Охотник за головами (ЛП) - Каррэн Тим

Я сидел там, курил сигарету, и больше не мог держаться. Бросил ему раздражающий, избитый журналистский вопрос (которым сам никогда не пользовался, но другие — да):

— Ты правда думаешь, что можешь выиграть эту войну? Что можешь освободить этих людей?

Это должно было пробить его шкуру, взбесить его, но шкура была слишком толстой. Он просто рассмеялся, а потом рассказал, как они однажды совершили налёт на лагерь военнопленных около Фубай... или на то, что они приняли за лагерь военнопленных. На самом деле это был какой-то цирк северовьетнамской армии, полный женщин и детей, запертых в бамбуковых тигриных клетках. «Береты» зашли тихо, убили шестерых охранников. Седьмого взяли живым, но он как-то умудрился спрятать бритву и перерезал себе горло прежде, чем они успели его остановить. Так что они никогда не узнали, почему женщины и дети были в этих клетках. Позже они слышали байки, что у северян были тигры, и они скармливали им этих людей ради развлечения.

— Когда мы открыли эти клетки и вытащили людей... а они, блядь, были тощие как щепки, просто скелеты... и начали давать им лекарства и еду, ждали, пока прилетят вертушки забрать их, мы увидели, что все они сошли с ума. У всех был этот пустой, отсутствующий взгляд. Жуть. И знаешь, что они делали, когда мы оставляли их одних? Они заползали обратно в эти клетки и оставались там, — он покачал головой и мрачно усмехнулся. — Так что видишь, писака, нельзя освободить людей, которые сами не хотят быть свободными.

Он был мудак, но я накрепко запомнил его слова.

7

Примерно через неделю после той мясорубки с 4-м полком в долине Плей Трап я стоял на взлётке в Дакто, когда прилетели «чинуки», доставившие уцелевших из 173-й воздушно-десантной после операции на высоте 875. Там наверху был полный пиздец, 173-я потеряла сотни ранеными и ещё несколько сотен убитыми. Они дрались всю ночь, прежде чем взять высоту 875. Я смотрел, как садятся вертушки, как выгружают тела и как выжившие — такие же мертвецы — бредут по бетонке с тем стеклянным взглядом, что остаётся после боя.

Куинн позвонил мне, сказал, что наткнулся на десантника из 173-й, с которым мне стоит поговорить. Сержант по фамилии Бриджес. Так что я ждал и наблюдал, держась поодаль, потому что эти парни выглядели скверно, совсем скверно — будто что-то огромное и голодное пережевало их, проглотило и высрало прямо на полосу.

Другие журналисты кружили вокруг как мясные мухи над трупом, щёлкали фотиками и задавали вопросы, натыкаясь на гробовое молчание. Одна бойкая, взбудораженная дамочка из «Лайф» подскочила к солдату, здоровому белому парню со шрамами на лице и повадками бойцовой собаки, и начала забрасывать его вопросами. Он расстегнул штаны и, к её изумлению, помочился ей на платье.

Позже я сидел в сержантском клубе, накачивался, когда тот самый здоровый пехотинец подошёл ко мне.

— Ты Мак? — спросил он, и я кивнул.

— Слушай сюда, сука. Повторять не буду. Я был около Кхесани с разведгруппой на реке Ксеконг, наблюдали за Чарли на том берегу. Лаос. Первое, что понимаем — нас обстреливает подразделение северян. Размером с роту. Похоже, какой-то сапёр нас засёк, потому что миномётные снаряды ложились точно по позиции. Примерно половину убило прямо там, остальные рассыпались по джунглям прямо в ёбаную засаду. Следующее, что помню — я один. Так что я выбирался по схеме «скрытно и быстро», просто бежал и бежал, думая, что если зароюсь поглубже в зелёнке, они от меня отстанут.

— Отстали?

Он кивнул.

— Точно. Но к тому времени я нахуй заблудился. Забрёл в такую низину. Земля вся топкая и мокрая, а джунгли такие густые, что приходилось прорубаться. В конце концов, вышел на поляну. Знаешь, что я там увидел?

— Что? — я прикурил сигарету, гадая, почему Куинн направил ко мне этого парня. — Что ты увидел?

— Головы.

Я посмотрел на него, и его жёсткие серые глаза даже не моргнули.

— Головы?

