Хорошие и плохие (сборник) - Маша Лукашкина

Потом Наташка предложила Дуню мне. А я сказала об этом нашей маме.

А наша мама позвонила Наташкиной и спросила, сколько стоит собака, и чем её кормить, и какие прививки ей делать, и надо ли её купать. А в конце спросила, как собаку зовут. И Наташкина мама ответила, что Дуней. А потом добавила, что мы можем поменять это имя на какое угодно. Хоть на Жаклин.

Но мама ответила, что менять имя собаке мы не будем. Так Дуня и осталась Дуней.

Если бы ваша такса, отдыхая на даче, съела мышь, и не просто мышь, а белую мышь соседей, кто был бы виноват?.. Вы, потому что не углядели за таксой? Соседи, потому что забор вокруг своего дома не поставили? Или такса?

В нашем дачном посёлке решили, что виновата такса. Наша такса Дуня и виновата. А почему они так решили, я вам сейчас объясню.

Конечно, наша мама, узнав о съеденной мыши, сказала, что виноваты мы, и пошла к соседям извиняться. А соседи ответили, что они сами виноваты, раз забор вокруг дома не поставили.

И никто бы в посёлке ни о чём не узнал, если бы не Валерка со сто восемнадцатого участка. Он у нашей калитки стоял и всё слышал. А на следующий день, когда я с Дуней мимо футбольного поля шла, Валерка крикнул мне:

– У-тю-тю! Ваша Дуня мышь белую съела!

И это услышали все. И Димка тоже. А Димке я давно нравлюсь. И вообще, Димка такой, он, чуть что, сразу разбираться идёт. И почему-то эти разборки часто оканчиваются дракой. А как, вы думаете, поступила Дуня, увидев, что Димка с Валеркой сцепились и катаются по траве? С моей точки зрения, Дуня повела себя очень правильно, потому что улучила момент и цапнула Валерку за ногу.

Но тут ни у кого даже вопроса не возникло, кто виноват, что у Валерки царапина. Дуня и виновата. И назавтра у колодца маме сказали, будто наша Дуня детей кусает. Мама, как услышала, пошла к Валеркиной бабушке извиняться. И сказала, что Дуня с участка будет выходить только с ней или с папой. А с нами не будет.

А на следующий день, когда мы с Женей ушли на речку, Дуня устроила побег. Подкопала забор и… догнала нас.

Вечером папа обнаружил этот подкоп и сказал, что Дуню надо посадить на цепь. Временно. В наказание за то, что убежала. И Дуню посадили на цепь.

Ну не могла же я Дуне объяснить, что это ненадолго. И Дуня начала скулить и жаловаться. И скулила она всё громче и громче. А потом и выть стала. Так, что услышали все. И тут все сказали, что Дуня – ужасная собака. Что она и мышь белую съела, и детей кусает, и под заборами роет, и воет, как волк.

И тогда мама увезла Дуню в Москву, сказав, что никакой Дуня не волк, а обыкновенная такса. А ещё мама сказала, что никому она объяснить этого не может, потому что у Дуни ужасная репутация! И что отчасти в этом виновата сама Дуня.

Потом и осень настала… А зимой мы с папой по очереди большой снежный ком катали. Ком становился всё больше и больше, пока даже вдвоём у нас не получилось сдвинуть его с места. И этот ком стоял у нас во дворе всю зиму, а весной начал таять. А к лету от него и следа не осталось.

Так и с прошлогодней историей вышло. Когда мы приехали на дачу, у соседей была уже не белая мышь, а большой чёрный кот, по прозвищу Флинт. И когда Дуня погналась за ним, он даже на дерево забираться не стал, а зашипел, выгнул спину и дал ей по морде, то есть по носу. И соседи пришли к нам, чтобы извиниться. И принесли сосиску для Дуни, чтобы Дуня не расстраивалась. А когда мы с Димкой идём по полю и Димка несёт Дуню на руках, потому что у Дуни короткие лапы и она устала, весь дачный посёлок смеётся и называет Дуню «артисткой». И только мои родители, когда возле деревни Дуня начинает косить глазом в сторону кур, говорят ей:

– Рядом! Помни о репутации! – и берут Дуню на поводок.

Моя мама математик. И этим всё сказано, как говорит мой папа.

Однажды я попросила маму сварить мне яйцо всмятку. Сначала мама яйцо сварила, потом холодной водой его окатила, потом взяла в руку, чтобы на специальную подставочку поставить… А потом маме позвонили с работы – и она долго по квартире ходила, думала о своей математике.

В общем, мы это яйцо так и не нашли. Хотя везде искали, даже на балконе.

Когда папа предлагает маме пройтись по парку, мама отвечает:

– Сейчас, вот только работу закончу.

Папа ждёт и ждёт, когда мамина работа закончится, а она не кончается.

А ещё у мамы нервы. Особенно если маме мешать, когда она выводит на компьютере свои формулы.

