Стихотворения - Лев Мей

И борьбу с невзгодой гордую.

6 декабря 1860 г.

ЗНАЕШЬ ЛИ, ЮЛЕНЬКА

(Юлии Ивановне Липининой)

Знаешь ли, Юленька, что мне недавно приснилося?..

Будто живется опять мне, как смолоду жилося;

Будто мне на сердце веет бывалыми веснами:

Просекой, дачкой, подснежником, хмурыми соснами,

Талыми зорьками, пеночкой, Невкой, березами,

Нашими детскими… нет! - уж не детскими грезами!

Нет!.. уже что-то тревожно в груди колотилося…

Знаешь ли, Юленька?.. глупо!.. А все же приснилося…

1860

ОБЛАКА

(из альбома)

Светло, цветно, легко, нарядно,

Дивяся собственной красе,

Любовно-близко и отрадно

По небу вы плывете все.

Взглянуть на вас - тоска и мука…

Вы рядом, жизнь вам весела…

Но вот, не менее светла,

Разоблачила вас наука

И вашу долю приняла:

Одни - вы плаваете низко,

Другие - ох, как высоко -

И то, что кажется так близко,

Быть может, очень далеко…

1860

БАРАШКИ

По Неве встают барашки;

Ялик ходит - ходенем…

Что вы, белые бедняжки,

Из чего вы и о чем?

Вас теперь насильно гонит

Ветер с запада… чужой…

Но он вам голов не склонит,

Как родимый, озерной.

Не согреет он вас летом,

Алой зорькой не блеснет,

Да и липовым то цветом

С моря вас не уберет.

Что ж вы, глупенькое стадо,

Испугалися-то зря?

Там и запада не надо,

Где восточная заря.

Где невзгода - уж не горе,

Где восстал от сна народ,

Где и озеро, что море,

Гонит вас: "Вперед, вперед! "

1860

ДЫМ

Ох, холодно!.. Жаль, градусника нету…

А у меня, с заутрени, мороз

На стекла набросал гирлянды белых роз,

И все - одна в одну - как есть, по трафарету.

И все - одна в одну - под небом голубым,

Все трубы в небеса струят посильный дым.

И засмотрелся я на них сегодня…

Трубы!

Все оглянул я вас и думал: "Люди грубы:

Твердят им мелочность и гордость свысока,

Что жизнь юдольная ничтожна и низка,

И вообще, внизу низка у жизни тропка.

О трубы!.. Не понять не зябшим, что есть топка,

Что на земле она, но что порой и дым

Летит, о господи, под небом голубым

И - может быть - горе рассказывает что-то.

Быть может… "

Вот и я, пиитом чердачка,

Столицу обозрел, конечно, свысока

И видел я: Нева, и крепость, и Исакий,

И академия, и мост через Неву,

И стрелка с биржею, и то, что видит всякий,

Побывший в Питере, во сне иль наяву…

Я "питерщик" вполне… На Питере съел зубы:

Затем и говорят со мною даже трубы,

И дымом говорят.

"Вот, - говорит одна,: -

Вы, сударь, видите, что я совсем бедна,

Что истопель принес мне дворник за послугу…

Да как же к празднику не угодить друг другу? "

"Ариша! - говорю я мысленно трубе: -

Жила бы ты себе у батюшки в избе,

Доила бы коров, купалась под Купало

И…"

Только из трубы дым по ветру умчало…

Но пристально за ним я по ветру смотрю:

Он обнялся с другим..

"Ариша! - говорю: -

Как раз туда! Для нас чернорабочих братий,

Там постлан целый ряд фланелевых кроватей:

Там есть и доктора, там есть и фельдшера:

Там, помнишь, родила Марфушина сестра?..

И померла…"

Бежит родоприимный дым,

Стеляся саваном под небом голубым…

А рядом - черный дым, как с чумного погоста,

Как с погребального потухшего костра,

Где зараженных жгли с полночи до утра,

Да, заживо здесь жгут, под шумный возглас тоста

Безумных юношей…

И вьется чумный дым,

Ехидною клубясь под небом голубым,

С собою унося весь пепел лицемерья

Перед природою, обмана чувств, безверья -

И радужных бумажек…

Вот валит

Дым тучей; где-то здесь - недалеко горит.

Кто погорел - бедняк или богатый?

Что вспыхнуло - лачуга иль палаты?..

Иль просто занялись сарай и сеновал?

Иль пламя охватить готово весь квартал?

Не знаю… Пусть горит: быть может, и сгорело

В пожаре темное и казусное дело…

Вот мерной сотней труб строений длинный ряд

Дымится, окаймив широкий плац-парад,

И за колонною подвижная колонна,

Волнуяся, идет на приступ небосклона,

И кажется в дыму сомкнулися штыки…

Вот жиденькой и седенькой кудрей

Завился дым в глазури голубой…

Одним-один дрожит, согбенный, над камином

Сановник отставной, томим чиновным сплином.

