Синдром маркизы Помпадур - Татьяна Кирилюк

Сесиль ударила кулачком по подушке и воскликнула:

– Генри, я тебя не узнаю! Где мой добрый и все понимающий Генри? При чем здесь ребенок?

– А разве не о нем пойдет речь? – окончательно рассердился Доферти и заключил: – Алиса всего один день в нашем доме, а ты уже и видеть меня не желаешь! Мои ласки тебя раздражают!

– Глупости. С чего ты взял? – растерялась Сесиль.

Генрих хорошо изучил жену, а потому пошел в наступление.

– Я не виноват, что люблю все красивое, – начал он свой монолог. – Я всю жизнь окружал себя только красивыми дорогими вещами. В нашем доме красивые даже горничные, кухарки, водители и садовники, ты же поселила в мой мир совершенства такое уродство, что меня в дрожь бросает и волосы дыбом. А теперь ты еще разрушаешь гармонию нашей любви. Ты требуешь от меня невозможного, но я, превозмогая себя, стараюсь тебя ублажить. Ради тебя я сегодня общался с Алисой, даже шутил. Ради тебя я смирился и готов не замечать ее безобразную внешность, а где благодарность? Весь день ты придиралась и дулась. За обедом одергивала меня после каждого слова, весь вечер я находился под твоим неусыпным вниманием и, конечно же, все делал не так. А когда я отказался пойти с тобой в детскую, ты расплакалась и убежала. А я не пошел потому, что знал: ты заставишь меня целовать перед сном ребенка, как это делают любящие отцы. Но я не люблю Алису! И никогда ее не полюблю!

Сесиль слушала мужа и каменела. В конце речи она уронила голову на подушку и разрыдалась.

– Зачем же ты позволил ее забрать из монастыря? – всхлипывая и подвывая, спросила она.

Генрих смягчился. Он присел на кровать и, погладив жену по золотистым кудряшкам, нежно сказал:

– Дорогая, все не так ужасно, как ты представляешь. Зато я безмерно люблю тебя, а потому не хотел огорчать свою крошку и согласился, но теперь понимаю, что переоценил свои силы. И дело как раз не в Алисе, дело в тебе. Я хотел ребенка, но даже представить не мог, что буду вынужден так ему угождать, а главное, что это будет так сложно. Если верить твоей реакции, то любое мое слово может испортить Алисе всю жизнь. Ты так увлеклась этой девочкой, что я почувствовал себя брошенным и нелюбимым. Ты весь день меня только ругала, щипала и всем видом показывала, как я тебя раздражаю. У меня все внутри обрывается, когда ты сердишься на меня. Это невыносимо. И хуже всего то, что я понял: теперь так будет всегда.

– Какой ужас! – еще горше разрыдалась Сесиль, обвивая шею мужа руками. – Прости меня, мой сладенький, мой родной, мой любимый! Я глупая! Даже не понимала, что делаю тебе больно, а ты терпел и молчал! О-о-о, какая я сегодня плохая, – поливая Генри слезами, простонала она. – Я сердилась лишь потому, что ты плохо скрывал неприязнь к малышке. У тебя на лице отражалась брезгливость. Милый, я теперь все поняла, я хочу это исправить.

Доферти насторожился. «Кажется, я пережал», – подумал он и спросил:

– Каким образом ты собираешься это исправить?

– Завтра же мы с Алисой переедем в дом для гостей, – с гордостью сообщила Сесиль. – Ты будешь видеть ребенка только по праздникам. Все равно ты весь день на работе, а ночью я уложу спать Алису и прибегу в нашу спальню к тебе под бочок.

Генрих задумался, прокрутил в голове перспективы подобной жизни. Они ему не понравились.

– Если я редко бываю дома днем, зачем вам из него переезжать? – задал он логичный вопрос и решительно постановил: – Никаких переездов. Обещаю скрывать негатив к Алисе. Более того, если ты не будешь меня заставлять целовать ребенка, возможно, негатив и пройдет. В остальном я буду хорошим отцом. Игрушки, развлекательные прогулки и праздники гарантирую. Ради тебя я готов на все.

Сесиль обняла мужа и нежно произнесла:

– Милый, ты такой замечательный у меня. Обожаю тебя. Иди ко мне. Быстро. Прямо сейчас.

Засыпая, Генрих отметил, что после их неприятного разговора секс заиграл новыми красками.

«Такой страстной Сесиль еще никогда не была, – подумал он и удовлетворенно решил: – Если на нее так Алиса влияет, то пусть у нас и живет этот урод».

Глава 6

Противостояние

Вмешательство мадам Помпадур в политику Франции сильно подорвало благополучие страны. Ее деятельность стала причиной начала Великой французской революции.

