Синдром маркизы Помпадур - Татьяна Кирилюк

Отец ответил растерянно:

– Нет, я зову ее уточкой. Доченька, успокойся, – быстро пришел он в себя, – я как любил тебя, так и буду любить. Если честно, разговора боялся, но такой реакции не ожидал.

Светлана вскочила и с криком:

– Ты ждал, что я похвалю тебя за предательство? – выбежала в прихожую.

Пока она нервно надевала кроссовки, отец ее останавливал и уговаривал не горячиться. Дочь это только бесило. Она оттолкнула его и выбежала из квартиры. Она думала, что отец догонит ее, скажет, что пошутил, что на самом деле Светлана его единственная и любимая. Этого не произошло. Отец ее не догнал и даже не позвонил, не попросил вернуться домой.

Глава 2

Обманутые надежды

Жанна-Антуанетта, дочь бедных буржуа, вышла замуж за богатого мужчину лишь для того, чтобы приблизиться к кругу короля.

Ноябрьский ветер полосовал ледяными струями ливня облупившиеся стены мрачного здания, прозванного в народе домом малютки. Старый уличный фонарь с жалобным скрипом выхватывал из черной бездны хрупкий силуэт девушки. В отчаянии она металась у подъезда и яростно молотила кулачками в закрытые двери.

– Откройте! Откройте! Умоляю вас! – рыдая, кричала она.

Дверь открылась. На пороге выросла женщина с заспанным сердитым лицом. Она с головы до ног смерила незнакомку неприветливым взглядом и, задержавшись на ветхом плащике и стоптанных туфельках, ворчливо спросила:

– Чё надо?

– Дочку, дочку хочу забрать! – умоляюще воскликнула девушка.

– А другого времени не нашла? Утром приходи, – отрезала женщина, собираясь уйти.

Девушка неистово вцепилась в затертую ручку двери и с надрывом закричала:

– Миленькая, помоги! Утром поздно будет! Утром ее отправят, я же, дура, бумаги уже подписала!

– Тем более. Раз дура, раз подписала, так нечего здесь и вопить. Раньше надо было думать, – возмущенно отчеканила женщина и грубо оттолкнула несчастную, решительно закрыв дверь приюта.

Девушка отлетела, упала и по ступенькам скатилась на мокрый асфальт. Визг тормозов вынырнувшего из темноты «жигуленка» заглушил и раскаты грома, и предсмертный стон девушки. Ранним утром ее холодное безжизненное тело нашли у порога дома малютки.

Дочку, которую несчастная хотела забрать, отправили к новым родителям.

Спустя три года в Америке.

В дверях холла показалась радостная Сесиль.

– Ге-енри, а вот и я! – воскликнула она и, раскинув руки, закружила по комнате, грациозно огибая кадки с пальмами и ритмично постукивая каблучками по мраморному полу.

Муж с молчаливым удовольствием смотрел на вальсирующую жену.

– Как я выгляжу, Генри? Ты не разлюбил меня? Ты счастлив? – сыпала она вопросами.

Не получив ответов, Сесиль упала в объятия мужа и рассмеялась:

– Вижу, что разлюбил!

– Дорогая, какие глупости ты говоришь, – с нежным укором сказал Генри, не отводя от жены влюбленного взгляда. – Я счастлив и обожаю тебя, но мы уже рискуем опоздать.

Сесиль капризно наморщила носик.

– Ты не оценил, как я выгляжу, – проказливо топнула ножкой она.

– Выглядишь, как всегда, потрясающе.

– Чем же ты недоволен?

Генри помялся, но все же удовлетворил любопытство жены:

– Не обижайся, дорогая, но мы направляемся в монастырь ордена кармелиток, а не в ресторан. Боюсь, сестра Мария сочтет твой наряд легкомысленным.

– И чем это нам грозит? – с иронией осведомилась Сесиль.

– Это заставит ее усомниться, можно ли такой несерьезной особе доверить ребенка, – рассудительно ответил Генри.

Сесиль нахмурилась:

– Милый, ты прав, я сглупила. Но ты же не осуждаешь меня?

– Ни в коем случае, – заверил он.

– Я всего лишь хотела, чтобы наш будущий ребенок увидел свою мамочку нарядной и красивой, – продолжала оправдываться Сесиль.

– Дорогая, понимаю, но советую тебе поспешить переодеться, пока мы не опоздали. Думаю, в английском костюме ты будешь выглядеть очаровательной даже для кармелиток.

Шестидесятилетний Генрих Доферти был очень богат, но двадцатилетняя красавица Сесиль вышла за него замуж вовсе не по расчету. Сесиль любила мужа со всем пылом своей юной души. Огромная разница в возрасте не мешала их счастью, а вот отсутствие детей огорчало Сесиль. Она была из бедной многодетной семьи, привыкла к щебету младших сестер и братьев. Тишина пугала и удручала Сесиль. Она мечтала наполнить их большой и просторный дом весельем и детским смехом.

