьке нравилось говорить так, на простецкий манер.

Наверное, если бы Зиночка, вопреки желанию Борькиных родителей и запрету мужа, обменяла все-таки свою симферопольскую квартиру на московскую, не случились бы его бессонницы, два инфаркта и вызовы «скорых». Женские руки могут спасти от высокого давления, вредной еды и бесконечного курения. Так давно думала Нина. Хотя Борька часто смеялся:

— Судьба моего сердца, Шурупыч, исключительно в твоих руках!

Но слабохарактерная Зиночка без всяких видимых мучений смирилась со своим странным положением. И казалось, нисколько не терзаясь, приняла его навсегда. Или она так умело скрывала правду? Зину никто не понимал.

Красота, ум, глупость — все эти слова никак не подходили к ней и никак ее не определяли. Единственное, что к ней шло, — это бессловесность. И еще полная подчиненность и зависимость от своей любви. Так думала Нина.

Сам Борька женщинам никогда не подчинялся.

Твердая и настойчивая Марианна Дороднова, в обиходе Марьяшка, когда-то попыталась его захомутать, но ее неженская воля быстро обломалась о кажущуюся Борькину бесхребетность. В его мнимой мягкости, вполне осознанной, четко продуманной и отточенной до несгибаемости, утонула не одна женская душа. Очень того желающая. Странным образом расположенная к никому не нужной жертвенности, а потому живущая на земле с неиссякаемой жаждой все отдать и полностью отдаться. Выложиться до конца. Почему-то уверенная в своей необходимости и бесконечной глубине собственных чувств, чаще всего остающихся невостребованными.