И скоро день - Барбара Майклз

И опять никакого ответа. Стояла полная тишина, которую не нарушал ни один звук, кроме шороха медленно стекающей с кустов воды, да еще в ветвях, на макушке высокого кипариса, закричала от неожиданности какая-то разбуженная моим вмешательством птаха. Постояв еще немного, я все же решила вернуться в машину, выкурить сигарету и обдумать свои дальнейшие действия в сложившейся ситуации. Я была совершенно уверена, что второй попытки разыскать эту даму не будет, мне просто не хватит сил. Я должна выяснить все сейчас, иначе мне никогда не сделать этого.

Я прекрасно понимала, что мне не удастся завершить начатое, если вилла окажется пустой. Барт никогда не упоминал ни о братьях с сестрами, ни о кузинах с тетками и дядьями: насколько я могу судить, они с бабушкой остались единственными представителями семейства Морандини на всем белом свете. Что же касается самой старой дамы, то она вполне могла уехать из этого отдаленного места, это в лучшем случае, а в худшем — синьора Морандини могла находиться в данный момент в каком-нибудь пансионе для престарелых или в частной клинике. Может быть, именно это и послужило причиной ее молчания в ответ на мои взволнованные послания.

Неожиданно среди деревьев показался мужчина. Он походил статью на великана, ростом более шести футов и великолепно сложенный, плотный и мускулистый, с широченными плечами и удивительно посаженной головой, которая как бы росла на плечах без всякого намека на шею. На нем была одежда темного цвета, несколько поношенная, на лоб низко надвинута кепка. В руках он держал внушительного вида палку, которую, по-видимому, выломал совсем недавно. На нее он опирался при ходьбе, двигаясь по направлению к воротам и отводя мокрые ветви, мешающие ему пройти. Я смогла внимательно рассмотреть незнакомца еще до того, как он вышел на открытое пространство перед воротами. Увидев его рядом с собой, я еще больше поразилась тому ощущению звериной силы, которое излучала каждая клеточка его мощного тела. Его нос подтверждал характер своего хозяина, он был, вероятно, сломан не один раз, так что невозможно было даже представить себе его первоначальную форму: он был просто расплющен над цинично сжатыми губами.

Когда же, наконец, великан увидел меня, угрюмое выражение его мрачного лица сменилось на другое, едва ли более приятное. Он занес палку над головой. По мере его приближения я волей-неволей отступала назад, он же тщательно рассматривал меня, переводя взгляд с моего лица на ноги и обратно. Он что-то сказал, но я не поняла ни единого слова. Мне показалось, что великан говорит на совершенно непонятном мне гортанном наречии, которое, на мой взгляд, не имело ничего общего с итальянским языком.

Я заранее выучила несколько фраз на итальянском, чтобы воспользоваться ими в случае необходимости.

— La contessa Morandini — ea casa?

— Si. — Это слово мне было знакомо. Слово «si» было достаточно распространено в Америке, кроме того, оно сопровождалось жестом, который явно подтверждал утвердительный ответ на мой вопрос. Мужчина кивнул, и на его лице появилось подобие улыбки, по крайней мере, я именно так восприняла его гримасу. Но вместо того, чтобы открыть ворота и пригласить меня последовать за ним, этот человек так же молча стоял и разглядывал меня, не сводя своего настороженного взгляда с моего лица.

Я повторила свой вопрос, расширив его второй, заранее заготовленной фразой.

— Io desidererei vederla.

Это предложение я взяла из старого итальянского разговорника, который мне удалось раздобыть. Я была уверена, что мое произношение оставляет желать лучшего, тем не менее, он, по-видимому, понял меня. Его улыбка стала еще более неприятной. Он покачал головой и несколько раз потряс указательным пальцем перед моим лицом.

— No, signorina. La contessa — no. Может быть, вы хотите поговорить со мной?..

Он говорил очень медленно и четко, тщательно выговаривая каждую букву, старясь использовать те слова, которые употребляла я, как будто разговаривал с неразумным младенцем. То единственное слово в последнем предложении, значение которого мне было неизвестно, я поняла, так как оно сопровождалось совершенно недвусмысленным жестом.

Каждая женщина, молодая или в возрасте, симпатичная и не очень, но достаточно долгое время прожившая в городе, как правило, хорошо подготовлена к подобным предложениям со стороны представителей сильного пола, но ни одна так и не может смириться с их вульгарностью. Главное — не обращать внимания на подобные выпады и продолжать разговор в том случае, если это необходимо.

