Похищенная Любовь 2 (СИ) - Волошина Наталья

Медсестричка довольно быстро привела дежурную бригаду.

В захолустной больнице, ночная смена почти всегда пьяная, эти были не исключением. Несмотря на этот факт заштопали меня сносно. Хотя и обещали, что от пулевого ранения, пальцы скорее всего обездвижатся, не понимая, почему я радуюсь этому.

Я боялся одного — потеряю руку. Времени от получения травмы и началом операции прошло больше шести часов, и конечность совсем занемела. Я попросту ее не ощущал, и это чувство полного отсутствия важной части тела, меня нехило пугало.

Потом в истории болезни найду надпись — шок второй степени. Врачи написали это, потому что боли я не испытывал. Вообще не чувствовал. Помню сильно позабавил врачей, привыкших к более впечатлительным и шумным пациентам.

Покушение на мою жизнь потрясло отца. Я не знаю, что он испытал, но, наверное, кадры из подвала стали веским аргументом. Он по-настоящему испугался за единственного отпрыска. С того момента почти все важные моменты в управлении он передал мне.

Провалявшись месяц под капельницами, я наметил план, как убрать Богомаза. Он стал первым в моем списке. Когда его начали судить по сфабрикованному делу, он даже не догадывался, что это моя личная месть. Врагов у него и без меня хватало. А когда у тебя конфисковывают все, садят за решётку и затевают громкий показательный процесс, искать виновных последнее дело. Когда механизм запущен, остановить его невозможно. В итоге она получит свои заслуженные 12 лет. Так и началось моё становление.

Сейчас Гурам подчиняется мне. Их с Богомазом группировку было несложно подмять под себя. Я уже хорошо знал весь бизнес, изнутри. Сам проварившись этой каше не один месяц. Важно, что все младшие партнёры меня уважали. Кто-то за силу и напор, кто-то видел во мне новое поколение, не только с криминальными началами, но и хорошим образованием и деловой хваткой. Так плавно весь бизнес перетёк под меня.

Был еще один важный момент во время выздоровления, кроме швов, перевязок и капельниц. Отец с ним временил, а я уже понимал, что произошло. Но запрещал себя хоть о чем-то думать пока не смогу встать с постели.

Отец аргументировал тогда «Лучше я, чем кто-то другой». Я думал, что готов к этому разговору. ДУРАК.

«Бог нам дал любовь, с ней словно крылья за спину»

Коротко, чётко, по существу, он рассказал о звонке Даневича. О свадьбе, произошедшей на шестой день, после звонка.

— Последнее, что тебе нужно знать. — Потом сам решай, что, да и как. — Мой совет — отпусти девочку, по всей видимости она счастлива.

Положил планшет и оставил меня с ним наедине.

«Дни и ночи в одиночке и так тысячи лет.

Прошу тебя, мне больно!

Умоляю, Боже, выключи свет!»

Я исписал своей кровью каждый сантиметр этих стен, Но тебе нет дела до этих глупостей.

Я понял, что она никогда меня не любила. Боялась, соглашалась, подчинялась … А любила этого холеного отморозка. Красивая, той красотой, которую я бы не смог описать. Белоснежное платье, пышная фата. Ее улыбка, слова свадебной клятвы. Танец, объятье, слезы и поцелуи. У меня впервые закружилась голова, и изображение плясало перед глазами.

«Тысячи страниц о тебе — ими растопил камин.

Моё сердце — камень, но, увы, кровит гранит.

Я — твоя ошибка, меня не исправить, легче устранить.»

Я пытался дотянуться до пачки с сигаретами. Рука забинтованная, с иглой в вене, не давала развиться движению в нужном направлении. Я выдернул катетер из вены и отшвырнул капельницу, вместе с бутылками медицинской глюкозы, в стену. Раздался звон и металлический грохот.

«Я замерзаю, будто зимой, нутро на излом,

Жара и зной, но меня морозит и бьёт озноб.

И непонятно, почему судьбой связан я с тобой,

Я люблю тебя тебе назло.»

Я без неё дышать не мог. Я жить без неё не мог. Я ее просил только об одном.

Она боялась меня. Моих порывов. У меня же это называлось, желанием любить, просто быть с тем, кто мне нужен.