– Закройте дверь! – кричит мама. – У меня мысль!

Но сердится она недолго. Мама понимает: как мы можем ей не мешать? И не спрашивать, где наши носки, и не просить её сварить нам какао. Ведь она дома работает, потому что её зарплата в институте чуть больше, чем стоит целый месяц до него ездить. Но из института мама всё равно не уходит.

– Надо же кому-то продолжать заниматься наукой, – говорит о маме бабушка.

В Америке любят запускать воздушного змея. Дождутся ветра, выйдут в поле и… запустят змея.

Это помогает забыть о неприятностях и создаёт хорошее настроение. Так американцы сказали маме летом, во время научной конференции. Американцы и подарили маме воздушного змея, и не одного, а целых пять! Сказав, что мама может отдать их кому захочет.

Когда конференция закончилась, мама со змеями поехала на дачу. Но привезла она только одного змея, потому что остальных она по дороге раздала. И я не могу сказать, что это сильно нас с Женечкой обрадовало.

Нет, с первым змеем мама решила правильно, потому что отдала она его Маугли, которую встретила на улице, а Маугли – хорошая девчонка. Мы знаем её сто лет. Когда-то в детстве мы с мамой ходили в парк, и мама читала нам на скамейке книжку. И Маугли вставала у мамы за спиной, слушала и очень весело, когда нужно, смеялась. Маугли, в отличие от нас, всегда гуляла одна. Может быть, оттого она и научилась так здорово лазать по деревьям.

Второго змея мама отдала какому-то мальчику на вокзале. Он играл на скрипке, поставив перед собой большую старую шляпу.

– Зачем?! – закричали мы с Женей, когда об этом узнали. – Зачем было отдавать ему змея? И вообще… Может, он зарабатывал на сигареты или на пиво… Ну положила бы ему в шляпу десять рублей… А ты!

– Не знаю, – ответила мама. – Он хорошо играл.

Третьего змея она отдала женщине, сидевшей напротив в электричке. За два часа дороги она рассказала маме о том, что муж сильно пьёт, а иногда и бьёт её и что зимой он попал в больницу, потому что его, пьяного, едва не задавила насмерть машина. А ещё женщина сказала, что единственная отрада у неё в жизни – это двенадцатилетний сын, он очень ей помогает.

– Поймите… – вздохнула мама. – Мне так хотелось порадовать эту несчастную женщину и её мальчика!

– А почему она терпит такого мужа? – спросила Женя. – Почему не разведётся?

– Не нам судить, – сказала мама.

– А четвёртого змея ты кому отдала? – спросила я.

– Валерке.

– Кому?!! – в один голос закричали мы с Женей.

– Валерке, – повторила мама. – Со стовосемнадцатого участка. Мы ехали из Зарайска в одном автобусе. Он сумку помогал мне нести.

Отдать змея Валерке?! Тому самому, который…

– Валерка просто… – сообщила Женя маме.

– Что?! – задохнулась мама. – Откуда ты слова такие знаешь?! У тебя интеллигентная бабушка!

– Мама, насчёт Валерки ты здо́рово заблуждаешься, – объяснила я. – Неужели ты не могла отдать змея другому мальчишке? Любому. Нашему…

– Ох!.. – вздохнула мама. – Наш не наш… Ну сколько раз я вам говорила: нельзя делить людей на наших и не наших!

– А хоть что на том змее нарисовано было? – спросила я, глядя на маму с тоской.

– Черепашка-ниндзя, – ответила мама. – Страшненькая такая, с банданой на голове. А вам я другого змея оставила, с солнышком.

Вот этого маме говорить было не нужно. Зря она в этом призналась. Уж лучше бы промолчала.

– А ты не подумала о том, что у тебя две дочери? – выпалила я. – И что каждой надо было привезти по змею…

– Хватит! – закричала мама. Заплакала и выбежала на крыльцо.

Мы с Женей еле её догнали.

– Мама, мамочка! – наперебой заговорили мы. – Давай… запустим… воздушного змея!

У Шарика не одно, а сразу три имени. Потому что наше дачное товарищество, как и некоторые государства на карте, поделено на несколько частей. И эти части называются:

ПОЛЕ, ЛИПОВАЯ АЛЛЕЯ и ЗА РУЧЬЁМ.

Мы живём в «Поле», и Шарика у нас называют Шариком. А на «Липовой аллее» его кличут Дружком, а «За ручьём» – и вовсе Малышом.

Но на все эти имена Шарик откликается, даже на Малыша, хотя Шарик совсем не маленькая собака. «Малыш так Малыш», – думает, наверное, Шарик. И принимает угощение. Деликатно и осторожно, чтобы не прихватить ничью руку.

Шарик, конечно, не единственный беспризорный пёс в посёлке, но других здесь по имени не называют. Собака и собака. А вот Шарика…