Омская зима - Владимир Мефодьевич Башунов

у вечного огня.

Всегда живые —

                          символ вечной жизни.

Сюда идут в любое время дня,

Чтоб поклониться

Матери-Отчизне.

* * *

Обиды, скопленные за день,

привычно к женщине несем.

А ей своих хватает ссадин.

И год за годом,

день за днем

Ее утроенная ноша

на плечи давит

                        все сильней.

Лицо становится все строже.

Глаза печальней

и мудрей.

Привыкли видеть их такими…

Но ради будущих путей

прощают женщины любимых,

прощают матери детей.

За что — еще не знают сами,

не понимают до поры.

Но как-то раз взойдут над нами

их незнакомые миры.

И, словно зрение к незрячим,

придет сознание того,

что мы без женщин мало значим.

Или не значим ничего.

* * *

Протягиваю руку птицам

С зерном.

Недвижимо стою.

Ну что им стоит опуститься

В ладонь открытую мою?

Ну что им стоит угоститься,

Со мной хоть миг вдвоем побыть…

Слетает чуткая синица

Ее не надо торопить.

Она осмотрится, обвыкнет,

Гостинец вежливо щипнет,

Вспорхнет, о чем-то тихо вскрикнет,

Кого-то в гости позовет.

Мгновенное рукопожатье

Иной природы и судьбы…

Мир зелени и птиц, мы — братья,

И ты нас строго не суди.

Ты не суди за то, что редко

К тебе наш трудный путь лежит…

Сидит на пальце, как на ветке,

Синичка — Доктор Айболит.

Василий Захарченко

МОСКВА

МОЯ СУДЬБА

Мне помнится шарманщик с попугаем.

— О чем он пел в наш просвещенный век?

— А ну, старик, давай-ка погадаем,

Что нам сулит истории разбег?

Мелодии твоей проста идейка:

— Что там судьба —

                               судьба-индейка…

И я просил нахохленную птичку,

Чтобы судьбу наворожила мне б,

Щербатым клювом роясь по привычке

В непогрешимом ящике судеб.

Грядущее увидев на просвет,

Вдруг вытянет удачливый билет?

И вот моя судьба…

                             Пусть не из странных:

Как говорится, в жизни все познал

И на полях своих и иностранных,

Поди, все пять годов отвоевал.

Но и теперь планету вижу чаще

От боли и страдания кричащей.

Земля моя,

                 какой орбитой шаткой

Плывешь сквозь космос?..

                                        Боже, упаси,

Корабль Земли, он начинен взрывчаткой,

К нему искру, смотри, не поднеси —

Взлетит на воздух…

                               Плавал до поры,

А ну теперь лети в тар-тарары!

Вот почему я требую отчета

За все, что происходит на Земле.

Мы люди, мы должны спросить с кого-то

За право жить на нашем корабле,

За светлый путь единственной планеты,

Аналогов, увы, которой нету.

И надо помнить истину простую,

Почти закон:

                    как в средние века

Сходилась рать, лицом к лицу, вплотную,

Чтоб поразить врага наверняка.

Потом мечу пришли на смену пули —

В лицо противника и не взглянули…

Ну, а сейчас?..

                       Спокойно, без полемик,

В бетонном бункере, у электронных лент,

Простым нажатьем кнопки шизофреник

Взорвать способен целый континент.

Неужто только бомбы и ракеты

Должны решать судьбу планеты?

На грозном стыке двух тысячелетий

Перед загадкой завтрашнего дня,

В глаза мне смотрят женщины и дети,

С неугасимой верою в меня.

Ведь я один —

                      хозяин корабля

Под призрачным названием Земля.

И мне решать на палубе судьбы

Шекспировское:

                         быть или не быть?

Судьбу Земли с моих не сбросить плеч —

Я должен эту Землю уберечь!

ПЬЕДЕСТАЛ

В стихах о том, быть может, не пристало.

Дожив, как говорится, до седин,

Я видел в жизни много пьедесталов,

А позабыть не в силах лишь один.

Он слишком прост.

                             Он скромен, не кричащий.

Война следы оставила на нем.

Обыкновенный деревянный ящик

В музейчике уральском заводском.

В горбыль впились промасленные стружки —

Ботинки токаря загнали их туда.

Лилово-синие крутые завитушки

В накрапах масла —

                               вечный след труда.

Мальчишка, не играя, не от скуки,

Влезал на ящик —

                            честь не велика —

Чтоб дотянуть промасленные руки

До уровня токарного станка.

Я думаю о нем…

                          Какая сила

На высоту ребенка вознесла?

Как памятник поднялся он и стал

На этот деревянный пьедестал.

Вот так держать!

                          И чтоб назад ни шагу!

Склонив чело, мы около стоим…

Подумать только,

                          били по рейхстагу,

Снаряды, изготовленные им!

СИБИРСКИЙ ТРАКТ

Ревут машины на Сибирском тракте.

Среди екатерининских берез,

Не торопясь,

                    широкогрудый трактор

Плечом сдвигает землю под откос.

Земля ползет…

                       Земля плывет…

                                               Ведь это

Сама история —

                         ее лишь тронь!..

Беру, как самородок из кювета

Комок на повлажневшую ладонь.

Здесь люди шли,

                         голодные, босые,

Лишенные и ласки и тепла.

Великая бунтарская Россия

Меж тех берез на каторгу прошла.

Ее черты,

               характер норовистый

Слезой, плевком, железом каблуков,

Французской речью ссыльных декабристов

И песнею крамольных мужиков,

Как клинопись история врубила

Вот в эту землю…

                            И теперь, как сон,

Веками нерастраченная сила

Истории

             ложится под бетон.

Ревут машины на Сибирском тракте…

А он течет свободно, как река,

Прямой, как несгибаемый характер,

Кладущего бетон

                          сибиряка!

НОЧЬ НАД БАМОМ

Ночь над тайгой…

                            Тревожно спит планета.

В иллюминатор замечаешь ты

Каскадами рассеянного света

Из-под крыла

                     встают из черноты

Спиралями неведомых галактик

В тайге разбросанные острова!

Я человек.

                 Я вдохновенный практик,

Я верю:

             астрономия права —