Однако меньше всего я ожидала встретить подобный прием здесь, на вилле. Судя по всему, этот человек служил у графини. Интересно, по каким законам жили обитатели этого дома, если слуга мог встречать посетителей хозяйки столь фамильярным образом? Я почувствовала, что на щеках запылал предательский румянец. Мужчина по ту сторону ворот вульгарно расхохотался и повторил свое неприличное предложение, сопроводив его характерным жестом.

Когда же он направился к небольшой калитке в заборе, я поспешила ретироваться к своей машине. Конечно, я не думала, что он осмелится предпринять более решительные действия в отношении меня, но все же он вел себя самым бессовестным образом, а место здесь достаточно пустынное и безлюдное, и мне не к кому было обратиться за помощью. Когда я забралась в машину и оглянулась назад, то заметила, что этот тип, подойдя к воротам и облокотившись на решетку, просто заходится от хохота, сгибаясь в конвульсиях и держась за живот.

Я была взбешена и, на мгновение ослепнув от ярости, буквально рванула с места в том направлении, где незадолго до этого прогуливалась, разглядывая преграждавшую мне путь стену. Проехав еще с полмили, я оказалась на вершине холма. К этому моменту я сумела взять себя в руки, успокоиться и осознать: по-видимому, мне придется возвращаться назад, так и не повидавшись с графиней. Мне не попадалось больше ни строений, ни других дорог. Судя по всему, это была частная дорога, которая, скорее всего, никуда не вела, поэтому мне придется развернуться и пуститься в обратный путь.

Тем не менее, проехав еще немного, я заметила, что дорога идет под уклон, а деревья постепенно начинают расступаться. Передо мной лежала долина с несколькими домиками и небольшими фермами. Дорога привела меня в деревушку, здесь хотя бы удастся узнать, в каком направлении мне двигаться дальше.

Черт побери, но ведь не могу же я бросить все именно сейчас, когда я уже почти у самой цели. Как только найдется подходящее место для разворота, я должна буду повернуть обратно.

Я просто обязана предпринять еще одну попытку. Мне почему-то кажется, что графиня не имеет ни малейшего представления о безобразном поведении своего слуги. Насколько я поняла из нашей с ним беседы, графиня на данный момент находится на вилле. Весь вопрос в том, была ли она там одна с этим животным? Мне приходилось слышать об одиноких пожилых людях, которые в старости оказывались совершенно беззащитными и зависели целиком и полностью от недобросовестных слуг. Может быть, передо мной был именно такой случай?

По немногочисленным рассказам Барта у меня успел сложиться образ его старенькой бабушки. Судя по тому, что я слышала от мужа, это была поистине аристократическая натура, графиня сделала все от нее зависящее, чтобы дать мальчику достаточно тепла и любви и воспитать в нем уважение к самому себе и к окружающим. Она очень ответственно подходила к исполнению своих обязанностей. Вся ее жизнь была подчинена жесткой самодисциплине, того же она требовала и от близких ей людей, однако, как, смеясь, говорил Барт, ей все же удалось здорово испортить его. Он всегда умудрялся победить ее недовольство и лестью добиться от нее желаемого.

Кроме того, мое представление основывалось и на том значении, которое я вкладывала в слово «бабушка». Моя бабушка страстно любила две вещи: занятия аэробикой и пиццу (несколько необычное сочетание, не правда ли?), цвет ее волос менялся от ярко-оранжевого до черного, как вороново крыло, в зависимости от настроения и надеваемого головного убора. Может быть, именно этот образ и служил основой моего представления о графине Морандини. Даже инцидент с ее слугой никак не повлиял на мое представление о ней — хрупкая старая женщина с седыми волосами, затянутая в темный бумбазин и во вдовьей вуали. Мне почему-то казалось, что она сидит в одиночестве в своей комнате, сгорбленная под бременем лет и горестей, и в полной тишине роняет слезы на свои сухонькие морщинистые руки.

Я медленно ехала по разбитой дороге в обратном направлении, и во мне начало зреть чувство, которое мой отец с нескрываемым сарказмом обозначал как «Священная миссия этой недели Святой Кэтлин». Он посмеивался надо мной, а сам снабжал деньгами жалких пропойц и нищих попрошаек, принимая у себя бездомных существ: и людей, и животных, если вдруг ему казалось, что они голодны или больны... Конечно, папа, мне понятна твоя ирония, но сейчас я не могла оставить эту старую леди, пока самолично не удостоверюсь в том, что с ней все в порядке.