Без нее. Путевые заметки - Марлена Штрерувиц

* * *

Она выпила кофе. Оделась. Кажется, потеплело. На балконе было совсем тепло. Свежий воздух. Хватит и тонкой куртки. Она позвонила Фридерике. Поговорила с Герхардом. Тот сказал, пусть она не волнуется. Пусть спокойно работает. Это самое главное. А Фридль привези какую-нибудь одежку OT «Esprit». C «Esprit» не промахнешься. Но ни в коем случае не от «Ralph Lauren». Этого она ни за что не наденет. Это носят только последние дуры. Маргарита прибрала. Аккуратно расставила все в ванной. На минуту остановилась перед зеркалом. Пока еще это не приходило ей в голову. Здесь. Обычно же она проделывала это во всех новых комнатах. Как можно скорее. Тем более — в гостиницах. Прошла охота? Или стало неважным. Но прежде ничего не было важнее. До сих пор. На миг желание вернулось. Воспоминания обо всех зеркалах в гостиничных номерах, перед которыми она сидела или стояла. Отправилась на поиски пакета под грязное белье. Налила воды в кофейник и чашку и поставила их в раковину. Вынула все из сумки, оставила только деньги и кредитную карточку. Убрала в ящик паспорт и права. Вряд ли кому-нибудь тут понадобится австрийский паспорт. Пошла к главному входу. Мимо бассейна и портье. В бассейне плавали двое пожилых мужчин. По краю прыгали дети, их матери устраивались на лежаках. Раскладывали полотенца. Копались в больших пляжных сумках. Солнце скрылось за облаками. Но ненадолго. Выглянуло снова. Пригревало. Воздух чист, все краски светятся. Газон — изумрудный. Кусты — всех оттенков темно-зеленого, а цветы на них — розовые и голубые. Она быстро шла. В офисах на бульваре Вашингтона кипит работа. Люди сидят за столами. Говорят по телефону. Пишут. Глядят на мониторы компьютеров. Говорят. Перед всеми стоят коричневые и синие чашки с кофе. В закусочной на углу Виа Дольче открыты все окна. Доносится музыка кантри. Она купила у китаянки «Los Angeles Times». Перешла бульвар и направилась к кафе. Серое море с белыми барашками. На каждом шагу — открытые магазины и киоски. Платки. Темные очки. Украшения разложены на выставленных на тротуар прилавках. Заняты все места для гадателей на картах таро. Поставлены скамеечки. Разложены подушки. И расставлены таблички с расценками на всевозможные предсказания. А предсказателей нет. Наверное, лежат на травке под пальмами. В одном доме подняты рамы. Прямо посреди фасада. Она заглянула в комнату. Налево — кухонный уголок. Направо — мягкий гарнитур и лестница наверх. Окна в боковых стенах и в задней. Все серое и серо-зеленое. У окна сидит огромная желтая собака и глядит на море. Спокойно. Черная собачка остановилась на тротуаре и тявкает снизу вверх на большую. Большая не обращает на нее никакого внимания. Этой породы она не знает. Собака ростом с сенбернара, но не сенбернар. В уличном кафе все столики у парапета заняты. Пришлось садиться во втором ряду. Заказала яйца всмятку и оладьи с черникой. Пила кофе из высокой коричневой чашки. Не взяла очки, и пришлось пересесть. Чтобы солнце не било в глаза. Папа ездит по Африке. Он посетил базилику Пресвятой Девы в столице Берега Слоновой Кости. Постройка этого крупнейшего в Африке собора обошлась в 20 миллионов долларов. В Эфиопии голодают 4,5 миллиона человек. Аде Клерк поставил под контроль гражданских служб секретные операции южноафриканских военных. Он выступает за то, чтобы свести такие операции к абсолютному минимуму. Подоперациями имелись в виду убийства политических противников. Маргарита уставилась на клеенку в красно-белую клетку. Что такое абсолютный минимум убийств? И есть ли скидки на убийство оппозиционеров. А человек, который приказал расстрелять Чаушеску и его жену, покончил с собой. Желтки растекались по оладьям с черникой. Она полила всё патокой. Соленые желтки с оладьями и патокой восхитительны. Как в детстве. Она съела те оладьи, на которые хватило желтков. Остальное не стала. Без желтков оладьи слишком отдавали содой. Скоро десять, откроется книжный магазин. На набережной и на пляже все больше народу. Все ярко одеты, все в движении. И все улыбаются. Все бодры. Ни одного заспанного лица, никто не мешкает. Она расплатилась. С ее места была видна табличка «closed»[36] на дверях книжного магазина. Она вновь развернула газету. Фотография заключенных. Тюремные робы. Стриженые головы. Почему робы всегда полосатые. Смех и возгласы. Чайки. Скейты катятся по асфальту. Шлепанье кроссовок и тяжелое дыхание бегуна совсем рядом. Теперь на ранних стадиях СПИДа будут давать новое лекарство. Можно надеяться на более раннюю стабилизацию пациента. А республиканец Денкмейджен задавался вопросом, что скажет Гаррис. Денкмейджен вел кампанию за возобновление смертной казни в Калифорнии. Гаррис — первый, кого тогда казнят. Кроме того, Денкмейджен отвечал за опрыскивание Лос-Анджелеса от вредной мухи. Он полагал, что вскоре общественность его поддержит, раз опрыскивание никому не повредило. Маргарита сидела. Солнце вышло из-за облачка. Все снова засветилось. Засверкало. Смех возле гадателей стал еще громче. Она представила себе Манон. Как та проверяет герметичность окон. Проводит пальцем по раме. Как она пережидает темноту за запертыми дверями. Вчера Чарли должна была остаться у нее ночевать. Чтобы не выходить на улицу. Почему все всегда так удачно сходится? Уничтожение. Она встала и вышла на набережную. Пошла к книжному магазину. Дверь была теперь распахнута.

