Сага о Головастике. Начало - Александр Нерей

* * *

На следующий день услышал знакомый стук в калитку: два удара по деревяшке и тишина. Кукла заворочалась и подняла голову. Почему-то она уставилась на меня, а не в сторону неведомого гостя. Я пожал плечами и показал ей рукой: «Лежи. Сам разберусь». Тявкнув для порядка, она улеглась обратно.

Собака была, как говорил отец, культурная. На обычных прохожих никак не реагировала, а только предупреждала, когда кто-нибудь приходил к бабуле или родителям. После моего сигнала, она только делала вид, что продолжает дремать, а сама всё держала под своим собачьим контролем.

Снова пару раз пнули в калитку, то ли мячом, то ли ботинком, но в этот раз кто-то по-ребячьи позвал:

— Санёк, выходи!

Внизу живота так и ёкнуло. «Другой я припёрся! Его очередь тренироваться. А может, это третий или ещё какой?» — разволновался я и в ответ почти крикнул, что иду, но осёкся и, на всякий случай, громко спросил:

— Не убежишь? — сделал паузу и продолжил: — Я около углового двора крепко разбился, когда на свою тренировку ходил.

В ответ меня заверили:

— Не убегу. Я готов к встрече. Давай скорей, а то нас обоих увидят.

Собрав всю храбрость в кулак, я шагнул к калитке, звякнул щеколдой, и вот те на! «Я», как из зеркала. Собственной, идеально похожей, персоной.

Конечно, я ожидал чего угодно, только не маскарада. Да, это был другой я, но с наспех забинтованным лбом и в очках без стёкол. В поношенной фуфайке с чужого взрослого плеча, но зато с голыми коленками и в сандалиях. Вроде как, раненый очкарик пришёл поиграть в войнушку.

— Здравствуй, посредник, — начал гость наше знакомство.

Посмелее он был, это точно, или более подготовленным, чем я в свой первый раз.

— Здоров, Санёк, — ответил я бодро. — Это к тебе вчера приходил, когда разбился?

— Ко мне. Я тогда тоже чуть не обделался. Ты же без маскировки был. Баба Нюра потом долго мне мозги прочищала. Ты же знаешь, что у тебя здесь дед Паша, а у меня там баба Нюра? — уверенно выговаривал близнец, будто дольше знался с подвальной чертовщиной.

— Не знаю. Хотя, всё видел, но не сообразил.

— Они когда-то мужем и женой были. Потом у тебя здесь дедова жена умерла, а у меня там, наоборот, дед Паша умер.

Не сговариваясь мы пошагали прочь от двора. Позже я сообразил, что нацелились мы на параллельную улицу, которая в квартале от моей. На этой улице меняли водопровод, и она была разрыта экскаватором. Траншея получилась глубокая и широкая, а бугры земли высоченные. На ней мы играли в войнушку. Бегали по тем буграм, как оглашенные, с самодельными автоматами наперевес.

Мы пришли, и я, покосившись на второго себя, спросил:

— Как друг друга отличать будем? Как звать? Вот я из какого мира? Их же двенадцать.

— Не знаю. На собрании решим, которое на Фортштадте будет. Но мне точно известно, что ты из двенадцатого, а я из одиннадцатого мира. Так что, будем знакомы, соседушка Александр-двенадцатый.

— И вам не хворать, Александр-одиннадцатый. Не слишком ли по-царски? — засомневался я в надобности громких званий. — Может что проще придумать?

— Путаться будем. Нас двенадцать, не забыл? Тут думать надо. А пока и так сойдёт. Ты же знаешь, что номера наших миров на дверях сараев намалёваны? Только они с лицевой стороны. Чтобы их увидеть, дверку сарая нужно закрыть.

— Это тебя баба Нюра натренировала? А я от деда ещё слова доброго не услышал, — вроде как, пожаловался я, а скорее признался в полном неведении.

Вот так мы и сидели на бугре земли, как пара птенцов на краю гнезда. Болтали и всё время озирались по сторонам, на всякий опасно-секретный случай. Беседа была взрослой, да и проблемы у нас были совсем не мальчишеские.

Старшие рассказывали, что во время войны детство заканчивалось быстро, а у нас, хоть и не война, но то, что нам готовило неведомое завтра, было не менее пугавшим.

— Если мы из двенадцатого и одиннадцатого, где тогда лазы в остальные миры? — задумался я вслух.

А одиннадцатый поднял меня на смех. Просто, начал хохотать и кататься по пригорку, как колобок. Когда ему надоело надрывать пузо, он взглянул на меня непонимающим взглядом и спросил:

— Ты и об этом ни в зуб ногой? Может ты ещё не знаешь, почему нас посредниками называют?

Тут я разобиделся. Оскорбился и обозлился на самого себя, на деда, на весь двенадцатый мир. Хотел уже плюнуть на всё и уйти домой, но взял себя в руки и признался, что не знаю, почему.

Близнец похлопал меня по плечу, снял бутафорские очки и просветил темноту в моей голове.

— В том-то и дело, что таких дыр между мирами много. Поэтому люди иногда забредают в соседние. Представляешь, что с ними тогда происходит? — объяснил он и ненадолго задумался. — Мы будем им посредниками. Провожать их домой, пока в дурдом не загремели, или ещё что с ними не случилось.

Говорят, нескольких таких в КГБ забрали. Что такое КГБ я не знаю, но ничего хорошего, это точно. Бабка сказывала, что и учиться нам теперь нельзя, чтобы в это КГБ не забрали и опыты над нами не делали. Только я не знаю, что такое опыты, а ты знаешь?

— Нет, — выдохнул я с безразличием.

Мне стало грустно и паршиво. Я же догадался, кто стучал в калитку. Уже готов был взять шефство над другим собой и всё ему объяснять, успокаивать, а вышло наоборот. Ко мне пришли и окунули, как котёнка догадливой мордой в сметану. Только в моём случае сметана оказалась с горечью и обидой.

«Эх, дед-дед. Второй раз ты мою фамилию подводишь», — сетовал я на Павла за его отношение к моему обучению.

— Ладно, двенадцатый, не вешай нос. Попытай своего Павла про дырки в миры и обиды на него не держи. Мне-то баба Нюра давно обо всём рассказывала, только я это небылицами считал. И вся наша округа её за блаженную держит.

Меня бабуля часто к ней водит помочь с чем-нибудь. Покряхтеть рядом, пока они хату белят или в огороде ковыряются. Потом вареньем угощался и сказки про деда Павла и про Угодника