Новелла о туманном лодочнике - Сергей Болотников

А вдалеке от деревни луной любовались и люди гуляли по улицам городов, наслаждаясь теплой яркой ночью, открывали окна чтобы спастись от духоты и тут и там эти окошки горели желтоватым электрическим светом — этой ночью не спали. Смотрели на луну, слушали рассказы, мечтали… Спицын резко затормозил, машину повело влево. Ее колесо попало в рытвину, кинуло автомобиль в сторону. Позади останавливался Коршунов. Лучи фар передней машины впустую боковые заросли. — Что?! — крикнул Коршунов. — А, вижу. Там, вроде палатка? Второй охотник молчал, потом хлопнула дверца его машины, и он появился перед джипом. Махнул рукой. Вылазь, мол. Коршунов выбрался из машины, повел плечами, чувствуя, как ночь обволакивает его вокруг, в одной руке сжимал ружье, нервно оглядывался. Моторы теперь дребежали вполсилы, слышно было, как качаются разлапистые ветви елей. Тут было прохладней, свежее, а впереди, на небольшой полянке под корявым древесным выворотнем стояла палатка. Обычная, оранжевая, чистенькая и новая. Рядом кострище — старое, разметенное дождями. — Hу и что — спросил он, подходя к спутнику. — Палатка. А жильцы? Туристы… — Туристы вот, — произнес Спицын и указал стволом ружья чуть выше. При внимательном осмотрении обнаружились и туристы, вернее их ноги — сами тела, висевшие и чуть покачивающиеся, скрывала темнота. Ноги были обуты в растасканные кроссовки, запачканные какими-то нечистотами. Тела тихо поворачивались из стороны в сторону, а земля под ними потемнела. — Из пропавших? — спросил Коршунов. — Угу, из них, — Спицын глянул вверх, прищурился, потом произнес — безголовые. Охотника рядом передернуло: — А головы? — А голов нет, да впрочем, нам-то что за дело? Пошли. Он побрел к автомобилю, уселся внутрь. Коршунов остался один на один с ночью. Ему это не понравилось, и он поспешил укрыться в надежной кабине джипа. Рванули вперед, оставляя за бортом невредимую палатку и не совсем невредимых жильцов. Опять бег по ночному лесу. Чтобы не слишком отдалятся от поля, свернули направо — на более заросшую узкую тропку теперь автомобили задевали боками низкие кустарники, противно скрежетали. Хвоя взвивалась чахлыми облачками, тут же оседала на черную землю. Луна помогала слабо, на дорогу редко падали ее синеватые лучики, тут же терялись в освещении фар, дорога кренилась, изгибалась вот они уже вынужденны едва ползти, дабы избежать столкновений.

Потом увидели лодочника. Темная фигура в грубом деревянном баркасе появилась неожиданно. Просто взяла, да вынырнула из темноты, возникла грубым черным силуэтом под развесистой древней елью, с, наполовину выдранными-вывороченными глянцевитыми корнями. Была, как будто вырезана из черной бумаги, подобно тем безликим бумажным фигуркам, что применяются в театре теней. Вынырнула внезапно, подействовала как удар, как шок. Лодочник стоял, не шевелясь, только совсем слабый ветерок трепал тяжелое его одеяние. Да держал что-то в правой руке. Может быть весло. Спицын нажал на тормоза, одновременно отчаянно сигналя напарнику. Тот понял, рация молчала, а джип позади резко тормознул, заходясь юзом. Лодочник не двигался. Выжидал. Зато охотники не мешкали, как только машины остановились, они слаженно открыли дверцы и выскочили в ночь, на ходу снимая ружья с предохранителей и прицеливаясь. К поясу Спицына был прицеплен талисман. — Давай! — крикнул он второму охотнику, и они начали стрелять. Фары переднего автомобиля освещали эту сцену. Ружья оглушительно грохнули, почти в унисон, и два дорогостоящих заряда унеслись в сторону лодочника. Синеватый дым вознесся к сумрачным кронам. Фигура шатнулась. — Давай! — повторил Спицын, снова нажимая на курок, передергивая цевье дробовика. Они стреляли не переставая, перезаряжали снова стреляли. Выбирая момент так, чтобы выстрелы били без пауз. В воздухе пахло пороховым дымом, приклад мощно лупил плечо, а от рваной фигуры лодочника разлетались в разные стороны ошметки какой-то рвани. Лодочника мотало из стороны в сторону, руки его безвольно взмахивали. Спицын улыбался, всаживая патрон за патроном в фигуру из тьмы, и больше не боялся. Оглушительное эхо, диким зверем сказало по окрестностям, будило птиц, а стая мелкокостных волков в трех километрах от них, с