Подснежники и вонючие крысы - Оскар Крун

– Но я ведь могу поговорить с папой, – сказал я.

– Чего? – почти беззвучно проговорил он. Со злостью.

– Но нужно ведь рассказать о… – попытался я его уговорить.

– Нет! – вскричал Кристер. – Это не поможет! Я разберусь сам! Оставь меня в покое!

– Но… – заикнулся я.

– Пошел вон из моей комнаты! – закричал он.

И я пошел, хоть это была и моя комната тоже.

Раньше Кристер никогда вот так не повышал на меня голос.

По телевизору показывали кёрлинг, шведская команда была на пути к золоту, а на ужин мы ели йогурт и бутеры.

Потом я отдал Кристеру последнее мороженое, но он разделил порцию пополам.

Рай

– О чем я там говорила? – спросила Найма.

Мы шагали по школьному двору, она и я, а Кристера нигде не было видно.

– Так вот, мы должны разобраться с этим сами, – решительно заявила она.

Тогда она впервые заговорила о том, что мы должны нанести ответный удар.

Найма потрясла кулаком в воздухе.

Я испугался. Мне не нужны были никакие ответные удары. Я просто хотел, чтобы всё снова стало хорошо.

Мартовский ветер обдувал наши щеки стужей, а в лучах низкого солнца поблескивали кристаллики льда. Я мечтал о лете. На уроках я воображал, как мы с Кристером и папой возвращаемся на наш островок. Чтобы избавиться от мыслей обо всех ужасах, которые эти крысы еще могли придумать. Чтобы не думать об ответном ударе, который предлагала нанести Найма. Или просто потому, что я очень скучал по этому острову.

Сидя за партой и глядя в окно на пустой школьный двор, я вспоминал домик, в котором мы жили летом. Ветхий домик, который стоял там и всматривался вдаль, за горизонт. Ласточек, которые проносились по воздуху, словно джедайский флот истребителей, и их птенцов, которые пищали в гнездах над входной дверью.

Дверь, которая никогда не закрывалась, и всех этих мух, которых приходилось ловить по вечерам. Мы с Кристером соревновались, кто перебьет больше, потом собирали их трупики и выносили на улицу, для жаб и птичек. Поздно вечером они вылезали, эти жабы, уже после захода солнца, и тогда мы забирались на валун возле дома – я и Кристер – и наблюдали за ними.

Мы научились отличать одну жабу, большую, и прозвали ее Буфо Блумквистом. Мы подозревали, что Буфо Блумквист живет под лестницей. По вечерам он неподвижно сидел рядом с нами на валуне, а когда мимо пробегал ничего не подозревающий муравей или другое насекомое, Буфо Блумквист внезапно выбрасывал вперед свой невероятно длинный язык и хватал добычу. Не моргнув ни одним из двух своих черных глаз-бусинок. Заметить это движение, на самом деле, у нас бы не получилось, но расслышать слабый-преслабый звук мы могли. Ам – и всё, нет больше муравья.

– Быстрее скорости света, – сказал я как-то раз, но Кристер ответил, что это невозможно.

Потом мы улеглись на валуне и принялись смотреть на небо, всё усыпанное звездами.

– Как их много, – удивился я.

– Именно, – подтвердил Кристер. – Всё потому, что здесь меньше светового загрязнения.

Потом Кристер указал рукой на небо.

– Как зимняя дорога[1], – проговорил он, но тогда я стал думать о снегоочистителях, мусоровозах и штрафах за неправильную парковку.

Вышел папа, чтобы на ночь занести в дом полотенца и шезлонги, стоявшие разобранными в саду – словно осколки упавших звезд, рассыпанные по влажной зелени лужайки.

– Пора домой, – прокричал он нам. – Время сна!

На острове папа был счастлив. Он сидел возле дома на своем раскладном кресле и читал биографии популярных комиков и певцов, а после обеда мы собирались вместе, угощались напитками и рисовали птиц.

Я вспоминал вёсельную лодку, и наши заплывы вокруг острова, и все наши неудавшиеся попытки поймать рыбу.

Нам с Кристером папа разрешил кататься на лодке вдвоем, и мы плавали на одну из маленьких шхер неподалеку. С собой у нас была еда, собранная папой. Мы привязывали лодку и не возвращались домой, пока солнце не начинало клониться к закату. Папа выходил на пристань, помогал нам выбраться из лодки и давал «пять».

– Эй, вы двое, – говорил он, – вдвоем вы справитесь с чем угодно.

И я, стоя на пристани в своем спасательном жилете, верил, что это на самом деле так.

Я вспоминал, как вечерами папа читал нам книжку «Муми-папа и море», а потом желал нам доброй ночи, и мы с Кристером лежали и обсуждали, чем займемся завтра. Я бился об заклад, что смогу спрыгнуть с самой высокой скалы – метра три, не меньше, – а Кристер обещал заснять это на видео.

Звуки, я вспоминал звуки. Ночные звуки, доносившиеся снаружи. Голоса животных – лай, верещание, скулеж. Я всегда из-за них перелезал вниз, к Кристеру, хоть он и жаловался, что я лягаюсь.

Я вспоминал остров и тосковал.

Ведь этот остров где-то существовал, это я знал наверняка. Там всё еще стоял наш домик, и жил Буфо Блумквист, и наступали наполненные звуками светлые ночи.

А за школьными окнами, куда ни глянь, был один только лед.

Раздавленная собака

– Ужас какой с твоим братом.

Я вздрогнул. Слова раздались у меня из-за спины, так что я обернулся. Там тусовалась отстойная компашка девчонок из третьего класса, и все они перешептывались, перемигивались и переглядывались. Но в центре этой стайки стояла Сальма. Она смотрела прямо на меня с таким скорбным выражением на лице, будто я был раздавленной собакой или типа того.

– Чего? – переспросил я.

– Ну, я сказала, что с твоим братом случился настоящий ужас, – повторила она.

После истории с очками прошло уже около недели, и пока больше никаких ужасов не случалось. Во всяком случае, я о них не знал. Но теперь мое сердце до боли сильно забилось в груди, а воздух словно вдруг сделался плотным, так что невозможно стало дышать.

– А что там? – выдавил я из себя, но девчоночья стайка уже прошмыгнула мимо меня в сторону выхода. До меня доносились фырканье и шепот. Некоторые оглядывались на меня и тут же отворачивались.

Я весь похолодел.

Мне очень нужна была Найма, но та заболела. Короной, ангиной или бубонной чумой. Черт его разберет.

Я бросился на школьный двор, чтобы посмотреть, что там творится, но обеденный перерыв уже закончился, и все потянулись к школьным дверям, на которых висели уведомления о свирепствующих внутри заболеваниях. Я увидел Тони, который тут же замахал руками, жестами указывая мне, что я должен возвращаться к себе, в здание начальной школы.

– Пора на урок! – прокричал он. –