Генрих Доферти в свои шестьдесят был еще крепким мужчиной, но рассчитывать на потомство, увы, он не мог. Берта, первая жена, родила Доферти сына. Мальчик трагически погиб, когда ему было семнадцать. Берта не пережила смерти сына. Она слегла и, несмотря на усилия докторов, умерла.

Овдовев, Доферти ощутил болезненное одиночество. В браке с Бертой он жил увлекательной жизнью: бизнес, клубы, охота и прочие развлечения. Смерть Берты осиротила его: мигом пропал интерес к бизнесу, клубам, охоте… Мысли крутились вокруг одинокой старости и бесцельности существования. Генрих долго и безрезультатно лечился в дорогих клиниках от депрессии и мечтал лишь о смерти. Так продолжалось до тех пор, пока он не встретил Сесиль. Его сиделка не выдержала капризов Генри и отказалась от пациента. Доктор нашел жизнерадостную Сесиль, переманил ее у зловредной старухи, подумав: «Если эта девушка ладит с несносной ведьмой, то и Доферти она угодит».

Так Сесиль появилась в жизни Генри. Она быстро вернула Доферти к жизни. Более того, он влюбился в свою спасительницу, юную смешливую красавицу. Сесиль же любила и холила Генри, как мать своего ребенка. Вскоре они поженились.

Одиночество покинуло Генриха, а вот мысли об отсутствии наследника и бесцельности существования нет. Поэтому Сесиль не составило труда уговорить мужа взять на воспитание ребенка. Вот что привело их в монастырь кармелиток.

Супругов проводили в кабинет монахини, исполняющей обязанности опекуна вверенных монастырю сирот. Сестра Мария вопреки ожиданиям Сесиль оказалась вовсе не напыщенной ханжой, а милой улыбчивой женщиной. Однако встретила она чету Доферти не слишком приятными вопросами.

– Как давно вы приняли решение усыновить ребенка? – спросила она, рассматривая бумаги, дающие право на усыновление.

Генрих собрался ответить, но Сесиль опередила его.

– Как только решили, так сразу же и принялись оформлять документы, – защебетала она. – Видите ли, мы и года еще не женаты…

Монахиня удивленно подняла брови.

– И вам удалось получить разрешение?

– Это из-за возраста Генри. Комиссия пришла к выводу, что мой муж имеет право на исключение. Посудите сами: о каких испытательных сроках может идти речь, когда человеку шестьдесят лет.

– Шестьдесят лет! – ужаснулась сестра Мария. – Мистер Доферти, вы уверены в прочности вашего брака? И простите меня за бестактность, но я вынуждена задать и такой вопрос: вы не подумали о том, что усыновленный ребенок в любой момент может вновь стать сиротой?

Сесиль вспыхнула, но Генрих и бровью не повел.

– Вам ли не знать, что все в руках Господа? – с достоинством ответил он вопросом на вопрос.

– Это так, – сдержанно кивнула монахиня.

– К несчастью, бывает, что и родители переживают своих детей, – уверенно продолжил Доферти. – Я бодр и здоров. Комиссия это учла. К тому же я богат. Мой будущий ребенок единственный наследник. Думаю, комиссия учла и это. Моя супруга из очень уважаемой семьи, в которой культ детей. Она восьмой ребенок. Наверняка комиссия учла и это, – с любезным поклоном заключил он.

Сестра Мария улыбнулась.

– Мне приятно об этом знать, но, простите, теперь я обязана задать вопрос миссис Доферти, – уже мягче произнесла она. – Миссис Доферти, вы молоды и, согласно документам, способны иметь своих детей. Как это отразится на усыновленном ребенке?

Сесиль растерялась и беспомощно посмотрела на мужа.

– Там же написано, что Генри не может иметь детей, – едва слышно пролепетала она. – Откуда же возьмутся дети у меня?

«Она сама еще ребенок, – внутренне подосадовала сестра Мария. – Ах, эти члены комиссии. Они готовы войти в чье угодно положение, но только не в положение несчастных крошек. С тех пор как в опекунский совет и комиссию по усыновлению ввели простых обывателей, началось это безобразие. Когда решение принимали только профессионалы, к вопросу усыновления подходили гораздо строже. Во всяком случае, никто бы не доверил ребенка старику и девчонке. Он, видите ли, богат. Но разве деньги могут заменить малышке семью, любящих отца и мать?»

– Не сомневайтесь, я буду хорошей матерью, я даже пеленать умею! – словно услышав мысли сестры Марии, воскликнула Сесиль, чем тронула доброе сердце монахини.