раздраженным ворчанием снялась с места ночевки и поспешила удалиться подальше. — Попался — сказал охотник шепотом, хотя его никто не слышал за звуками выстрелов — думал против серебра устоишь? Думал?! — и снова давил на спуск, ружье разогрелось так, что держать его стало трудно. В деревне, местные просыпались среди ночи, мучительно долго вслушивались в нечто, похожее на отголоски далекого грома. А потом, прикрыв поплотнее ставни, ложились спать, резюмировав услышанное: <отмучились…> Лодочник упал. Взмахнув руками, нелепая черная фигура исчезла из света, а секундой позже, непонятно как висящий в воздухе баркас грянулся оземь с характерным гулким звуком. Коршунов выстрелил по инерции и серебряная, со штампованной пробой на боку, пуля унеслась в лесные дебри. Настала тишь, только громко переругивались некие ночные создания, перепуганные неожиданной ночной пальбой. — Убили!! — крикнул Коршунов — убили его!! — Тихо! — шикнул Спицын. Они прислушались, но, кроме все тех же маленьких лесных созданий, лес не издавал не звука. Очень остро пахло порохом, и Спицын чувствовал жжение в том месте, где к его щеке пристали частицы сгоревшего кордита. Луна холодно взирала на них через переплетение еловых лап. — Убили, — повторил Коршунов совсем тихо. — И талисман не нужен. Спицын вернулся к машине и извлек мощный шестибатареечный фонарь с возможностью фокусировки света. Включил его и направил во тьму, туда, куда фары не доставали. Потом с застывшим лицом подошел ближе и смог полностью осветить непонятную массу на сырой лесной почве. — Убили? — опять сказал Коршунов, но на этот раз с вопросительной интонацией. Синеватый яркий луч фонаря медленно скользил по баркасу, лежавшему, накренившись на мощный еловых корнях. Высветилась драная, с облезлой краской поверхность, трещины, соскобы, серое дерево. Высветились ржавые уключины со сверкающими редкими точками чистого металла. Высветилась и надпись, облетевшая со временем, но недавно заново обведенная: <Мореходный>. Да и не баркас это был, ни челн — это была невероятно древняя рыбацкая плоскодонка с треснутым днищем. Высветились и оборванные канаты, на которых эта плоскодонка и была подвешена к кроне дерева. Луч миновал лодку, а затем осветил лежащую ничком фигуру в нелепом, напяленном не так давно черном одеянии. — Ой, — произнес Спицын — Ой, черт… Луч скользнул на лицо — посиневшее, изуродованное одним или двумя выстрелами, слепо блеснул на треснутых стеклах очков. Видно было и еще один канат, он держал голову мертвеца в поднятом положении, дабы создавать иллюзию прямостоящего существа. Еще два каната держали руки. На груди у убитого была кровавая каша, среди которой выделялись две или три относительно крупные дыры. — Ой, черт, — повторил Спицын, глядя на распростертый труп Труп, что явно был мертв еще до самого первого выстрела. Спицыну захотелось орать. Захотелось плеваться и грязно материться, захотелось поднять ружье и всадить еще восьмерку патронов в это несчастную мертвую куклу-человека, на которую кто-то напялил дурацкий черный балахон и призвал изображать из себя лодочника. Да почему кто-то. Лодочник это и сделал. Лодочник, хоть и бывший нечеловеком, вовсе не был дурным. И любил охотится на охотников. В руке у убитого ничего не было — это была сама рука, просто оторванная в районе локтя и висевшая на двух трех побуревших волоконцах. Коршунов оторопело смотрел на труп, потом поднял голову и увидел концы канатов свисающих из кроны. Их перебили выстрелами, и мертвая жертва упала вниз, повинуясь земному тяготению. Коршунова затошнило. — Hу, тварь! — сказал Спицын — провел, гад. Провел как…Слышишь меня, ты! заорал он вдруг, и ночные животные, было замолкнувшие поддержали его крик серией визгов и треска — Я доберусь до тебя! Можешь не прятаться, понял?! Доберусь!! — Да тише ты! — сказал Коршунов, — может он рядом где-то… — Рядом! Он ушел давно! Поиздевался, и ушел. Тварюга!! Hо впрочем, — он снова глянул на труп, безмятежно почивающий на сырой земле — раз плутает, прячется, значит боится. А потом он сделал то, что напарник от него совсем не ожидал. Коротко разбежался и пнул ветхий баркас в облупившийся от времени борт. <Мореходный> скрипнул и, громыхая, покатился куда-то во тьму. Охотник только плюнул вслед.