Тамерлан (начало пути) - Исраил Ибрагимов

— Это Байан Сулдус…

— Южанин? Северянин?

— Не то и не другое, но он ближе к нам…

Неподалеку в группе молодых людей человек что–то выкрикивал, размахивая рукой:

— Это кто?

— А–а–а… Это Саллех, сын покойного Боролдоя… Попрошайка! Всё канючил, выспрашивал у эмира тумень отца, а этот ему — огрызок кости со стола… Ха–ха–ха… Но… нет более опасных врагов, чем монголы… Они… этот Туглук Тимур спит и видит себя на троне Мавераннахра!..

— Зачем вы мне обо всем этом говорите, дядя?

Хаджи Барлас несколько обескуражен:

— Зачем? Для сведения… Считай, что пошутил. Конечно, нет смысла забивать всем этим голову… Выкинь, выбрось… А теперь куда?

— Пойду познакомлюсь со своей тысячей.

— Это дело, — говорит, все еще не совсем уверенно Хаджи Барлас, — Ах, да, совсем забыл о главном! Тимур, у нас был разговор с эмиром. Знаешь, что он задумал? — Хаджи Барлас расплывается казалось бы в искренне весёлой улыбке. — Он намерен выдать за тебя свою внучку… Айджал!

— Айджал!? — вырывается невольно у Тимура.

— Ты недоволен?

— Что вы, дядя! Воля эмира — воля Аллаха. Я рад!..

— А теперь можешь идти к своей тысяче! А меня ждет человек. Байан Сулдус с пронзительной улыбкой смотрит в их сторону… Хаджи Барлас также, улыбаясь, направляется к нему…

Между тем последняя весть озадачивает Тимура — он мысленно уходит в прошлое:… Заросли речной поймы… Он держит за плечи полуголую… Жамбы. Та вырывается, выкрикивает: «Уходи! Уходи!..» — Он: «..У тебя вид шлюхи! Шлюха!..» — Она: «Уходи! Убийца! Убийца!..» Он бьет еще, еще, еще по лицу… Жамбы падает, не в силах прикрыть оголенное до пояса тело… И вдруг слышится за спиной:

— Ассалом алейкум!

Тимур оборачивается — перед ним — франтовато одетый, улыбчивый молодой человек повторяет:

— Ассалом алейкум! Я внук эмира. Меня зовут Хусейн. А тебя я знаю, ты новый тысячник деда… Тебя зовут…

— Меня зовут Тимур.

— Ты барласовец — и это мне известно. Ты мне нравишься. Я хочу, чтобы ты стал мне хорошим другом — согласен?..

— Я сделаю всё, чтобы удержать твое дружеское расположение ко мне.

— Ты чем владеешь лучше — луком или саблей? — не унимается Хусейн.

— Саблей, — честно признается Тимур.

— Ты волнуешься перед сражениями?

— Да, волнуюсь.

— Ты любитель мясного?

— Я ем в меру.

— Что значит «в меру»? Сможешь переесть кочевника? — смеется Хусейн. — Ты ведь потомок кочевников.

— Мой отец Торгай родился в Кеше, — Тимур пытается изо всех сил упрятать свое недоумение по поводу столь необычного тестирования.

— Ну, и что? Я тоже родился в Кеше, а не прочь обурдать аппетитное ребрышко… а теперь скажи честно, что ты больше любишь — женщин или охоту?

Впервые Тимур озадачен: кто этот Хусейн — шутник или идиот? Жуир или хитрый дипломат, ловко умеющий завлечь в сети неопытного человека?

— А если я предложу тебе, — он что–то шепчет панибратски Тимуру на ухо. Хохочет. Следом — то ли искренно, то ли подыгрывая, — смеется и Тимур.

25

Начало ноября.

На охоте.

Верхом на конях во главе с Хусейном молодые люди из элитарных кругов Мавераннараха, в основном военные. Среди них, по правую руку с Хусейном — и Тимур.

Гон, судя по шумам, приближается.

— Понял: саблей владеешь хорошо. Но говорят и лук в твоих руках поет, не хуже струн рубаба, — говорит не без некоего лукавства Хусейн Тимуру. — Может быть сыграешь?

— Попробую, — Тимур вытаскивает из колчана стрелу, прикладывает ее к тетиве.

— Тебе приходилось участвовать в такой охоте? — интересуется Хусейн.

— В такой нет.

— Сейчас из–за тех деревьев появятся газели — смотри, не проморгай!

За беседой Хусейна с Тимуром в сторонке наблюдают трое молодых людей. Среди них — известный нам Саллех, сын Боролдоя.

— Щебечут, как влюбленные птички, — провоцирует Саллеха один из его приятелей.

— Ничего не могу сказать по поводу птички с зелеными крылышками, — отвечает резко Саллех, имея в виду Хусеина, облаченного в ярко–зеленый чапан. — А вот птичка с красным оперением… Говорят, он — откровенный убийца… Долона, сына Эреджена.

В это время из–за деревьев появляется первая небольшая группка газелей.

— Первый выстрел за тобой, Хусейн, — подсказывает молодой человек, стоящий по другую сторону от Хусейна.

Но тот отказывается, говорит искренно:

— Первый выстрел предоставляется моему другу… тысячнику Тимуру сыну Торгая.

В группировке Саллеха по–своему реагируют на предложение Хусейна.

— Сегодня… тысячник… — говорит Саллех.

— Все идет к тому, что завтра караунасец… эмир Казарган… подарит… тумень, твоего отца…

— Молчи! — едва не взрывается Саллех.

А между тем газели, как будто бы специально, заметив напротив большую группу охотников во главе с Хусейном, замедляют бег.

— Ну! — командует Хусейн.

Тимур натягивает лук — со свистом пущена и пораженная газель падает оземь.

Охотников охватывает азарт: свистят между деревьями стрелы — падает еще газель, еще, еще… Однако на этом не заканчивается охота — всадники устремляются в погоню.

— Вперед! — кричит Хусейн.

— Вперед! — раздается там и сям.

Неожиданно, просвистев мимо уха Тимура, стрела вонзается в ствол одного из деревьев. Тимур, не раздумывая, осадил коня. Подъезжает к дереву, разглядывает ствол дерева со стрелой, не без труда вытаскивает ее. (так глубоко она врезалась в дерево). Подъезжает тут же к нему Хусейн.

— Ну, что?

— Хочу понять, какой газели была предназначена эта стрела, — отвечает Тимур.

— Вот так всегда в нашем славном Мавераннахре, — смеется Хусейн. — Впрочем ты убедишься в этом сам, — продолжает он и зовет к себе охотников.

Те — тут как тут. На разгоряченных конях. Человек не менее 15–20.

— Тут мы с моим другом ломаем голову над задачей. Говори, Тимур.

Тимур показывает стрелу.

— А задача вот какая: какой газели была предназначена эта стрела?

Панорама лиц — монголоидные и европеоидные, безусые и усатые, носатые и с носами пуговкой — все улыбчивые, дружелюбные. Такое впечатление, что, конечно же, не один из них не имеет отношения к загадочной «газели». Лишь на миг останавливается взгляд Тимура на Саллехе, сыне Боролдоя, после чего Тимур опускает стрелу в свой колчан, говорит:

— Нам не к лицу разбрасываться добром.

— Ты хочешь сказать, что мы, мавераннахрцы, нищие? — бросает Хусейн.

— Напротив, я хочу сказать, что мы, мавераннахрцы, владеем несметными богатствами. Но свое богатство мы должны оберегать своими руками.