И скоро день - Барбара Майклз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он внимательно слушал мой рассказ. Последнее замечание заставило его немного задуматься, после чего на его губах появилась смущенная улыбка.
— У тебя отлично получается. Наверное, тебе не раз было очень больно?
— Да уж, не без этого.
— А я сразу понял, что ты американка, — заметил Пьетро, болтая ногами. — По тому, как ты среагировала на мяч. Ни одна итальянская девчонка не смогла бы его поймать.
Я сочла, что пришла пора выступить в защиту моего пола.
— Футбол — это вообще американская игра. Хотя я знакома с некоторыми итальянскими девочками, которые тоже классно играют.
Его глазенки распахнулись.
— Классно... классно. Я постараюсь запомнить; это очень хорошее слово. Почти такое же хорошее, как «улет» и «отпад».
Да это же сленг прошлых лет. Мне почему-то не хотелось спрашивать у него, как давно он жил в Америке. Я чувствовала, что что-то не так с его родителями, почти наверняка с матерью, да и с отцом скорее всего тоже. Поэтому, чтобы избежать неприятной ситуации, я просто сказала:
— А ты отлично говоришь по-английски. Тебе нужно почаще практиковаться, и все будет замечательно.
Я, похоже, все-таки допустила какую-то ошибку. Его ресницы предательски дрогнули.
— Они не разрешают мне говорить по-английски. «Sempre italiano, Pietro; non parlare inglese». — Он медленно сполз со скамейки и стоял напротив меня, подбрасывая в руках мячик. — Ну теперь ты поиграешь со мной? Ты уже отдохнула?
Тут я поняла, что у меня совершенно вылетело из головы, как и для чего я здесь очутилась. Вспомнив об этом, я со вздохом сожаления проговорила:
— Пит, я бы с удовольствием поиграла с тобой. Но боюсь, что мне вообще нельзя находиться тут. Я попала сюда через пролом в стене. Меня никто не приглашал.
— Я так и думал, — разочарованно вздохнул он. — Тебе повезло, что ты попала именно сюда. Они не выпускают собаку лишь потому, что это мое любимое место.
— Собаку? Какую собаку? — испуганно переспросила я.
Породы пса Пьетро не знал, но старательно продемонстрировал мне его размеры с помощью жестов.
— Вот такой длины, вот такой высоты, весь совсем черный, вот с такими огромными белыми зубами...
Он оказался прав: мне действительно повезло, что я избежала встречи с этим чудовищем. Я медленно поднялась на ноги.
— Ну что ж, думаю, мне надо идти и принести графине извинения за свое бесцеремонное вторжение. Ты не знаешь, она сейчас дома? Я собиралась повидаться с ней.
— Скорее всего, дома. Если пойдешь вон туда, — он указал на небольшую калитку в дальнем углу сада, — то выйдешь прямо к дверям кухни. Тебе не будет обидно воспользоваться входом для прислуги?
— Нет, конечно, — успокоила я мальчика, заметив смущение в его глазах и виноватое выражение лица. — Мне подойдут любые двери, которые избавят меня от необходимости встречаться с вашей собакой.
— Я обычно и сам пользуюсь этим входом, когда прихожу сюда, и мне не приходится встречаться с этим псом. Я мог бы проводить тебя, но мне надо обязательно поиграть здесь в течение часа. Это правило я должен соблюдать. — Он бросил взгляд на свои наручные часики. — Мне осталось еще целых двадцать минут.
Я успокоила его, сказав, что обязательно вернусь или позову кого-нибудь на помощь, если собака все-таки встретится мне на пути. Мальчик был очаровательный: старомодный, с аристократическими манерами, да еще играющий в американский футбол... Когда я добралась до калитки и оглянулась, то увидела, что он неподвижно стоит с мячом в руках и тоскливо смотрит мне вслед. Я улыбнулась ему, хотя на таком расстоянии он мог и не увидеть этого, и помахала рукой. Затем, помедлив немного, я открыла калитку.
Каждый жилой дом, большой или маленький, обязательно имеет кое-какие жизненно важные детали. Мусорный бак, щетки для мытья полов и метлы стояли около дверей. Я шла мимо аккуратных грядок, на которых скоро вырастут морковь и лук, салат и зелень; здесь же стояли предметы повседневного домашнего обихода: корзины, коробки, веники, грабли и лопаты. С этой стороны дом казался обыкновенным: невысокая крыша и длинные стены, выложенные мозаикой, осыпающейся от времени. Пока я рассматривала здание, сквозь облака и тучи неожиданно проглянуло солнышко, а я все не могла заставить себя сделать последний шаг.