Давно ли, кажется, в приемной у него

Просители пороги обивали?

И целые часы почтительно зевали,

В надежде встретить взор орлиный самого?

Давно ли важен, горд и величав по месту,

Он мог рассчитыват на каждую невесту

И твердо сознавал, что каждой будет мил?

Но он себя берег и браком не спешил…

Да для чего ему и торопиться было,

Когда по нем у стольких сердце ныло,

Когда у Кларочки, иль Фанни, столько раз

Сверкали молнии из томных глаз!

Давно ли? - А теперь фортуна изменила,

И Кларочка свой взор с насмешкой отвратила…

Коварная судьба все разом отняла -

И вот, уж под судом за добрые дела,

Покинутый, больной, дрожит перед камином

Сановник отставной, томим чиновным сплином.

Перед камином же задумалась и ты…

Кругом тебя ковры, и бронза, и цветы,

И роскошью все дышит горделивой…

Так что ж ты вдаль глядишь с улыбкою ревнивой

На стиснутых губах? Зачем в глазах тоска?

Не образ ли соперницы счастливой

Ты видишь в трепетном мерцаньи камелька!

И вот летит струя лукавого дымка, -

И вот - разносит он на воле и просторе,

Сожженными в письме, любовь твою и горе…

И много говорят мне трубы… В клубах дыма

Я вижу образы живые… Много их,

И малых и больших, чредой воздушной, мимо

Промчались в небесах морозно-голубых.

Сказал бы я им в след… А впрочем, что скажу я?

Ужели, от трубы к иной трубе кочуя,

Я стану говорить, что дороги дрова;

Что вот последний грош за них сожгла вдова

Страдальца бедного…

Что далее, вот там,

Дымится фабрика, а здесь - науки храм

А тут - гостиный двор, театры, магазины;

А это - де не дым, а пар - и от машины,

Что, может быть, уйдет за тридевять земель,

В то царство, где никто и не бывал досель,

Где, может быть, и нет, под многотрубной крышей,

Ни вздорожалых дров, ни дворника с Аришей,

Ни бесприютных вдов; где не бежит из труб

Каким-то узником тюремным дымный клуб

И будто говорит с выси такие речи:

"Нет солнца, холодно, - зато есть плошки, свечи,

Пожалуй, и дрва казенные, и печи…"

В такое царство я с тобою, беглый дым,

Понесся бы теперь под небом голубым…

Да!.. есть глубокий смысл в сравненьи простодушном

Всей нашей жизни сей с тобой, полувоздушным.

Да!.. есть глубокий смысл в предании святом,

Из века в век таинственно хранимом,

Что весь наш грешный мир очистится огнем

И в небесах исчезнет дымом.

(1860?)

ЗАБЫТЫЕ ЯМБЫ

Итак, вы ждете от меня

Письма по-русски для науки?

…

…

… С юных лет

Слова: письмо, печать, пакет,

Во мне вселяли отвращенье.

Я думал: "Господи! Писать

И слать по почте уверенье

В любви, и в дружбе, и в почтеньи,

Ведь это значит просто лгать:

Лгать перед сердцем, перед духом.

Коль человек полюбит раз,

Духовным оком, вещим слухом

Он видит нас, он слышит нас.

К чему ж писать? Я слышу, вижу".

Так думал я и потому,

Совсем не веруя письму,

Я переписки ненавижу.

Но, если отдан уж приказ,

Непослушанье безрассудно…

С чего начать?

Давно уж в моде

Беседу с дамой заводить

Намеком тонким о погоде,

А уж потом и говорить…

И говорить о всем об этом,

Что говорится целым светом,

На что с самих пеленок мать

Учила дочку отвечать,

Или сама, а были средства -

Через мадам, мамзель иль мисс…

(Здорова ли madame F[ern]iss?)

Простите: дней счастливых детства,

Дней первых слез, дней первых грез

Коснулся я… Бог с ними! Были

Да и прошли. Господь унес…

Мы о погоде говорили…

У нас плоха. Панелей плиты

Так и сочатся под ногой,

А крыши с самых труб облиты

Какой-то мыльною водой,

Как будто - вид довольно жалкой! -

Природа лапотки сняла,

Кругом подол подобрала

И моет грязною мочалкой

Всю землю к празднику весны…

Еще простите… Право, сны

О вечном солнце, вечном мае,

О том далеком, чудном крае,

Где дышишь вольно, где тепло,

Волнует желчь мне тяжело…

Но станет и у нас погодка.

Весна идет: ее походка,

Ее приемы и слова -

Без льдинок катится Нева,

Мосты полиция наводит,

По мокрым улицам давно

Ночь белая дозором бродит,

Глядит порой ко мне в окно,

Особенно, когда разгрязнет

И ехать некуда, - глядит,

Да так упорно, словно дразнит: