Без нее. Путевые заметки - Марлена Штрерувиц

Пусть Марго дождется ее возвращения. Ей наверняка есть о чем поговорить с Максом. Маргарита села, положила на стол диктофон. Доктор Ханзен спросил, она предпочитает беседовать по-английски или же по-немецки? Ему — все равно. Она включила диктофон. Он с удовольствием поговорит по-немецки. Произнес он по-английски. Но как ей угодно. Дальше они говорили по-немецки. В его немецком было что-то неуловимо американское. Во время разговора Маргарита наблюдала, как в бассейне туда-сюда плавают какие-то люди.

[История доктора Ханзена]

Меня зовут Макс Ханзен. — Я наполовину немец, наполовину англичанин. — Я вырос в Англии и в одиннадцать лет, после Первой мировой войны, приехал в Германию. В 1921 году, на полтора месяца. — Потом изучал юриспруденцию. Во Фрайбурге, Мюнхене и Геттингене. — Потом к власти пришел Гитлер. Мы участвовали в первых университетских акциях протеста против Гитлера. — Я получил в Геттингене степень доктора права, потом изучал медицину здесь, в Калифорнии. — Я всегда жил в Л.-А. — Мне нравится тут жить. Хотя политическая ситуация в последние годы здесь, в Л.-А., ужасает. — В последние годы здесь, в Л.-А., я чувствую себя также скверно, как в гитлеровской Германии. Вы знаете, как тут голосовали по вопросу о смертной казни. — Я приехал сюда во время второго президентского срока Рузвельта. — Пятьдесят лет я живу в солнечном климате. Я не могу расстаться с этим городом. Правда, я больше не работаю. I am retired.[17] Но сотрудничаю с обществом по борьбе со СПИДом. Я знаю здешнюю политику. Я все здесь знаю. — С Анной Малер меня познакомила Гина Каус. Это берлинская писательница. Она долго жила здесь. — Путешествие в Китай было идеей Альбрехта. Альбрехт-то путешествовать не любил и сказал, что мы спокойно можем поехать вдвоем. Альбрехт считал, что я, как врач, исключительно удачный спутник. — В 1985 году мы предприняли эту поездку. — В 1985-м. Анне пришлось лететь двумя днями раньше. В то время все ездили в Китай, организовать все было очень сложно. Я прибыл в Гонконг на два дня позже. Поездом мы поехали из Кантона в Пекин. Когда приехали, в нашей пекинской гостинице свободных мест не было. Ничего не поделать. В очереди к портье перед нами стоял китаец из Штатов, которому тоже не хватило места. Потом мы выяснили, что предварительный заказ действует только до шести вечера, а потом номера занимают другие. Китаец взял нас с собой в гостиницу для китайцев. Заморских китайцев. Это была самая большая гостиница из всех, что я видел в жизни. Все очень просто. На второй день нас пригласили на ланч в австрийское посольство. По-моему, посла звали Вальтер. Или Вольтер. До того Анна ему писала. Еще через два дня позвонила жена посла и сказала, что предстоит праздник воздушных змеев и мы приглашены. Стало быть, мы поехали на праздник воздушных змеев. Просто потрясающе. Были змеи величиной с палец, а были такие, которые удерживали грузовик и пятьдесят солдат. Как гости посла мы были ничем не стеснены и могли смотреть что угодно. Однако за нами приглядывали. Когда я вдруг потерял Анну в толпе, ко мне подошел китаец и сказал, куда она пошла. Секретная служба помогла мне найти ее. Уже на обратном пути в Пекин Анне стало нехорошо. Врач в посольстве сказал, что не понимает, в чем тут дело. Очень уж противоречивые симптомы. Но он сказал, что если бы Анна была его матерью, он рекомендовал бы ей поберечься и ехать домой. Почти все приезжающие в Пекин иностранцы заболевают. Никто не знает, почему. Может быть, из-за пыльного воздуха. Из-за песка, который приносит ветром из пустыни Гоби. Иногда китайцы даже надевают респираторы. Так что Анна лежала в постели и совсем не увидела Китая. Ей пришлось вернуться. Я же путешествовал по Китаю три месяца. Это была фантастика. На грузовиках я ездил по пустыне. Потом я еще жил в датском посольстве. Мы познакомились с послом и его женой в австрийском посольстве. — Анна отлично ладила с такими людьми. Она ведь так интересовалась политикой. Придерживалась скорее левых взглядов. И у нее было несколько гражданств. Я так думаю. Чешское благодаря замужеству. Во всяком случае, известно, что она хотела получить чешский паспорт. Малер-то из Праги. Но чешского паспорта она не получила. Она была американкой. Никогда не говорила по-немецки. Мы решили, что в Китае отлично решены общественные вопросы. Это ведь было до площади Небесного Согласия. Впечатление у нас было хорошее. — Анна хотела посмотреть фигуры Будды. Скульптуры. Она любила роскошь, но не нуждалась в ней. Сама она всегда была очень скромной. И денег