Китайское чудо. Критический взгляд на восходящую державу - Дженнифер Рудольф

двадцать семь лет, что он прожил после революции. Мао инициировал отказ от «новой демократии» в пользу быстрого продвижения к социализму; после торжества сельской коллективизации именно Мао стал инициатором оттепели, превратившейся в относительно либеральную эру «ста цветов»; и именно он затем повернул в сторону антиправой кампании. В последующей фазе левого уклона Мао придумал «Большой скачок», движение за социалистическое воспитание и, наконец, Великую пролетарскую культурную революцию. Несмотря на эти катастрофы, к концу жизни Мао никто не смел бросить ему вызов. Как бы то ни было, его личность обладала выдающимся масштабом, приводя в благоговейный ужас всех соратников и возвышаясь над страной, словно колосс, которому все китайские граждане были приучены поклоняться. Есть признаки, что Си стремится к роли подобия Мао.

Си резко отличается от своих непосредственных предшественников, Цзяна Цзэминя и Ху Цзиньтао, — он не стал склоняться перед коллективным лидерством, а ясно дал понять, что является верховным правителем. Тому есть два основных доказательства. Во-первых, помимо должностей, которые всегда были связаны с постом Генерального секретаря — председательство в Центральном военном совете КПК и должность главы государства, — он взял на себя руководство другими важнейшими комитетами: новым Комитетом национальной безопасности, в чьей юрисдикции находятся армия, полиция и все национальные агентства безопасности, связанные с зарубежными странами, новой Центральной ведущей группой по всеобъемлющему углублению реформ, имеющей преимущественную силу по отношению к правительственному Государственному совету (возглавляемому вторым официальным лицом режима, премьером Ли Кэцяном), который традиционно отвечал за экономические вопросы, а также центральными ведущими группами по иностранным делам, интернет-безопасности и информационным технологиям.

Второй признак решительного намерения Си стать верховным лидером Китая в духе Мао — рано развившийся вокруг него культ личности. Его работы опубликованы большими тиражами, а книга «О государственном управлении», изданная в нескольких переводах, легко доступна в западных книжных магазинах. (В рамках продолжающихся попыток Фейсбука закрепиться в Китае Марк Цукерберг приобрел несколько экземпляров, чтобы его сотрудники могли узнать о «социализме с китайским лицом».) Внутренний культ Си Дада («Дядюшки Си») стремится внушить любовь к нему каждому встречному, а те, кто не может дня прожить без политических новостей, регулярно видят его имя в многочисленных заголовках «Жэньминь жибао». Его стильная и привлекательная супруга Пэн Лиюань («Мама Пэн»), популярная исполнительница народных песен и вдобавок генерал-майор, дополняет образ могущественной пары властителей Китая. В постмаоистский период еще ни одна жена лидера не была настолько публичной фигурой. Культ личности Си никогда не достигнет немыслимых высот Мао времен Культурной революции — тридцать пять лет реформ и открытости, несомненно, стали для большинства населения прививкой от слепого почитания какого бы то ни было лидера. Но Си, возможно, удовлетворится нерассуждающим послушанием, основанным на страхе.

Вторым ключевым элементом маоистского государства была, конечно, партия, через которую Мао с соратниками правили Китаем. В их первом штабе в Яньане, до прихода к власти, кадры учились быть хорошими коммунистами на работах опытного лидера (и впоследствии Председателя) Лю Шаоци, чьим девизом было «служить народу», а высшей целью — превзойти «неутомимый винт» партийной машины, героического солдата 1960-х годов Лэй Фэна. Несомненно, коррупция существовала и при Мао, но различные кампании держали ее в узде, и лидеров она, похоже, не затрагивала. Им, как части того, что югославский теоретик-диссидент Милован Джилас назвал «новым классом», была легкодоступна любая возможная роскошь. Пробуксовка партийной машины и физическое и ментальное избиение, которому подверглись ее члены во время Культурной революции, подорвали результаты их люистского обучения. Зачем служить народу, если награда такова? Лучше уж принять девиз эры реформ: «Обогащаться — достойно». Результатом, по мнению тех, кто возглавлял КПК в период реформ, стала массовая и обширная коррупция в рядах чиновников — явление, повредившее престижу и легитимности партии в глазах китайского населения, ежедневно сталкивавшегося с ними. Задача всесторонней антикоррупционной кампании Си Цзиньпина — восстановить репутацию партии, вернуть народную поддержку и отразить любые угрозы ее дальнейшей безграничной власти.

Но антикоррупционная кампания — оружие обоюдоострое, напоминающее об одном высказывании, когда-то популярном в Китае: «Если мы не искореним коррупцию, может закончиться Китай, но если мы искореним ее, может закончиться партия». Если кампания продолжит целиться в «тигров» вроде Чжоу Юнкана, члена Политбюро, ответственного за внутреннюю безопасность, Си может оказаться под угрозой ответной реакции элиты, которой не хочется, чтобы их репутация или репутация их семьи оказалась запятнанной, и тем более не хочется оказаться в тюрьме или лишиться неправедно нажитого имущества. Что же до рядовых членов партии, «мух» в этой кампании, уже сейчас видны признаки инертности, так как обладатели скромных должностей избегают любых действий, способных спровоцировать обвинения в коррупции. Сохранится ли приток новых кадров, если исчезнут финансовые преимущества членства в КПК?

Третьим элементом маоистского государства, объединяющим лидера, партию и народ, была идеология — марксизм-ленинизм, должным образом дополненный маоизмом. Нет никаких признаков, что Си намерен подражать Мао, превратив Китай в сияющий революционный маяк на холме. Во всех его речах о китайской мечте также нет никаких намеков, что он планирует возрождение конфуцианства. Скорее он вновь обратится к опыту Дэна Сяопина, обозначившего марксизм-ленинизм и маоизм как компоненты четырех кардинальных принципов нации, не подлежащих оспариванию. В то время как в его время это действительно означало откладывание идеологии в сторону, Си чувствует необходимость оживить коммунистическую идеологию как сверкающий бастион китайской исключительности, обеспечить гражданам прививку от западных демократических идей. Вероятно, именно в ответ на тревоги Си Пекинский университет провел осенью 2015 года всемирную конференцию по марксизму, пригласив на нее около семидесяти иностранных марксистов (и по меньшей мере одного иностранца немарксистских взглядов — автора этой статьи). Уже выделены средства на следующую конференцию. И все же, как снисходительно заметил вполголоса один из участников, «марксизм ничем не поможет китайцам, но им никуда от него не деться».

В самом деле, перед Си стоит незавидная задача. Может быть, в 1949 году китайцы и не были «бедными и отсталыми», как когда-то описал их Мао, но при крепко стоящем у власти новом режиме они были, по крайней мере, уверены, что его идеологию следует уважать. Однако с тех пор китайцам пришлось вынести нелепые объемы, до которых раздулось изучение маоизма во времена Культурной революции, и все лишь для того, чтобы увидеть смещение идеологии, когда Дэн объявил, что «практика — единственный критерий истины», и открыл страну для любых западных идей. На сегодняшний день эра реформ уже продлилась почти сорок лет — почти на десять лет дольше, чем маоистский период. На молодых китайцев было оказано огромное влияние.

В частности, взлетел спрос на образование