УГОЛовник, или Собака в грустном углу - Александр Кириллов

Ей часто снится дом. Солнечный двор, её подружки, ей тепло и радостно от их лиц, знакомых голосов. И мама, смотрит на неё из окна, и знакомым жестом машет ей рукой.

Наталья Александровна оборачивается, вздрагивает, ищет её глазами.

– Бегу, – кричит она, заметив родное лицо мамы, и бежит…

Желтые дожди

Сивергин открыл изнутри дверцу кабинки, расстегнул плащ, пиджак, ворот сорочки – он взмок и задыхался.

– Кира, я с ума схожу, – кричал он в трубку, оттягивая прилипшую к телу сорочку, – звоню по три раза на день – тебя нет. Была больна? Плохо слышу. Лучше тебе? Ничего, я ничего, здоров. Еще месяц. Это если всё пойдет хорошо. Приезжай. Очень тоскливо. Красиво? Нет. Я говорю: то-скли-во. Красиво, наверное, было в Паланге. Как ты отдохнула? Минутку, девушка… Ну, я жду. Приедешь?

Кира всё отшучивалась, советовала не нервничать, не принимать так близко к сердцу: «командировка есть командировка» – и обещала приехать.

Вывалившись из жаркой кабинки, Сивергин с трудом задвинул на место неуклюжую дверцу слоноподобной кабины и подошел к окошку телефонистки.

– С вас сорок рублей.

Превозмогая внезапный приступ головокружения, он сунул в окошко деньги и прислонился лбом к дощатой стене.

– Гражданин, вам нехорошо?

– Что вы, хорошо… даже очень.

Пропитанный разогретым сургучом угарный воздух райпочты вызывал легкое удушье, но Сивергин улыбался.

– Жена приезжает.

– Поздравляю, – сочувственно кивнула ему телефонистка.

– Сосед, знаете, замучил. Каждый вечер напьется до потери сознания, а потом храпит всю ночь, не добудишься. И храпит как-то дико, по-звериному. Теперь надо просить, чтобы его переселили.

– Раз жена приедет – переселят, – убежденно сказала она.

В сенях почты он налетел в полутьме на компанию девочек, лет четырнадцати. В нос ударил резкий запах дешевых духов. Сивергин, обернувшись, строго посмотрел на них и покачал головой.

– Топай, дядя, топай, – услышал он у себя за спиной.

Дверь захлопнулась, вытолкнув его на улицу.

– Вертихвостки, – беззлобно обругал он их, щурясь от дневного света, в глазах по-прежнему ощущалось болезненное мерцание, и подумал: «А ведь надо же – когда-то ночами не спал, мучился, переживал… вот из-за таких нахалок. Нет, хорошо, что ему сейчас сорок один, а не четырнадцать, что он, слава богу, женат. Будь ему сейчас четырнадцать – он либо сошел бы с ума, либо утопился».

Сивергин судорожно втянул в себя отдающий ржавчиной сырой воздух и спустился с деревянного крылечка райпочты.

Последние дни он был действительно близок к помешательству. На заводе кричал, суетился, с трудом выбивая то, что в спокойной обстановке сделалось бы само собой без всякого нажима. А по ночам, разбуженный соседским храпом, в бешенстве вскакивал с постели и, накинув пальто, спускался в вестибюль. Там он сидел в кресле до утра с желтыми от бессонницы глазами.

«Нет, жена – это вещь», – решительно заявил он, шагая по желтой, размокшей до жидкого месива глинистой дороге. Водяной пылью сеялся дождь. Плащ и шляпа Сивергина быстро намокали, впитывая дождевую влагу.

«Эх, теперь бы солнышку пригреть… и можно было бы жить».

В гостинице он разыскал администратора.

– Да, поймите, вы, наконец, ко мне жена едет. Неужели вам это неясно? Ведь вы женщина, – вдруг вырвалось у него как самый убедительный довод.

Администраторша зарделась, что-то недовольно бурча себе под нос, но соседа обещала переселить.

На следующий день Сивергина вызвали на завод испытывать новую аппаратуру. Он надолго там застрял, так и не встретив жену. Хорошо, что гостинца в городе была одна, и Кира без труда нашла её.

II

Поздно вечером Сивергин, проклиная всё на свете, влетел к себе в номер. Кира уже спала. Он зажег на столе лампу под розовым абажуром. В номере было чисто убрано. Исчезли с батареи грязные носки, со стола засохшие краюхи хлеба, даже вода в графине была свежей, а не желтой как обычно. На тщательно вытертом столе в белых кружочках от горячих стаканов стояла ваза с цветами. В комнате было проветрено, легко дышалось. Разметавшиеся на подушке волосы, полуоткрытый рот, по-детски заломленная за спину рука – все было знакомо, все было родное, любимое. Кира выглядела помолодевшей. Это сразу бросилось в глаза.

Она похудела и даже загорела немного. От её лица шел тонкий свежий запах женьшеневого крема, баночка из-под которого стояла тут же на стуле.

