Аспирант. Москва. 90-е - Всеволод Советский

— Есть, — вполголоса сказал я себе, спустившись на первый этаж. И чуть усмехнулся.

Здесь густо пахло кухней, хотя как таковой кухни не было. Был буфет. Или, можно сказать, небольшое кафе на четыре-пять столиков. Помещение, отгороженное от холла некапитальной остекленной стенкой. Привозили готовые блюда, сосиски, напитки, можно было сделать чай-кофе. Не ахти что, но перекусить можно.

Проходя мимо, я покосился туда. Ну надо же! И буфетчик тот же самый — «Борода». Не знал и не знаю имени-фамилии, хотя все мои здешние годы он подвизался за стойкой. Коренастый бородатый мужик лет за тридцать… И холл тот же самый, с телефоном-автоматом, многоярусным ящиком для писем, заметно подзапущенное, заждавшееся ремонта помещение. Ветхая бабушка-охранница на входе. Все ожило, все такое знакомое, настоящее, будто не было тех многих, многих лет и перемен моей судьбы… Ладно! Работаем.

Я вышел на крыльцо, вдохнул сырой осенний воздух, хранивший грубовато-тонкий аромат городского дождя. Который вроде бы кончился, но его призрак реял над непрестижной московской окраиной в облике сумерек, серой унылой облачности, луж, грязного пустыря слева, мокрых пятен на зданиях еще одной общаги и учебных корпусов академии… Они справа, уже зажгли окна. И станция метро слева, вернее, весть огромный траснпортный узел, наполняющий окрестности шумом, воем составов, моторным рокотом автобусов и такси — уже сияет фонарной иллюминацией. В Москве вообще и темнеет и светает слишком рано, есть тут какая-то разножопица между реальным временем и тем, что на циферблатах.

У нашего массивного крыльца был припаркован ряд автомобилей — все больше потрепанные жизнью рабочие лошадки: разномастные «Жигули», дряхлый универсал «Опель-рекорд», староватый даже для 1995 года… Ну и мой фургон, в тогдашнем просторечии в разных регионах — «каблук» или «пирожок». В столице его именовали «каблуком».

Вот он, трудяга! Светло-бежевый, тоже не новый, 1988 года выпуска. И на связке ключей, закрывая блок, я обнаружил отдельное колечко с двумя ключиками: зажигания и от дверцы кабины. И во внутреннем кармане куртки документы: техпаспорт, доверенность, мои водительские права — все как положено.

Пройдя немного вдоль корпуса академии, я повернул влево, к метро, влившись в мощный пешеходный поток в обе стороны. Станция «Выхино» в те времена обслуживала огромный район: на север — до зон действия станций «Перово» и «Новогиреево», а на юг… Там и вовсе никакого метрополитена еще видать не было вплоть до «зеленой» ветки. Так что один существенный плюс у нашей общаги был: шаговая доступность к метро. Для Москвы это большое дело.

Площадки по обе стороны станции сейчас превратились и в стихийные, и в официальные рынки. Продуктовые ларьки, уличные бабушки — летом с садово-огородной снедью, в другие сезоны — с соленьями-вареньями… Всякий маргинально-криминальный элемент: лотерейщики, наперсточники, уличные валютные менялы, просто бомжи… Ну и милиция, естественно, куда же без нее: экипажи ППС, сотрудники ЛОМ (линейный отдел милиции на транспорте), группы созданной тогда моим тезкой Лужковым муниципальной милиции, которую неизвестные остряки мигом прозвали «мумия». Между прочим, в начале 80-х годов, когда станция «Выхино» была еще «Ждановской», местный ЛОМ обрел громкую худую славу: его офицеры и сержанты, морально разложившиеся типы, промышляли избиением и ограблением нетрезвых задержанных. И докатились до убийства, совершенного в страхе быть разоблаченными… Этот казус прогремел как «Убийство на 'Ждановской», о чем в 1992 году был даже снят художественный фильм. Что называется, «по мотивам».

Местность вокруг станции мне была известна как свои пять пальцев. По обе стороны. Под платформами станции были проделаны два пешеходных тоннеля, а на той, северной стороне примерно такая же рыночная реальность. Конечно, и там мне бывать приходилось по разным поводам. Однако в данном случае такой нужды не было.

Я неспешно пошел вдоль ряда ларьков, вольно и невольно фиксируя все окружающее. Ассортимент, цены, дикий макияж на лицах молодых женщин, яркие обтягивающие лосины на их икрах, ляжках и ягодицах… Да и не очень молодые грешили тем же.

И словно подтверждая это, из динамиков какого-то авто в многолюдный гам ворвался голос эпохи. А именно, невесть почему распиаренного исполнителя Аркадия Укупника:

Я на тебе никогда не женюсь,

Я лучше съем перед загсом свой паспорт!..

Загорланил этот, прости Господи, певец. Хочешь, не хочешь — слушай.

Я, конечно, не хотел. Дурацкая песня фоном завывала над площадью, но я не обращал внимания. Шел, смотрел в витрины.

Очень много всякого спиртного. Разнокалиберные и разномастные емкости спирта «Ройал», в народном сленге именуемого, разумеется, «рояль». Разные водки. «Абсолют» обычный, лимонный, перцовый, смородиновый. Народные умельцы быстро научились и «Абсолют» бодяжить, поэтому были равные шансы как приобрести шикарную вещь, так и нарваться на шмурдяк. По одной цене. Очень хорошие, кстати говоря, имелись марки Вологодского спирто-водочного комбината: «Форт-Росс», «Звезда севера». Ну и всякие прочие: «Смирнофф», «Распутин», «Довгань»… и так вплоть до «Мак-Кормика» в пластмассовых бутылках, дешевой жути для американских алкашей. Хотели, дескать, жить, как в Америке? Так вот вам Америка!.. Тут же, понятно, пирамидками выставлены стаканчики «папиного йогурта». И жестяные баночки, типа пивных, но тоже с водкой — были и такие.

У одного из киосков я остановился, попросил показать бутылку «Форт-Росс».

— Отличная вещь! Шикарная! — уверял продавец, средних лет небритый мужик, от усердия чуть не пролезая всем телом в узенькое окошко. — Настояна на травах северного региона!..

Насчет северных трав наверняка вдохновенно врал, но что напиток хороший — это точно. Впрочем, я воздержался. Сказал «спасибо» и пошел дальше. Продавец, однако внакладе не остался: не успел я отойти, как подвалил трясущийся похмельный тип:

— Командир! Сто грамм стаканчик дай!

— Опять в долг, что ли? — недовольный голос торговца.

— Не-е! Наличный расчет!..

Да и не водкой единой! В самых рядовых ларьках можно было приобрести вполне хорошие и даже отличные армянские и грузинские коньяки — настоящие, еще советские, в бутылках с невзрачными, криво наклеенными этикетками. Не сказать, что везде они были, но не так уж долго пошастав, вполне можно найти. Стоили, разумеется, прилично. И я даже подсказал одному парню, который нудно расспрашивал продавщицу, а та ни «бэ», ни «мэ», ни в зуб ногой.

— Земляк, вот это бери, — я ткнул пальцем в грузинский коньяк «пять звездочек» с желтой этикеткой. — Не прогадаешь.

— О, спасибо вам! А я тут бьюсь, бьюсь с этой клушей, ничего не знает… Спасибо!

— Да не за что.

Виски. Джины. Ликеры, во главе с незабвенным «Амаретто»!.. Вина в бутылках и тетрапаках. Ну а сортов пива — море разливанное. «Балтика»