у нее никогда не было. Деньги появились только после того, как умерла Альма. — Она очень хорошо играла на фортепьяно. — Думаю, мы познакомились в семидесятые годы. — Важнее всего в ее жизни была работа. Она так радовалась выставке в Зальцбурге. Кстати, прекрасные фотографии ее скульптур в другой книге — Альбрехта. Превосходные фотографии. Должно быть, Альбрехт — прекрасный фотограф. — Моя родина — Калифорния. С Анной было иначе. Ей больше нравилось в Лондоне. Там жил тогда и брат Альбрехта. Теперь он в Санта-Барбаре. Потом у нее появилась вилла и дом в Сполето. — Ей больше нравилось в Лондоне и в Италии. На вилле и в Сполето. Там, судя по всему, у нее была чудесная мастерская. Вену она не любила. — Дом в Сполето смогла купить только после смерти Альмы. — Об Альме много говорили. Должно быть, как личность она была абсолютно гениальна. Но она невероятно лгала. Просто выдумывала все подряд. Например, историю с железнодорожным вагоном, который правительство послало в Италию. Когда в Венеции умерла ее сестра. Все это выдумки, об этом есть во всех биографиях. — Анну поселили у Гины Каус. Мать не желала, чтобы в доме был взрослый ребенок. Анна говорила о матери с большой преданностью и большим презрением. — Никто никогда не говорил о том, на что жила Анна. Знаю, что в Канаде она работала официанткой. Это единственный период, о котором мне известно, что она работала и зарабатывала деньги. Но сама жила всегда очень скромно. Иногда деньги давал очередной муж. Она купила квартиру Марине. — О дочке в Вене упоминала редко. Очень редко. О Марине отзывалась иногда очень тепло. — Нет. Дети для нее значили мало. Важны были скульптура и искусство, прежде всего музыка. — Интеллектуальные дискуссии о судьбах скульптуры? Нет. Не думаю. — Но она была бесконечно независимой. Она хотела найти свой собственный стиль и ни от кого не зависеть. Под конец у нее начались проблемы с руками. Она очень переживала. — Да. Она хотела творить красоту. Хотела быть творцом. — Заказ на «Башню масок» она получила от Анны Бинг. Это актриса, вышедшая за мультимиллионера. Вообще-то Анна Бинг дружила с Альбрехтом. — Должен признаться, что мне «Башня масок» не нравится. Совсем. — Она глубоко почитала отца. Очень переживала материнскую холодность. А мать хотела, чтобы она всегда была под рукой. К тому же мать была отъявленной антисемиткой. — Анна гордилась тем, что она — еврейка. Но не ортодоксальная. И радовалась этому. Никогда не выпячивала. Но если приходилось к слову — подчеркивала. — В Америке ничуть не меньше антисемитов, чем в Германии. Пятьдесят лет назад, когда я приехал в Калифорнию, можно было позвонить в Палм-Спрингс и сделать заказ. «Мы впятером. Есть у вас что-нибудь?» В ответ: «Да. На какое имя?» И если имя оказывалось Рабинович или Гольдман, то сразу говорили: «Да. Сейчас посмотрим». И ничего не оказывалось. В Чикаго один еврей пожертвовал очень много денег на библиотеку, а его даже не пригласили на открытие. Вот так. Альбрехт очень уважал ее. Она жила в своем доме. Он — в своем. А в конце концов она уехала в Европу, только чтобы не видеть его. Но разводиться не хотела. Не хотела оскорбить его. Но последние годы хотела прожить без забот. Путешествие в Китай — такая попытка. — У Анны было множество друзей из самых разных слоев общества. У меня тоже. Наверное, потому, что я — врач. Анна никогда не говорила о бывших мужьях. Никогда не виделась с Кренеком. — Презирала авангард. Не понимала его. Хотела красоты, красивых людей. Она была глубоким и честным человеком, никогда ни о чем не умалчивала. Никогда не меняла своих взглядов и чувствовала, где правда. — Думаю, что операция по уменьшению груди как-то связана с ее представлением о прекрасном. Это было в Париже, в тридцатые годы, если не ошибаюсь. — Да. Я знал об операции. — Да. Я бы сказал, что она страдала депрессиями, в медицинском смысле. Она беседовала об этом со мной, потому что я врач. Но никогда не жалела себя. Она была сильной и безжалостной к себе. — Один из последних разговоров был о вилле. Кажется, в Италии есть закон, что если у тебя два дома и двое детей, каждый из детей должен унаследовать по дому. Альма не должна была получить виллу. — Нет. По-моему, она ничего не собиралась оставлять этой дочери в Вене. Но намеревалась обеспечить ее. Да. — Если кто любил Анну, то до ее искусства ему дел а уже не было. То, что она делала, просто принимали. Если она кого не любила, то переубедить ее было невозможно. — Жить на Олета-лейн было очень приятно. Всегда гостили один-два человека. — Много гостей она не любила. Она хотела изучать людей.