Омская зима - Владимир Мефодьевич Башунов

напев журавлей,

Когда желтые птицы

На желтой-прежелтой соломе

Увлеченно клевали

Проталины солнечных дней.

Завывала пурга.

Степь дышала метельной истомой,

Бились по ветру гривы

Испуганных белых коней,

Когда белые птицы

На белой-пребелой соломе

Пух и перья роняли

На всполохи звездных теней.

Знаю, охнет земля

От раскатов далекого грома,

Когда буду у жизни

Стоять я на самом краю,

Тогда черные птицы

На черной-пречерной соломе

Вскинут черные крылья

И тихо погасят зарю.

* * *

К земле пригнулись струны слег —

Прогнулась кровля у закута.

Пушистый снег в искристый мех

Леса и просеки укутал.

Погода вроде бы тиха.

Но распахни пошире ставни,

Журчат снега, поют снега

От Красноярска до Рязани.

Сцепились галки на стогу.

Сугроб вздыхает с громким сипом.

Вот кто-то первую строку,

Как скоропись, в снегу просыпал.

Лесная азбука проста.

В снег провалившись по колени,

Читаю с белого листа

Крестов и лапок откровенья.

* * *

Злой мороз у вальков рвет постромки.

Дышит лютым в лицо первачом.

Я живу в хуторке возле Омки,

Потому и зовусь омичом.

Привыкаю к шальным снегопадам,

Так, как к ним привыкает снегирь.

Ничего мне на свете не надо,

Лишь бы вечно дышала Сибирь

Половодьями вьюг светло-синих

Да зарей под шатром кедрача,

Где в сугробы запаханный зимник

Оплывает, как к утру свеча.

До полуночи слушаю байки

Деда Власа несчитанных лет.

Представляю, как верные лайки

Слева-справа ложатся на след

Утомленного гонкой медведя

С окровавленной раной в груди.

К нам в окно через сплав гололеди

Обмороженный месяц глядит.

* * *

Из тучи, как из будки, лает гром.

Его цепями к туче привязали.

По сонной Омке движется паром,

Заставленный лохматыми возами.

Светла, степенна Омка и тиха.

Извоз в речное зеркало глядится.

Зеленые крутые берега

В реке полощут гривы косовицы.

Журчит вода. Колышется канат.

Зыбь бликов на волне поет, смеется.

Паромщик, как подсолнух, конопат,

И, как подсолнух, сам похож на солнце.

Свет зарева пытаясь обогнать,

Гудит паром, борта зарей линуя,

На жемчуг разбивается волна,

Встает со дна зеленый день июля.

Петря Крученюк,

Народный писатель Молдавии

КИШИНЕВ

НЕ ЗАБЫВАЙ

Есть село Скуляны у реки,

в том селе мои однополчане —

балагуры и весельчаки —

навсегда, навеки замолчали.

Помню, как: «За Родину! В атаку!» —

мой товарищ русский прокричал.

Не был он в Молдавии, но так вот

родиной Скуляны и назвал.

Есть село такое на земле,

русские могилы в том селе.

Перевод В. Чудина

РАЗГОВОР С КОЛОСЬЯМИ

Я обратился

К золотым колосьям:

— О чем вы шепчете,

Мечтаете о чем?

— О наших зернах,

Чтобы довелось им

Войти пахучим хлебом

В каждый дом.

— Когда простор весь

Отдыху покорен,

О чем грустите вы

В тиши ночной?

— Не спят сердца

Уже созревших зерен,

Их растревожил

Летний зной.

— Чему вы улыбаетесь

Счастливо,

Потоком ниспадая

На лафет?

— Мы знаем, верим:

Колоситься нивам

Мильоны лет

Мильоны лет.

Перевод И. Шемякова

РОДИНЕ

Нет, мы живем не только для себя,

Не только за себя

Мы отвечаем.

И, об утратах горестно скорбя,

Мы все твои победы отмечаем.

И нам ясна печаль твоих тревог,

И гул побед, что над землей взлетает,

И если есть на этом свете бог,

То это ты —

Земная

И святая!

Перевод В. Фирсова

УЧЕБА

Искрятся фразы.

В них — то свет,

То тень.

Язык народа,

Он не просто — слово.

Я русский изучаю каждый день,

Хотя давно постиг его основы.

На этом языке

Творил Толстой.

Тем языком Ильич писал декреты.

И стал язык — великий и простой —

Давно доступным

Людям всей планеты.

Меня учили русскому

Друзья,

Учителя,

Соседи

И родные.

Наш сельский хор озвучивал края

Родной земли

На языке России.

Звучала в песнях горькая беда

И эхо Революции звучало.

Я отыскал в тех песнях

Навсегда

Своей дороги светлое начало.

Громада дел росла по всей стране,

И, в комсомоле ленинском крепчая,

Я славен был

Со всеми наравне

Делами,

А не праздными речами.

Я добровольно

Встал во дни войны

К прицелу пушки.

Боль земли изведал.

Мы были духом Родины сильны,

Как языком,

Ведущим нас к победам,

В одном бою

На страшной той войне

Я ранен был.

И небо стало тусклым.

И вдруг полковник подбежал ко мне

И, приподняв меня,

Сказал по-русски:

— Терпи, солдат,

Ты должен жить и жить.

Мы умирать, брат, не имеем права.

Ведь каждый должен подвиг

                                         совершить,

Вернуться должен в дом родной

                                         со славой…

Не умер я.

Калач и Сталинград,

Моздок и Керчь…

И в каждом слове — сила,

Которая

Превыше всех наград

Солдата к вечной славе возносила.

А после

Мой пополнился словарь

Под Балатоном, в Секешфехерваре.

Я воды Шпрее преодолевал.

Мы все на свете

Преодолевали.

В огне сражений

В дальнем далеке

Взошло Победы радостное слово.

Оно известно в нашем