* * *

В магазине «Small World Books» пусто. После солнца — темно. В самой глубине Маргарита заметила женщину. Она вышла через узкую дверь. Маргарита была одна. Прошла вдоль стеллажей. Целая стена эзотерики. У входа. Она читала названия. Наклонила голову, чтобы было удобнее читать. Философия. У другой стены — лирика. Между ними — альбомы. Fiction. Non fiction. Classics.[37] Она снимала с полок книги. Листала. Рассматривала фотографии авторов на задней стороне обложек. Ставила книги на место. К чему знать, как кто выглядит. Положила газету около кассы, чтобы освободить руки. Хотелось стихов, стихов, написанных женщиной. Женщиной, которая каждый день ходит к морю. Она проглядывала томики. Читала биографии в конце. Потом взяла толстый том. Уоллес Стивенс. «The Collected Poems».[38] Новое издание. Положила книгу к газете. Снова отправилась на поиски. Что же почитать. Стихи. Над ними можно сидеть. Или с ними. Ей нужно еще что-то, убить время. Вечером. Или на пляже. Она взглянула в окно. Мимо шли люди. Солнце. Шум голосов. Приглушенные звуки. «In Cold Blood». Никогда не читала. Только слышала. А потом заметила еще одну книгу на верхней полке с лирикой. Старая женщина. Гордая. Узкое длинное лицо. Глубоко впавшие щеки. Женщина глядела направо. За обрез книги. Слегка откинувшись назад. Словно не хотела фотографироваться. Не смотрела в объектив. На зрителя. Маргарита сняла книгу с полки. На обложке стояло: X. Д. «Selected Poems».[39] Она положила книгу к остальным. Огляделась, чтобы выяснить, кому платить. Ждала. Ходила по магазину. Прошла мимо детективов и взяла один, не удержалась. Читать их больше не хотела. Не хотела понапрасну тратить время. Но взяла. Обложку прежде не видела. Она запоминала прочитанные детективы по картинкам на обложке. Спустя долгое время женщина вернулась. Перенесла через порог коробку с книгами и поволокла ее по полу за собой. Маргарита спросила, не помочь ли. Нет. Нет. Женщина улыбнулась. Ведь это — ее работа. И рассмеялась. Подтащила коробку к кассе. Она была высокой. Стройной. Загорелой. Кожа обветрилась. Не молода. Темные с проседью волосы заплетены в длинную косу. Одета в огненно-красный пуловер и широкую лиловую узорчатую юбку. Сандалии. Без чулок. Ноги тоже загорелые и обветренные. «I see, there is some serious reading intended»,[40] — сказала она. Маргарита кивнула. Женщина просканировала ценники на книгах. Взяла Маргаритину карточку. Она что-нибудь чувствовала? — спросила женщина и кивнула на газету. Там большими буквами было написано: «4,7 magnitude aftershock at 9.26 a.m.».[41] Вчера? Где она была в это время? Нет, она ничего не заметила. Она была здесь. Завтракала. В кафе на набережной. Еще вчера хотела купить книги. Здесь. Но ждать, пока откроется магазин, было слишком холодно. Женщина дала ей подписать чек. Она здесь в отпуске? — спросила она у Маргариты. Нет. Она тут по делам, отвечала Маргарита. Она тут работает. В Л.-A. Нужен ли ей пакет? Женщина вытащила из-под кассы коричневый бумажный пакет. Развернула его и уложила книги. Взяла газету. «Mother Faces Prison in Toddler's Death».[42] Они обе прочитали заголовок. Женщина на минуту задержала газету в руках. Потом сунула ее в пакет, и они посмотрели друг на друга. Стояли лицом друг к дружке. Маргарита увидела, что у той слезы на глаза наворачиваются. Набегают. Готовы пролиться. Она научилась бороться с подступающими слезами, пока они не пролились. Подавляла их в самом начале. Оставался только комок в горле. Женщина за кассой книжного магазина поступила иначе. Ее глаза налились слезами. Потом слезы собрались двумя большими каплями. Сбежали по щекам до подбородка. Женщина постояла еще секунду. Они по-прежнему глядели друг другу в глаза. Потом Маргарита проверила, убрала ли карточку. Сунула в карман кошелек. Взяла пакет с книгами. «Take care»,[43] — сказала женщина. Они обменялись улыбками. «You too»,[44] — ответила Маргарита и вышла. Вновь прошла вдоль канала. В том саду, где утром работали, поставлен фонтан. Вода с громким плеском падает с метровых обломков скалы. В комнате, где спал мужчина, никого нет. Экзотическая комната — точно такая же, как вчера. Горит свет. Освещает красную и синюю мебель. Музыки не слышно. Она никого не встретила. Бегают утки. Мамаши с утятами. Матери загораживают собой выводки. Маргарита подождала, пока они не спустились в канал. Наверное, землетрясение случилось, когда она проходила здесь. Примерно. Но она ничего не заметила.