– Ну, спи, спи, – вздохнул он в надежде, что она услышит и откроет глаза.

Пока пил чай, он нарочито громко помешивал в стакане ложечкой, двигал стул, шуршал чертежами. Кира не только не проснулась, даже не шелохнулась во сне. «Ну что ж, – строго сказал он себе, – ей нужно отдохнуть. Дорога сюда утомительная и с этим надо считаться».

Всю ночь Сивергин провел в напряженном ожидании, когда же Кира проснется. На рассвете его разморило и он, помимо воли, уснул. Утром, когда по привычке он соображал, приоткрыв глаза, который теперь час, его сознание просигнализировало ему, что со вчерашнего дня в его жизни что-то изменилось. Пока он осознавал – что, его взгляд обнаружил спящую в кровати напротив Киру.

Несколько минут – и он уже был на ногах. Одеваясь, Сивергин снова двигал стульями, хлопал дверцей шкафа, шумно плескался под краном – и уже совсем смирился, что так и уйдет на работу, не дождавшись, когда проснется жена.

– Андрей, можно тише, я так устала, – сквозь дремоту, не раскрывая глаз, вдруг пробормотала Кира.

Сивергин присел на кровать, но жена капризно заурчала и отвернулась к стене, подставив ему для поцелуя затылок.

– Кира, – шептал он, наклоняясь к ней и щекоча своим дыханием. – Кира, я так ждал, я не верю… Ты здесь, усталая моя, любимая, Кира, дай же мне тебя поцеловать…

Она недовольно ворочалась, не в силах стряхнуть с себя сон, потом выпростала из-под одеяла руки, пахнув ему в лицо женским теплом, взяла его за плечи. Он тут же полез целоваться, сжимая в объятиях её худенькое тело. Кира отвечала вяло, но была так свежа и податлива, что у него закружилась голова.

– Какой ужас, Кирюша, мне надо бежать!

– Так беги, – нежась в постели, шепнула она ему на ухо.

Сивергин с мольбой посмотрел на неё.

– Может, не ходить?

– Нельзя, – сочувственно погладила она и поцеловала в лоб. – Надоело тебе здесь?

– Дó смерти.

– Бедненький.

Кира приподнялась на локоть и глянула в окно.

– Вчера у нас тоже весь день шел дождь. И в Паланге погода не баловала.

– Кстати, как ты отдохнула?

– Хорошо, – довольно щурясь, ответила она. – На этот раз хорошо. Я даже не успела соскучиться. Ты же знаешь, как я не люблю дома отдыха.

– Почему? – простодушно спросил Сивергин.

– Что? Почему не люблю дома отдыха?

– Нет, не успела соскучиться.

– Компания подобралась подходящая, – будто на что-то намекая, улыбнулась она.

Сивергин видел, как в её темных блестящих глазах одинаково двигались два маленьких блондина со вздыбленной веером шевелюрой, и рассеянно слушал её.

– Там, в Паланге, – продолжала она рассказывать, – большинство отдыхают семьями. И ты знаешь, я была одна, и как-то взглянула на это со стороны. Тяжело было на них смотреть. Индивидуум – всё-таки осмысленней, правда? Вот даже собака… бежит одна – и в ней есть что-то симпатичное. А семья… какое-то круглое заколдованное слово. Есть в нем какая-то безысходность, ты не находишь?

– Ты, конечно, не имеешь нас в виду? – шутливо заметил он.

– А чем мы хуже других? – так же шутливо ответила она.

Кира, изогнувшись, блаженно потянулась. Дразнясь, она чмокнула Андрея в щёку. Он прижал её руку, потом другую – она изворачивалась, уклоняясь от поцелуев.

– Андрей, опоздаешь.

– Ну и пусть, – сдавленно выговорил он.

Она улыбалась, легонько отталкивая его.

– Уходи же, уходи, – просила она вялым голосом. – Тебе надо бежать.

– Я так рад, что ты приехала. Ждал тебя вечность, – шептал он, вдыхая острую приторность её ночного крема. – А хочешь, я никуда не пойду?

Она отрицательно покачала головой и, вытянув губки, чмокнула в воздух.

– Если бы не дозвонился, всё бросил бы и приехал домой.

– Ты представляешь, в последний день я заболела. Подскочила температура, слабость, головокружение. Я была вынуждена задержаться в доме отдыха еще на пять дней.

– Я здесь с ума схожу – не пойму, что происходит. Звоню домой, звоню маме – тебя нет.

– Если бы ты знал, как я измучилась. Конечно, мне было бы лучше съездить к маме, там бы я отдохнула и подлечилась.

– Я тебя здесь в два счета вылечу.

– Знаю я твоё лечение, – усмехнулась Кира. – Как подумаю, что скоро опять школа, дети, шум, гам – к горлу подкатывает… Ну, пусти.

Она решительно высвободилась из его рук, и пожаловалась: