Опальный принц - Мигель Делибес

— Надо же! И Вито тоже?

Кико снова кивнул, покусывая нижнюю губу. Вмешалась Доми:

— Он тебя одной болтовней на тот свет отправит.

Кристина захныкала и забарахталась в руках Доми, пытаясь слезть на пол. Старуха встала, ворча: «Чертова девчонка, какого шута теперь ей надо?» Кико опять повернулся к Доми:

— Доми, а мы видели черта.

— Да неужели?

— Ага, в отоплении, правда, Вито?

Радио сказало: «Хулио Аргосу, который едет в Африку, от друзей из его ватаги. Слушайте песню «Птица чогуи».

Витора взяла транзистор и прибавила звук.

— Как услышу эту песню, так обмираю, — пояснила она. — А уж Фемио…

Доми открыла рот, чтобы ответить, но тут Кико просунул между ними свою беленькую головку и сказал:

— Да, Доми, черт был весь черный, с крыльями и рогами и…

Доми вспылила:

— Убирайся немедленно, не то я сейчас…

Открылась дверь, вошел халат в красных и зеленых цветах, и Доми улыбнулась, погладила мальчика по головке, поскольку рука и так была уже поднята, и сказала:

— Уж этот Кико, чего только не придумает. Теперь говорит, что видел черта. Нет, золотце, нет, черт сидит в аду и не трогает таких хороших деток, как ты.

Час дня

Комната стояла чистая, прибранная, пол блестел, как будто по нему никогда не ходили. Стеллаж с книгами разделял комнату пополам, возле окна стоял длинный стол, над которым висела лампа с абажуром — ангел-хранитель; здесь дети, вернувшись из школы, делали уроки. В глубине по углам находились кровати Пабло и Маркоса под кретоновыми покрывалами, между ними — широкая кроватка Кико с высокими бортами из палочек, точно тюрьма. Войдя в комнату, Мама предупредила:

— Захочешь в уборную — скажи.

Кико расставил ноги и посмотрел на свои штанишки, затем, словно осмотра было мало, провел по ним сперва левой, потом правой рукой и заключил:

— Потрогай — даже ни мокринки.

Доми задержалась на кухне, и тогда Хуан предложил:

— Хочешь, устроим радугу?

— Ага, давай, — ответил Кико.

Хуан прикрыл шторы, взял Кико за руку, они осторожно подошли к маленькой кроватке, и оба одновременно подняли головы к третьей полке. Луч света падал на корешки книг, которые вспыхивали разноцветными искрами, и Кико сказал:

— Красиво. Да, Хуан?

Хуан наклонял голову то к одному, то к другому плечу.

— Когда светит солнце, тогда еще красивее, — сказал он.

Вдруг Кико встрепенулся.

— Пусть ангел-хранитель полетает, а, Хуан? — попросил он.

— Погоди, — отозвался Хуан.

Кико улыбался, предвкушая новое развлечение, а тем временем Хуан взобрался на стул, оттянул абажур в сторону, насколько хватило руки, и разом отпустил. Абажур закачался, как маятник, описывая широкую дугу. Хуан спрыгнул со стула и присоединился к брату, а Кико с улыбкой посмотрел на него и снова на лампу и сказал:

— Какой красивый ангел, да, Хуан?

Хуан прищурился, чтобы подстегнуть воображение.

— Ух ты, — воскликнул он вдруг, — смотри получше, это же не ангел, это черт!

Кико прижался к нему.

— Нет, это не черт, Хуан, — просительно сказал он.

— Черт, — подтвердил Хуан. — Гляди, у него есть рога и крылья, и он несется как ветер.

Кико ухватил его за джемпер:

— Нет, не черт, правда, Хуан?

Хуан состроил страшную гримасу, чтобы подчеркнуть свои слова.

— Гляди получше, видишь, как он злится?

Кико прижался к нему еще теснее.

— Открой окно, Хуан, — попросил он дрожащим голосом. — Это черт. И ведьма тоже здесь. Так Доми сказала.

Но Хуан и не думал раздергивать шторы, наоборот, продолжал:

— Черт летит за тобой, он схватит тебя за волосы и унесет в ад, вон смотри на него, смотри!

Кико дрожал. Обхватив брата обеими руками, он простонал:

— Открой, Хуан, открой!

— А вот и ведьма, гляди! — пронзительно вскрикнул Хуан, показывая на тень от абажура, качавшуюся на стене.

Кико в ужасе затопал ногами и разразился рыданиями.

— Открой, открой, Хуан! — вопил он.

Вошла Доми, ведя девочку за руку.

— Чего это вы задернули окна для ваших дурацких игр? — вопросила она.

Кико бросился к ней:

— Тут черт и ведьма, Доми. И черт хотел схватить меня за волосы и унести в ад.

Свободной рукой Доми отдернула шторы.

— Не лезь ко мне опять со своими глупостями, — предупредила она. — Очень много чепухи болтаешь.

Хуан присел у нижней, закрытой полки, толкнул в сторону раздвижную дверцу, и его задумчивый взгляд утонул в разноцветном и бесформенном нагромождении игрушек. Сначала он вытащил яркий мяч и, не вставая, несколько раз ударил его об пол. Потом взял коробку с красками, с надтреснутой крышкой, и переложил на другое место. В глубине стоял форт с поломанной оградой, и Хуан подумал секунду, глядя на него, потом повернулся к Кико.

— Индейцев нет, Кико? — спросил он.

— Нету.

Кико медленно подходил к брату и, оказавшись возле него, пнул ногой яркий мяч.

— Гол! — крикнул он.

Хуан вскочил на ноги.

— Давай! Я Ди Стефано.

Хуан пинал мяч то одной, то другой ногой, и Кико неловко и безрезультатно пытался преградить ему дорогу. Он трусил за мячом безо всякой надежды на успех и иногда еле-еле успевал коснуться его ногой. Играя, они наталкивались на стулья, запутывались в красном трехколесном велосипеде, визжали. Доми поднесла девочку к окну и говорила ей: «Ну-ка посмотри, вон бегут машины. Ой, сколько машин!» И Крис отвечала, причмокивая пухлыми, всегда влажными губками: «А-та-та».

Возмущенный крик застиг их врасплох, и они замерли по стойке «смирно», ожидая, когда дверь распахнется настежь. Мама была уже не в халате в красных и зеленых цветах, а в шерстяной кофточке в белую и синюю полоску и серой юбке, в кожаных домашних туфлях без пятки; длинные и тонкие пальцы держали сигарету, от которой тянулась струйка голубоватого дыма. Но голос был все тот же.

— Я повторяла вам двадцать раз, что дома в мяч не играют.

Отчитав мальчиков, она повернулась к Доми:

— А вы здесь для чего?

— Но, сеньора, — сказала Доми, — вы думаете, они меня слушаются?

Мама наклонилась и сказала решительно и твердо:

— Чтобы больше этого не было, ясно? В следующий раз — останетесь без карманных денег.

Минут пять Кико бродил по углам, не зная, чем заняться. Хуан взял с полки книжку большого формата, на обложке которой стояло: «Покорение Дальнего Запада». Усевшись на стул, Хуан открыл книжку, его черные глаза впились в первый рисунок и, словно тонизирующее питье, проглотили первую подпись: «Лет сто тридцать тому назад слова «Дальний Запад» были окружены для белых людей ореолом тайны…»

Кико вскарабкался на красный трехколесный велосипед, проскрипел «тррын-тррын-тррын», ловко вертя педали в обратном направлении, дал задний ход и затем пулей вылетел в коридор. Перед дверью, ведущей на кухню, он перевернул руль и так, с рулем задом наперед, запедалил в комнату. Там он вытащил из шкафа форт с поломанной оградой, отыскал шнурок, привязал форт к сиденью, уселся на велосипед и бодро покатил по коридору. Форт подпрыгивал и стучал «так-так-так, та-а-а-к», переднее колесо, вращаясь на несмазанной оси, скрипело «гуи-гуиии-гуи», и Кико сказал про себя: «Красивая музыка». Он то и дело поворачивал улыбающееся, довольное личико, чтобы полюбоваться, как прыгает и громыхает привязанный форт, и наконец громко завопил:

— Хуан, грузовик с прицепом!

Вдруг в прихожей, за занавеской, он заметил пылесос, слез с велосипеда, взял резиновую трубу и снова забрался на сиденье. Вернувшись в комнату, он отвязал форт и сказал себе: «А теперь надо залить бензин», снова сел на велосипед и с трубой в руках въехал в розовую ванную. Там он слез, попытался вставить кран в трубу, но это ему не удалось, и тогда он открыл кран и прижал к отверстию конец трубы. Часть струи разлеталась веером, обрызгивая красный свитер, лицо и волосы, но Кико ничего не замечал: его глаза были прикованы к другому концу трубы, откуда лилась тоненькая струйка, падая на заднюю часть велосипеда.

— Бензоколонка, — упоенно сказал себе Кико.

Он еще трижды крутанул кран, отвернув его до отказа, но брызги воды, сильнее ударяя по лицу, заставили его зажмуриться, и он смеялся от их щекотки. Вдруг откуда ни возьмись в дверях появилось сердитое лицо Доми.

— Что-то ты притих. Интересно, чем это ты здесь занимаешься?

Кико поскорее завернул кран.

— Я только заправляю грузовик, Доми, — виновато сказал он.

Доми схватилась за голову.

— Ох, господи! Ну, пускай на тебя полюбуется твоя мама. Уж она тебя подзаправит, не волнуйся. — Доми повернула голову и закричала: — Сеньора!

Кико, стоя посреди лужи, похлопывал ладошки одна о другую, словно отряхивал от воды; из-под мокрой челочки, прилипшей ко лбу, глаза его с непередаваемой печалью глядели в коридор, ожидая появления Мамы. Он услышал, как открылась кухонная дверь, затем раздались торопливые шаги и голос Доми, говоривший все с большим пылом: