Молчаливый полет - Марк Тарловский

19–22 сентября 1927

ПОЧТОВЫЙ ГОЛУБЬ (1930)[29]

I. ПИСЬМА С ДОРОГИ

Дорога[30]

Скользя колесами по стали,Неумолимый, неминучий,В иные времена и далиМеня несет дракон гремучий…

Разлуки длительны и странны.Я не могу прийти обратно.Привязанности постоянны,А пройденное невозвратно.

О, город ветра и тумана,Друзья и девушки, ответьте:На дне какого океана,В каком вы все тысячелетьи?

Пути теряются во мраке,И на пороге постоянства,Как две сторожевых собаки,Ложатся время и пространство.

Октябрь 1922

Москва[31]

Столица-идолопоклонница,Кликуша и ворожея, —Моя мечта, моя бессонницаИ первая любовь моя!

Почти с другого полушарияМне подмигнули, егоза,Твои ворованные, кариеЗамоскворецкие глаза —

И о тебе, о деревенщине,На девятнадцатом годуЯ размечтался, как о женщине,Считая деньги на ходу;

А на двадцатом, нерастраченный,Влюбленный по уши жених,Я обручился с азиатчинойПроездов кольчатых твоих,

Где дремлет, ничего не делая,Трамваями обойдена,Великолепная, замшелая,Китайгородская стена,

И с каждым годом всё блаженнее,Всё сказочнее с каждым днемДевическое средостениеМежду Лубянкой и Кремлем…

Я знал: пройдет очарование,И свадебный прогоркнет мед —Любовь, готовая заранее,Меня по-новому займет,

И я забуду злое марево,Столицы сонной житие,Для ярких губ, для взора карегоЖивой наместницы ее.

Май 1928

Тоскуя[32]

Тоскуя по розовым далям,В дорожном весеннем хмелю,Я дни коротаю за ДалемИ ночи за Гоголем длю.

Как нежны, и сладки, и краткиПризывные звуки дорог! —Я слышу в словарном порядкеРасхристанной песни упрек,

Я вижу — не ведает чудаИ стынет распятая речь,И мертвенны звуки, покудаМертва Запорожская Сечь.

Но только в украинской думкеЗа Бульбу вскипит булава,Как лезут из Далевой сумкиПокорные зову слова —

На кресле, безвылазно строгом,Дрожит алфавитная цепь,И Гоголь по вольным дорогамВедет заповитную степь.

1 июля 1927

Два вала[33]

Упорная всходит луна,Свершая обряд молчаливый.Подъемля и руша приливы,Над морем проходит она.

Давно ли ты стала такой,Пророчица глухонемая?Давно ли молчишь, отнимаяУ моря и сердца покой?

Две силы над нею бегут,Подобные вздыбленным гривам:Одну называют приливом,Другую никак не зовут.

В то время, как первая бьётО скалы, не в силах залить их,Вторая, в мечтах и наитьях,Бессонное сердце скребёт.

Навеки пленённый луной,Бескрылый, в усердии пьяном,За нею по всем океанамВолочится вал водяной.

Но там, где кончается он,Споткнувшись о гравий прибрежный,Другой нарастает прилежноИ плещет в квадраты окон;

И, в нём захлебнувшись на миг,Под знаком планеты двурогой,Томятся бессонной тревогойИ зверь, и дитя, и старик…

Два вала вздымает луна,И оба по-разному явны,Но правит обоими равно,Естественно правит она.

6 апреля 1929

Атлас[34]

К богине верст мой дух присватался,И вот поют мои стихиГеографического атласаНеобычайные штрихи.

Покуда ношею АтлантовойНа шее виснет небосвод,Клубки маршрутные разматывайНад картами земель и вод;

Перед чернилами и прессами,С огнем Колумбовым в груди,Непредусмотренными рейсамиПо книге сказочной броди;

Иль, как Орфей, дельфина вымани,Чтобы избавил от сирен,Когда над линиями синимиРука испытывает крен,

Когда, как мачты, перья колются,Скользя дорогой расписнойПо льдам, пылающим у полюсаПервопечатной белизной!

Перед Коперниковым глобусомТеперь я понял, почемуНа нем средневековым способомЧертили парус и корму. —

Гудя векам прибойным отзывом,На романтических путях,Мне снова машет флагом розовымБогиня чаек и бродяг!

1926

Горы[35]

Мы недолго будем хоронитьсяВ домовинах, в рытвинах равнин —Мы дорвемся до тебя, граница,Горняя, как утро именин!

Мы, как дети, что от скудных линийПереходят к сложным чертежам,От равнины движемся к долине,К мудрости, нагроможденной там.

И хвала двухмерному пространству,Приучившему своих детейК постепенности и постоянствуВ изучении его путей!

Раньше — гладь! Везде один порядок.Плоскость — раньше. Крутизна потом.Грудь не сразу из-под снежных складокВырастает снеговым хребтом.

Знает ширь степного окоема,Даже морю мерила края —С высотою только незнакомаМолодость бескрайняя моя. —

Снится ей, как небо льдами сжато,Как снега сползаются туда,Рвутся вниз лавины-медвежатаИ ревут от боли и стыда…

Снизу страшно, и клубится, плача,Школьница-мечта. Но погоди:Будет, будет решена задача!Горы — наши! Горы — впереди!

28 сентября 1928

Экскурсия[36]

Плачь, муза, плачь!..

Пушкин

Из-за некошеных камышей —Горы, похожие на мышей.

Тьма поговорок и тьма примет —Нанят до гор осел «Магомет»…

Если гора не идет к нему,Надо вскарабкаться самому.

Ссорится с ветром экскурсовод(«Столько-то метров, такой-то год…»);

Зернами фирна — черные льды(Жирные горы! Алла верды!);

Глетчерных семечек блеск и лузг.Стеблем подсолнечным вьется спуск.

Дробью охотничьей гром заглох.Эхо катает в горах горох.

Грозные тучи несутся вскачь(Лермонтов падает…Муза, плачь!..),

Мышьим горохом об стену горЭхо кидает глухой укор.

1928

Ахштарское ущелье[37]

Речь уклончивая вершин,Ложь извилин над хитрым кряжемИ змеиные шипы шинПод бензиновым экипажем…

Десять метров — и поворот,Четверть метра — и мы с откоса! —Но суворовское «вперед!»Поторапливает колеса.

Гнется взорванная стенаНа отчаянных и упрямых,И тревога затаенаВ этих выбоинах и шрамах;

И ущелье, сомкнув края,Угрожает смертью мышиной,И несется шоссе-змеяЗа спасающейся машиной…

Стоп! и бьется, как у зверка,Сердце загнанное в моторе. —Снизу злая, как рок, река,Сверху тоже «memento mori»[38],

А засевший здесь идиот(Или демон с простой открытки)Снисходительно продаетПрохладительные напитки…

1928