И быть кому-то нужным, не Седой — авторитет, а я сам. Мальчик, потерявший маму, не знавший любви отца, оставленный один на один с жестоким миром. Я хотел любви. Хотел возвращаться домой, и знать, что меня ждут. Любой волк ищет место, своё место куда он всегда сможет вернуться. Знание, что его, где-то рады видеть.

И она меня ждала, обещала ждать. Рядом с ней мне не надо было быть волком. Я мог быть как все. Она обещала. ОБЕЩАЛА! И обманула, сразу одним махом. ПРЕДАЛА!

Я поднял здоровой рукой стол и отшвырнул вместе со всем содержимым в сторону. На лестнице раздались шаги. Отец Семён и еще двое из охраны осторожно входили в комнату.

Раненый волк, который не смог сразиться с сытой, хищной змеёй, которая отняла его волчицу. Его женщину …

— Серёжа, — вполголоса позвал отец, опасливо останавливаясь в нескольких шагах.

— Пошли вон…

Потом отец скажет, что это было страшно. Я был страшным.

На кровати, застеленной белым, черный экран планшета отражал яркую картинку. Идиллия двух воркующих голубков, обручальные кольца и страстные поцелуи под крики «горько».

Я с трудом оторвался от изображения, и посмотрел на застывших в дверях мужчин остекленевшим взглядом. Страшно, мёртво. Я их сейчас ненавидел, я весь этот мир ненавидел.

Проклятое, конченное место. Вперёд вышел Семён.

— Серый… — Давай водки выпьем, а…?

Очнулся. Обвёл комнату пустым взглядом.

Я тогда понял еще одно. Есть единственная боль, которую я не терплю. Боль сердца. Настоящая боль — немая, её не слышно, её не видно. Только бьёт она точно в цель, без жалости, нажимая курок, делая единственный выстрел, выворачивает внутренности, потрохами вынутыми из сердца. Меня накрыло тоской, глубинной, чёрной, больной…

— С тобой выпью, остальные пусть идут на хуй.

Отвернулся, просто стоял, кусая до крови губы, смаргивая непрошенную влагу. Стыдясь и злясь на себя и ненавидя за то, что эта влага заполнила глаза. Чувствовал, как лицо превращается в непроницаемую маску.

Книга2. Часть 8. Отпусти Валик

— Ты пьёшь противозачаточные? — Валик не спрашивал, он утверждал.

Я отвернулась от него, отодвинулась максимально несмотря на то, что сидела в соседнем кресле на приёме в частной клинике. Костяшки побелели, сжимая подлокотник.

Меня всегда будет интересовать вопрос, зачем люди лезут в чужие дела. Прикрываются дежурной, ничего незначащей, фразой. «ТАК БУДЕТ ЛУЧШЕ ДЛЯ ВСЕХ»

Лучше? Отчаянно хотелось спросить, кому? Мне? Валентину? Или сегодняшнему гинекологу, женщине из разряда «новых, продвинутых специалистов». Со следами подтяжек на лице, силиконом в губах и абсолютным равнодушием ко всему, кроме денег.

Меня всегда располагали к себе, как пациентку, женщины в летах, со вселенским пониманием во взгляде. Именно такой доктор принял нас в первый раз. Три месяца прошло, а ожидаемой беременности не было. Мне были прописаны контрацептивы на четыре месяца. Необходимая мера, чтобы уравновесить цикл, и чтобы вскоре он запустился по-новому.

А я уверенна, что не в цикле было дело, а в ее взгляде на нашу пару. Даневич с восторгом в глазах и одним и тем же вопросом, когда, когда… И я молчаливая, с потухшими глазами.

Когда мы остались с ней наедине, Мария Васильевна прямо спросила:

— Не хочешь ребёнка?

Я опустила взгляд и сжала пальцы.

— Странно, мужик вроде любит тебя, и ребёнка значит любить будет.

Я подняла на неё взгляд не знаю с какой эмоцией. Наверное, просящей.

— Мне 19 лет…

Я хотела этой короткой фразой передать свою мольбу. Я мечтала об отсрочке, зачем и сама не знала. Но мудрая женщина протянула мне ее в виде рецепта, написанного корявым почерком. Позже такие же таблетки, тайком, полтора года носила мне мама.

Но не один обман не может длиться вечно. Тайна рано или поздно становится явью.

— Ответь только на один вопрос, Тома. — Один вопрос, хорошо?