Тураева, покачав головой, задумчиво произнесла:

– Ошибаетесь. Это было убийство.

Она впилась в пациентку напряженным взглядом, но Светлана вновь ее поразила. Она не выдала той реакции, которую ожидала Тураева: ни удивления, ни ахов и охов, ни одного вопроса. Спокойная Светлана сидела с непроницаемым видом, смотрела в глаза психоаналитика и молчала. Она явно ждала продолжения.

Альбина не могла повернуть в другое русло беседу, не могла тоже просто сидеть и молчать, но и развивать тему убийства без просьбы пациентки она не могла. Это было бы непрофессионально, поскольку под подозрение попадают все, в том числе и сама пациентка. Таким образом, сеанс психоанализа превращается в примитивный допрос, что против всех правил.

Тураева отчетливо осознавала, что Светлана незримо ведет с ней войну и в каждом бою побеждает. Вот и этот бой проиграла Альбина. От Светланы повеяло победителем. Больше всего удивляло, каким образом опытный психоаналитик и психотерапевт ввязался в эту войну? Как удалось этой действительно необычной женщине втянуть Альбину в игру, в которой она оказалась Ребенком, а пациентка Родителем?

«Она подпольно меня поучает, она здесь руководит, а я, как школьница, подчиняюсь, – мысленно констатировала Тураева. – Она обманывает меня, водит за нос, но в одном эта дама не солгала: она действительно понятия не имеет, как ведут себя рядовые женщины. Ее реакции, мимика, жесты – не плод артистизма, они органичны. Светлана не вскрикнула, не ахнула, не забросала меня вопросами, как обычная женщина, при известии, что ее мужа убили. Она застыла и приготовилась слушать, при этом непонятно, что в ее голове. А уж я любую женщину вижу насквозь. И она не играет. Я уверена, что Светлана естественна и открыта во всем, даже в хитрости, даже в обмане. Интересно, в каком мире она сформировалась как личность? Впрочем, как бы там ни было, она натуральна, открыта, я же сижу на троне психоанализа, пытаюсь быть сверху, а с ней так нельзя. Поэтому и проигрываю: искренность всегда побеждает, обман – пораженец».

На какой-то момент Тураева растерялась. Не так уж и очевидно, кто здесь кому объявляет войну. Приходилось признать, что сам психоанализ в какой-то мере насилие. Психотерапевт – это психолог плюс психиатр. Мало того, что любой пациент автоматом попадает в мини-психушку, так в его душе беспардонно еще и копается незнакомый ему человек. Пациент открывает душу, пускает в самое сокровенное постороннего человека лишь на том основании, что тот получил два диплома и массу сертификатов. Но дипломы и сертификаты не дают информации о человеческих качествах специалиста. Это хирург может утром побить жену, а в обед уже спасать смертельно больного блестяще выполненной операцией. Психоанализ – это неизбежное общение личности с личностью. И как происходит это общение? Психоаналитик без всяких гарантий успеха высокомерно копается в душах людей, которые, вполне возможно, в обычной жизни и руки ему не подали бы. А вдруг он подлец, убийца и вор?

«Разве мало среди психотерапевтов манипуляторов и мошенников? – задалась вопросом Альбина. – Разве все мы честны? Пользуясь своими знаниями и властью, мы влюбляем в себя пациентов, «подсаживаем» их на себя, а потом без зазрения совести тянем с них немалые деньги. Не секрет, что многие психотерапевты превращаются в мошенников на доверии. Нет над нами контроля, в таком случае почему бы и не смошенничать? Почему бы не растрясти кошельки богатых людей? Почему бы не превратить их в «наркоманов», которые за дозу общения с манипулятором от науки готовы отдать и последние деньги? Да, я не такая, я честная, но разве это написано у меня на лбу? Умная и образованная Светлана наверняка в курсе, как умеют мошенничать психотерапевты, так кто здесь кому объявил войну? Почему я, маститый психоаналитик, удивляюсь, что свободолюбивая женщина сопротивляется допросу и кабале, в которую я ее загоняю?» – прозрела Тураева.

Однако длительную паузу прервала не она, а Светлана.

– Похоже, мое время вышло, – сказала она, поднимаясь с дивана. – Благодарю за сеанс молчания. Мне понравилось. Многое для себя поняла. Спасибо. До встречи.

С этими словами она стремительно покинула кабинет.

«Что она поняла?» – очнулась от размышлений Альбина и, нажав на кнопку интеркома, отдала распоряжение секретарше:

– Зиночка, за этот сеанс с пациента денег не брать.

Та ответила:

– Пациентка уже заплатила.