Девяносто девять - Джеймс Хайнс

– Не здешние, как я понимаю? – заметил Грегори, расстегивая воротник куртки.

– Ошибаетесь, сэр, – ответил бармен, заморгав. – Моя семья живет здесь уже несколько столетий.

– Нет-нет! – воскликнул Грегори. Он расстегнул куртку, поправил волосы и одарил бармена милой улыбкой эльфа. – Я не о вас, я о…

И он жестом указал в сторону двери, намекая на пожилую пару.

– А-а, – теперь улыбнулся бармен, выверенной профессиональной улыбкой. – И чем я могу вам служить, сэр?

Грегори вздохнул, поняв, что на свой вопрос ответа не получит. Он поднял глаза на грифельную доску, висевшую за стойкой, на которой посетителям паба предлагался «Обед пахаря» как традиционная английская еда, испокон века весьма популярная в этих краях. Вот так и придумываются традиции, подумал Грегори.

– «Обед пахаря», сэр? – спросил бармен.

– И пинту пива, – ответил Грегори.

Таков, значит, основной лейтмотив его уилтширского отпуска: пусть местные жители думают, что он турист, и принимают все решения за него. А почему бы и нет? Их прерогатива как аборигенов заключается именно в том, чтобы структурировать дискурс взаимодействия с Другим.

Грегори снял куртку и повесил ее на спинку стула рядом со стойкой. Больше никого в пабе не было, и он прошел вдоль стены, осматривая обычные атрибуты заведений подобного рода: гравюры со сценами охоты, старенькие фотографии, безымянные орудия крестьянского труда, покрытые ржавчиной. В противоположном от двери углу столы были сдвинуты так, чтобы создавать проход, а на стене висела потрепанная мишень для игры в дартс. На другой стене висела грифельная доска. Цифры на доске были стерты, оставались только имена, написанные в колонку: Мик, Тед, Джек. Дротиков не было видно, и Грегори обернулся в сторону бара. Однако бармен отошел, и вместо него Грегори разглядел в зеркале за стойкой свое собственное отражение. Он провел пятерней по волосам и повернул голову сначала вправо, а потом влево, как бы оценивая значительность своего профиля. Да, я действительно высокий, подумал он.

Возвращаясь к своему столику, Грегори заметил, что помещение делает странный изгиб, и решил посмотреть, что там, за углом. В небольшом углублении, скрытом от барной стойки перегородкой, стена была увешана аккуратными рядами фотографий. Создавалось впечатление, что они расположены в хронологической последовательности, начиная с самых старых, черно-белых снимков вверху слева, почти у самого потолка, и заканчивая более современными цветными внизу справа, почти у самого пола. Грегори подошел ближе и попытался рассмотреть снимки подробнее.

На всех фотографиях стояли даты. На каждый год начиная с 1890-х годов приходилось по фотографии. Ряд снимков явно доходил до самого последнего времени. Некоторые из персонажей появлялись на нескольких фотографиях подряд, хотя чем дальше он продвигался по их хронологии, тем больше менялись лица. Однако все снимки объединяла одна общая особенность: на всех люди были запечатлены в одной и той же позе. Все фотографии были сделаны со вспышкой на улице ночью, и все изображали группу мужчин и женщин, глядящих в объектив камеры, с мертвенно-бледными лицами из-за яркого света фотовспышки. Все они явно были деревенскими жителями, лишь стиль одежды менялся с годами. Видно было, как старели некоторые из лиц, воспроизведенные на нескольких снимках, но, по сути, они оставались все теми же румяными и широколицыми Миками, Тедами и Джеками.

И все же была в этих фотографиях еще одна примечательная особенность, которая заставила Грегори затаить дыхание и подойти поближе: в самом центре каждого снимка в середине группы поселян либо стоял, положив руки на плечи ближайших соседей, либо сидел, поддерживаемый ими, совершенно обнаженный мужчина. И не просто обнаженный, а обнаженный и разрисованный красками. На каждом снимке обнаженный человек был покрыт темными линиями и завитушками, из-за чего он делался похож на татуированного полинезийского воина со старинной гравюры. И если все остальные – одетые – люди на снимке либо улыбались, либо просто тупо смотрели в объектив, то на лице обнаженного парня на каждом снимке была широкая пьяная идиотская ухмылка.

– Ваш обед, сэр.

Грегори смутился и чуть не отпрыгнул от стены с фотографиями. Бармен стоял в арке, которая вела в укромный уголок со снимками, и держал тарелку с хлебом, сыром и помидорами в одной руке и большую кружку, наполненную до краев пивом, – в другой. Он пробежал взглядом по фотографиям, а затем, к величайшему удивлению Грегори, густо покраснел.

– А, эти… Всякая ерунда, если хотите знать мое мнение.

Он повернулся и прошел в основное помещение, и Грегори ничего не оставалось, как проследовать за ним.

– Какой-то праздник? – спросил Грегори, вспомнив о танцах вокруг майского дерева, которые каждый год устраивают в некоторых британских деревнях для туристов.

Бармен поставил тарелку и кружку на тот стол, у которого Грегори повесил свою куртку, и направился обратно к стойке.

– Ну, – сказал он, повернувшись к Грегори спиной, – если вы называете празднеством, когда какого-нибудь придурковатого чудилу хорошенько накачают, а потом поставят перед камерой, в чем мать родила, то, наверное, это так и есть.

Бармен обошел вокруг стойки и снова скрылся за дверью. Грегори взял тарелку с едой и понес ее за арку. Он поспешно поглощал свой обед и одновременно рассматривал фотографии теперь уже взглядом профессионального антрополога. Его воображение полнилось идеями о придуманных «традициях», о «древних» ритуалах, созданных уже в наше время для привлечения туристов так же, как и поглощаемый им «Обед пахаря». И, наверное, все-таки не только для того, чтобы заполучить лишнюю пачку долларов от туристов, но и для сплочения своей маленькой сельской общины, а может, и из простого желания повеселиться.

Хотя лица некоторых персонажей на фотографиях повторялись от снимка к снимку, обнаженный человек был всегда разным. В такой крошечной деревушке, как эта, решил Грегори, обнаженными осмеливаются позировать только однажды, даже в пьяном виде. Он проглотил последний кусок сыра, после чего засунул в рот один за другим помидоры, затем наклонился, чтобы повнимательнее рассмотреть самые недавние из фотографий. Грегори попытался найти на них бармена, полагая, что его смущение вызвано тем, что он сам изображен там обнаженным, однако его на снимках не оказалось – ни обнаженного, ни одетого.

Грегори внимательно рассмотрел лица участников ритуала на пяти последних фотографиях и обнаружил там старого Росса и его супругу. Росс был заснят в той же камуфляжной куртке, в которой Грегори видел его в автобусе, а Маргарет – в оранжевом анораке. Они стояли, весело улыбаясь, с краю веселящейся группы.

Грегори вернулся в другую комнату, на ходу подтирая тарелку хлебным мякишем. Он поднял кружку с пивом, залпом выпил половину и вытер пену с губ бумажной салфеткой. Слишком уж сдержан был бармен в своих комментариях по поводу фотографий. Грегори захотелось поподробнее расспросить его и упомянуть о собственной работе на телевидении. Эпизод, который можно было бы снять здесь, будет гораздо увлекательнее той части о друидах, что они сняли в Стоунхендже. Этот эпизод принципиально отличался бы от всего того, что до сих пор появлялось на Би-би-си или на американском телевидении: жители Силбери – или хотя бы кто-то один из них, – скачущие голыми посреди древних мегалитов.

Грегори подумал, что неплохо бы скомпоновать материал, который будет отснят здесь, с уже имевшимися у него кадрами с обнаженными обитателями Новой Гвинеи; выходит, даже европейцы время от времени раздеваются, если того требует соблюдение старинного ритуала.

Еще одним глотком он допил пиво и отправился на поиски бармена. Грегори наклонился над стойкой бара и стал вглядываться в открытую дверь, но небольшой коридорчик, в который открывалась дверь, делал резкий поворот, и Грегори так ничего и не удалось увидеть. Он громко кашлянул и даже, как принято у британцев, два или три раза крикнул «Хелло», но никакого ответа не последовало.

Грегори бросил взгляд на грифельную доску, на которой значилась цена обеда, добавил несколько фунтов за пиво и чаевые и оставил деньги на стойке. Затем надел куртку, глянул на себя в зеркало и пригладил волосы. Он решил обязательно зайти сюда снова чуть попозже и выведать у бармена или у кого-нибудь из жителей деревни более подробную информацию о загадочном ритуале. Грегори знал, на какие чудеса способна короткая надпись Би-би-си и какие неожиданные сведения можно с ее помощью вытянуть.

4

Когда он дошел до перекрестка дорог, начал моросить мелкий холодный дождичек. Грегори застегнул молнию на куртке и поднял воротник. У жителей деревни оказалась странная и неприятная особенность исчезать, как только он проявлял намерение поговорить с ними. Грегори провел рукой по полосам и попытался стряхнуть с них дождевые капли. Он уже пожалел, что не прихватил с собой шляпу, и влажные волосы начинали вызывать у него неприятное ощущение. Будь с ним Мартин, он обязательно начал бы бегать в поисках самого выгодного ракурса, пальцами имитировал бы кадровую рамку, словно режиссер немого фильма, указывал бы Грегори, как тому нужно двигаться и где останавливаться и стоять, не двигаясь, пока ассистент режиссера измеряет расстояние между объективом и носом Грегори.