Аспирант. Москва. 90-е - Всеволод Советский

с другой кафедры. И курсом младше. А моя родная кафедра — «Управление персоналом». Как гуманитария, меня туда взяли охотно.

В обеих руках Иры были здоровенные и, как видно, тяжеленные сумки. Настолько, что улыбка девушки выходила кривой и даже страдальческой, словно бы тяжесть тащила уголки губ вниз при попытке хозяйки подтянуть их вверх

Я вмиг сориентировался:

— Привет! Давай помогу, — и перехватил баулы.

Ире, похоже, того и надо было. С облегчением она вручила мне их.

Не фига себе… — ошарашенно мелькнуло у меня.

Каждый груз тянул на десять-двенадцать кило. Если не больше. Как она тащила это⁈

— Ну ничего себе, — произнес я вслух примерно то же самое. — Это что же, из деревни от дедушки?

Получилось вроде бы язвительно, хотя я этого вовсе не хотел. Однако Ирина прямо просияла, точно я амброзию плеснул ей в душу:

— Точно! — вскричала она. — От него!..

Немедля выяснилось, что дедушка обитает недалеко от Тулы, в каком-то, мать его, Щекинском районе. Именно в деревне. Большое хозяйство. Поле, приусадебный участок, пасека. Чуть ли не мельница. Ради внучки готов Луну с неба снять… Ну, до Луны пока дело не дошло, но медом, вареньями, соленьями и крупами он ее снабдил от души — отсюда и такие великие пуды в саквояжах. Внучка, понятное дело, от халявы не отказалась ни на грамм и героически поперла все в Москву сперва в поезде, потом в метро, отчего у нее аж в глазах темнело.

— Как хорошо, что я тебя встретила!.. — щебетала она. — Мне казалось, сейчас руки оторвутся!..

— Зато дедушка молодец… — пропыхтел я. — С одной стороны.

— Ой, да! Дедушка у меня чудо! Так люблю его!.. Такой замечательный… Да, кстати! А с другой стороны что?

— А с другой стороны я молодец, — скромно заявил я. — На стаканчик меда могу рассчитывать? И на дружеское чаепитие?..

Девушка весело рассмеялась:

— Ох, умеешь ты найти подход!

— К женщинам или вообще? — я не полез за словом в карман.

— Ну, насчет вообще — тебе виднее. Это же твоя профессия — к кому как подойти… Верно?

— До известной степени, — туманно молвил я. — А что касается женщин, здесь тебе карты в руки. Получается у меня с подходом?

Мы ступили на крыльцо общежития. Я ощутил, как стало ныть под тяжестью левое плечо. Ага! Все-таки бесследно таран не прошел.

Ирина шагала рядом, и краем глаза я уловил лукавую игру на ее лице.

— Ну… не знаю пока, — проворковала она самым нежным голоском. — Надо подумать…

— Подумай, — согласился я с непростой интонацией.

Уверен, что Ирина разгадала этот подтекст. Промолчала. А я по-настоящему задумался. А почему бы и нет?..

Мне и в первый раз девушка приглянулась. Она такая ладненькая, спортивная, роста среднего, самое то. Не брюнетка, но темноволосая зеленоглазая шатенка. Лицом напоминает Жаклин Кеннеди. Не копия, конечно. Но сходство есть. Заметное.

Тогда мне показалось, что и она не против. И глядишь, сыграли бы в четыре руки одну мелодию… Но не судьба. Опять же из-за той моей ненастной планиды, когда в ноябре того девяносто пятого все пошло кувырком. Так что если и побежали между нами какие-то флюиды, то все развеялось, рассеялось бесследно. Если честно, я про нее, Ирину, и думать позабыл. Слишком много всего прошло через мою жизнь, включая неудачную женитьбу.

Хотя как сказать…

Неудачная женитьба? Можно, конечно, и так. Да только разве вместишь в два слова все, что связано с этим!.. Ведь тут была страсть и бессонные ночи от заката до рассвета. И не расскажешь, не передашь, что это — когда за окном горит утренняя заря, светлым-светло… и тишина. Спят люди, дома, спят трамваи и авто! Мир света и тишины. И любви! Наверное, не каждому на Земле нашей грешной дано пережить эти мгновенья…

— Ты любишь меня?..

— Да. Но этих слов мало. А других я найти не могу. То, что сейчас во мне, оно больше всех слов…

— Все равно говори. Не думай, просто говори, первое, что вырвется, оно и будет самым лучшим…

— А ты?

— А я скажу, что хочу быть твоей. Навсегда! Хочу всегда чувствовать тебя в себе. Хочу ребенка от тебя. Хочу, чтобы годы шли, а мы были вместе…

Все это было. И пропало, исчезло, растаяло как дым в небе. И ушло навек. Ничего не сбылось из того, что хотелось. И конечно, это разрыв души, пусть давно заживший, но не исчезнувший. Шрам. Рубец. Время от времени напомнит о себе — и невозможно ответить на вопрос, кто же виноват в том, что не сбылось то, что уже казалось сбывшимся?.. Да как-то так никто и не виноват. Не сбылось, да и все.

Все это пронеслось одним мгновеньем — отголосок давней боли, нами прожитой уже. Уже не боль, а так. Прикосновение.

И показалось мне, что Ирина женской натурой угадала это. Нет, она не сказала ничего, и даже в лице не изменилась. Но здесь уж я тонкой чуйкой поймал ее настрой. И оба промолчали, сознавая, что нечто незримое, эфирное возникло между нами.

Это было уже в лифте. Ирина жила на пятом этаже, и я конечно, проводил ее до блока. В окна лифтового холла было видно, что сумерки сильно сгустились. А чувство голода взыграло совсем не по-детски. Хотя, конечно, эти адовы баулы я дотащил до самой комнаты и вымутил приглашение на чай. Ну, собственно, здесь и мутить ничего особо не пришлось. Было совершенно очевидно, что хозяйка не прочь видеть гостя. То есть, меня. Ну, а там посмотрим.

Умело полюбезничав, я смотал удочки. Жрать хотелось совсем нестерпимо. Жарить, парить там чего-то — о том уже и речи не было. Влетев в блок, я вмиг установил, что «трешка» еще пустует, и едва вымыв руки, грубо раскромсал хлеб, колбасу, разодрал пакет с чипсами. И впился зубами в бутер, откупоривая на ходу «Балтику».

С наслаждением я втянул два подряд стакана, почти всю бутылку. Чипсы хрустели, колбаса с хлебом люто поглощалась, я почти не чувствовал вкуса…

— Уф-ф!..

Полегчало.

Утолив первый голод, я вспомнил и про новостную повестку. Ну, интернета в 1995 году еще не было… Вернее, он проявлялся у самых продвинутых пользователей в самой несложной форме. И уже слухи носились в воздухе, то есть по телевидению, в прессе мелькали