Потом я решила постучать. У меня уже заболела рука, когда наконец дверь открыла седовласая женщина в переднике. Заметив истерзанные костяшки моих пальцев рядом со своим носом, она испуганно отшатнулась, затем изумленное выражение на ее лице сменилось вежливой улыбкой. Мои сбивчивые извинения, похоже, совсем развеселили ее. Она задала мне какой-то вопрос, но я, естественно, не поняла ни слова. Я только заметила, что ее речь более мягкая и музыкальная по сравнению с выговором привратника.
Я выпалила фразу, которой уже один раз воспользовалась сегодня, и протянула ей свою визитную карточку.
Бог знает, зачем я в свое время заказала их. Возраст визиток уже приближался к пяти годам, если считать с того времени, когда мне пришла в голову странная идея обзавестись ими. За несколько дней до отъезда в Италию я разыскала старый, запыленный пакет с визитными карточками, который был к тому же изрядно погрызен собакой. На всякий случай я положила несколько штук в сумочку. Мне почему-то казалось, что наличие визитных карточек придает человеку солидность и респектабельность. А мне так было необходимо почувствовать себя уверенной при знакомстве с настоящей графиней, которая могла даже не подозревать о моем существовании, хотя, конечно, помощь визиток была призрачной: я прекрасно понимала, что они вряд ли помогут мне.
И вот теперь я передала одну из них в руки служанки, открывшей мне двери. Совсем не так представляла я себе появление на вилле Морандини: естественно, в мой план не входило бесцеремонное вторжение через дырку в заборе с последующей передачей визитной карточки в руки обычной кухарки. Подобное развитие ситуации даже не могло прийти мне в голову.
Было похоже, что кухарка так же поражена происходящим. Она продолжала таращиться на меня, пока наконец не решилась взять мою карточку за самый краешек двумя пальцами. При этом она смотрела на нее с таким недоверием, как будто ожидала, что она в любой момент может испариться прямо у нее в руках. Затем она жестом пригласила меня войти.
Кухня, в которую я попала, оказалась большой, с низкими потолками и полом из красного кафеля. Даже самая придирчивая хозяйка, какой всегда была моя мать, не смогла бы найти здесь ни одного изъяна — все вокруг сверкало чистотой, в воздухе витали ароматы пряностей, от готовящихся на плите блюд исходили аппетитные запахи. В кухне, кроме меня и пожилой женщины, открывшей мне дверь, находилась еще и молоденькая девушка, стройная и темноволосая. Стоя возле раковины, она чистила и мыла овощи. При моем появлении она обернулась, и ее глаза изумленно распахнулись. Кухарка держала мою карточку двумя пальцами, недоуменно поворачивая ее в разные стороны. Судя по всему, ей еще не приходилось сталкиваться с подобной ситуацией, и она не имела ни малейшего представления, как ей вести себя и что делать с кусочком бумаги, который находился у нее в руках. Наконец она пожала плечами, по-видимому, приняв какое-то решение, и указала мне на один из стульев, стоящих вокруг длинного стола. Улыбаясь, я отрицательно покачала головой. Она еще раз посмотрела на визитку, пожала плечами, после чего все же выплыла из кухни.
Потекли минуты томительного ожидания. Честно говоря, я уже сожалела, что отклонила предложение пожилой женщины и не присела. Стоя как столб посреди комнаты, я чувствовала себя по-дурацки: руки мои были судорожно сжаты, ноги напряжены. Девушка, продолжая заниматься овощами, время от времени украдкой поднимала на меня полные любопытства глаза и начинала хихикать. Скорее всего, она была принята в услужение еще в те дни, когда по дому сновало несколько дюжин работников. Вместо обычной формы она была одета в плотно облегающую юбку, стеснявшую ее движения, и в не менее облегающую вязаную блузу. Когда она в очередной раз уставилась на меня, я, улыбаясь, произнесла заранее выученное приветствие, после чего ее хихиканье перешло в откровенный звонкий смех.
На обратной стороне карточки, которую я вручила кухарке, я написала: «Мне необходимо повидаться с вами. Речь идет о вашем внуке». Я не думала о красоте слога, мне надо было как можно короче изложить причину своей настойчивости. Когда кухарка вернулась, я уже была готова к тому, что она выставит меня за дверь, но вместо этого она жестом предложила мне следовать за ней.
Мои каблуки выстукивали дробь по каменному полу, затем их цокот заглушил ковер, потом мы опять услышали, как отдаются мои шаги, теперь уже по мрамору; это были единственные звуки, сопровождавшие нас по дому. Вряд ли я смогла бы описать комнаты, коридоры и холлы, по которым мы проходили: сердце, казалось, выскочит из груди, в желудке чувствовалось противное жжение, в ушах молотом отдавался перестук каблуков. Мысли прыгали в моем воспаленном мозгу. Я думала, что кухарка передаст меня дворецкому, горничной или какому-нибудь лакею, но она все вела меня по бесконечным коридорам до тех пор, пока мы не подошли к очередной двери и не открыли ее.