Виталий Головачев и Мария Петровых в письмах военных лет, 1941–1943 - Анастасия Ивановна Головкина

Крепко целую Вас.

Привет маме, Кате.

Ася

В. Д. Богоявленская — М. С. Петровых из Козьмодемьянска в Чистополь

19 августа 1942 года

Дорогая Маруся!

Ты наверно получила мою открытку, которую я послала в конце июля. Из нее ты должна была узнать, почему я так долго тебе не писала. Я как-то все не могу справиться с собой, очень тяжело[37]. А теперь узнала о том, что и Виталий скончался, мне написала тетя Лиза.

Я не могу тебе передать, как остро жаль мне его. Кто тебе дал знать? Болел он? Вероятно, организм его ослабленный не выдержал. Если можешь, напиши мне. Буду ждать. А то я ничего о Вас не знаю, может быть, Вы уже уехали оттуда.

Как Ариша? Здорова ли? И все твои?

У нас все то же горе. Умер Митин старший брат и, по-видимому, погиб на фронте младший: после наступления под Гжатском не вернулся. Все так нехорошо вокруг. Не хватает сил ни душевных, ни физических. Маме оч. тяжело, особенно на чужом народе. Она привыкла за последнее время не сходить со своего дивана, а теперь и в таком состоянии приходится жить в самой профессорско-академической гуще.

Ну, моя милая, целую тебя крепко и желаю тебе спокойствия, насколько это возможно. Привет маме и Кате. От Дмитр. Ник. всем Вам тоже привет. Ромка[38] пока в порядке.

Вера

Пиши.

М. А. Никитин[39] — М. С. Петровых из Чистополя в Москву

Осень 1942 года

Дорогая Мария Сергеевна!

Пожалуйста, не сердитесь на меня за долгое молчание: я нежно помнил и помню Вас, но писать Вам не мог, потому что узнал о том несчастье, какое на Вас свалилось, и у меня не было слов, чтобы выразить Вам, как я жалею Вас в Вашей печали.

<…>

Не знаю, как Вы там теперь живете, но мне хочется думать, что Вам стало несколько легче, потому что в Чистополе Ваши стихи нужны людям, как хлеб. В Москве нет такого отношения к стихам, к литературе. Я понимаю теперь, что в Чистополе это было создано Борисом Леонидовичем[40]. Он действительно замечательный человек, и я его люблю по-настоящему (хотя ему это и не нужно).

<…>

Е. С. Чердынцева — М. С. Петровых из Чистополя в Москву

7 мая 1943 года

Моя дорогая и единственная!

Сегодня я имела продолжительный разговор с Островской[41] и пишу Тебе по ее поручению. Просвечивание показало, что у Ариночки увеличены железки. Кроме того, как я тебе писала, у нее был бронхит, а во время майских праздников она заболела гриппом (здесь сейчас очень сильная эпидемия гриппа). По словам Ляли[42], когда Ариночке стало лучше, она в отсутствие мамы выбегала в кухню и, возможно, от этого грипп осложнился на ушки. Ида Марковна забрала ее в изолятор, говоря, что так она за Арусю спокойнее. Сейчас ушки уже проходят, во всяком случае, боли почти исчезли, но Ида Марковна держит ее в изоляторе и не пускает с постели. (До заболевания гриппом Ариночка чувствовала себя превосходно. Очевидно, от усиленного питания щечки у нее округлились и порозовели, и была она очень хорошая и веселая). Имея в виду железки и все последние заболевания, Ида Марковна говорит, что Арина слабый ребенок и что решение детсада для нее не годится, ей нужно создать особые условия — санаторий на дому, как она сказала. По ее словам, Ариночка должна все время быть на воздухе, около дома, в огороде; проводить там даже мертвый час. Питать ее нужно 5 раз в день. Режим д. быть очень строгим, как в санатории. Ваша мама, сказала дальше Островская, не годится для этого; она слишком дряхла и слаба, да и Ариша ее не слушается. Вот я и прошу Вас написать Марии Сергеевне, чтобы она не откладывала свой приезд, т. к. никто кроме матери не сможет сейчас создать для ребенка таких условий.

Мне очень тяжело и горько писать тебе обо всем этом, дорогая моя Марусенька. Ведь я почти ничем не в состоянии помочь тебе. Тут в первую очередь нужны очень большие деньги. А в такой короткий срок их не заработаешь. Мне кажется, тебе придется просить Фадеева[43], хотя бы через Федина[44], о большой, в несколько тысяч ссуде из Литфонда. Ведь давали же другим! Если это невозможно, надо обратиться к Лебедевым, ведь дело идет о здоровье Ариночки. Пусть пороются в сундуках. (Ведь нужны какие-нибудь два отреза или что-либо из туалетов Ел. Павловны[45]. Конечно, лучше всего идут шерстяные вещи и материи). Вещи можно ликвидировать здесь, но, говорят, что в Москве продавать гораздо выгоднее.

Дорогая моя, любимая, пока я тебе все это писала, у меня возникла мысль, что не лучше ли Ариночку взять в Москву, на Клязьму, и там с ней прожить лето. Ведь бабушкин огород[46] (в котором, кстати, срубили все яблони, кроме одной, да и та полусухая) с его уборной плохо напоминает санаторий. А потом здешний климат с его холодными ветрами со всех четырех сторон.

Нужные продукты надо, конечно, везти отсюда. Скажи Лебедевым, что я берусь за продажу и покупку для них (т. е. для Арины) масла и проч. Мне кажется, что лучше всего закупить масла, его всегда можно продать и купить картошку или другие продукты. Некоторые литфондовцы повезли пуды масла, муки, луку и сотни яиц. На Клязьме ты не будешь так оторвана от Москвы, от работы. Я ни на минуту не забываю Лебедские характеры, но тут ничего не поделаешь: их не переделаешь, и придется недолго потерпеть. Вспоминай меня: ведь ради Ксении я терплю и худший характер, и ужасную матерьяльную зависимость без всякой надежды на скорое освобождение.

Потом на Клязьме есть и терраса, и веранда. Аруся и в плохую погоду может находиться на свежем воздухе. Там за деревьями и строениями нет таких ветров. Лебедевы ничего не делали для Виталия. Они обязаны теперь сделать хотя бы это для его дочери.

М. С. Петровых — Е. С. Чердынцевой из Москвы в Чистополь

Середина августа 1943 года

Моя самая любимая!

Как мне тяжко от того, что я так давно не говорила с тобою, не писала тебе. Все хотелось, чтоб на душе стало яснее.

Июль прошел в хлопотах, беготне. Весь быт я полностью взяла на себя, поручив маме гулянье с