— Ты слышал. Ёбаные головы. Точно тебе говорю. Сотни голов, насаженных на семифутовые бамбуковые колья. Я шесть футов шесть дюймов ростом, а они были выше меня, так что да, семь футов, я говорю. Некоторые там торчали давно, от них остались только черепа. Другие посвежее. Некоторые совсем свежие. Вьетнамцы, американцы. Куча голов. Целый лес кольев, сколько видно во все стороны.

Я просто смотрел на него.

— Я услышал что-то большое, мистер, что-то огромное продиралось через джунгли, и от него исходила жуткая вонь. Я бежал и бежал, пока часа через три или четыре не наткнулся на подразделение морпехов. Они меня вытащили. Но я никогда не забуду все эти головы. Какими они были.

Я сглотнул, чувствуя, как что-то холодное проворачивается в животе.

— И какими они были?

— Целое поле мертвецов.

8

Очередные жуткие истории.

Если слишком много о них думать, они заберутся под кожу, разъедят мозги. За несколько месяцев до этого я был в дельте неподалёку от Кан Тхо с «морскими котиками» и их вьетнамскими коллегами — бойцами LDNN. Мы пробирались через болота и рисовые поля к деревне, на которую напала северовьетнамская армия. Живых не осталось. Хижины пылали, весь скот перерезали. Женщин насадили на колья через промежность, загнав их так, что острые концы торчали прямо изо рта или горла. Их груди отрезали и прибили к деревьям. Мужчин повесили за шею, гениталии отрезали и запихали в рот. Детей обезглавили, привязали к деревьям и расстреляли, как мишени. Младенцев порубили, будто куски мяса, и раскидали по земле. Девушек изнасиловали бамбуковыми шестами. Других жителей деревни избили до неузнаваемости — кости торчали из бесчисленных разрывов в коже. Мы находили пальцы, руки, ноги, головы — всё, что только можно представить. Я и подумать не мог, что на любой войне возможны такие зверства.

Меня не раз выворачивало.

Бессмысленно? Нет, в этом был смысл. Больной, извращённый смысл. Среди трупов мы нашли окурки американских сигарет, обёртки от американских конфет, брошенную винтовку М-16 и нож морпехов K-Bar, всаженный в горло старика. Всё подстроили так, чтобы выглядело, будто это сделали американцы. Мы зачистили территорию и захоронили мёртвых. Через несколько дней — как я потом узнал — «морские котики» выследили северовьетнамцев, устроивших эту бойню. Тех, кого не убили сразу, освежевали водолазными ножами.

Но в тот день в деревне земля была до того пропитана кровью, что она въелась в подошвы моих ботинок. Ещё несколько недель после этого всякий раз, как я ходил по мокрому или попадал под дождь, из моих ботинок сочилась кровь. В конце концов, я их нахрен выбросил.

9

Вертолёт, высадивший меня на базе морской пехоты Кхесань, едва коснулся земли. Я выпрыгнул на бегу, спотыкаясь, рванул к траншее, а морпехи, сгрудившиеся там, подбадривали меня криками — винты молотили воздух надо мной, пока я, как на ладони, нёсся через всю полосу. Морпехи орали:

— Давай, сука! Ты сможешь! Беги! Беги! Шевели своим грёбаным задом!

А потом я нырнул в траншею рядом с ними, они заржали, а я, хватая ртом воздух, думал, какого хрена я опять подставляю свою задницу под огонь.

Видите ли, на боевой базе Кхесань — всего в одиннадцати километрах от Лаоса — полоса была постоянной мишенью для миномётов, ракет и тяжёлых орудий северовьетнамской армии, запрятанных в лесистых холмах. База находилась в непрерывной осаде, но взлётно-посадочная полоса была самым гиблым местом. Уйма морпехов полегла, пока бежали к транспорту или от него, а сама полоса вечно была усеяна обломками самолётов. Было так паршиво и настолько опасно туда летать, что пополнение запасов (когда это вообще было возможно) осуществлялось парашютным сбросом с высоты 1500 футов. Не один морпех в конце срока службы решил остаться на новый срок, лишь бы не рисковать жизнью в этой пробежке к самолёту или вертолёту.

Вот такое это было место.

База стояла на том, что считалось «обороноспособным» плато, но когда выписываешь цифры на бумагу, становится жутко: пять полных дивизий регулярных войск северовьетнамской армии, намертво окопавшихся в этом лабиринте холмов и долин, и только около 8000 морпехов, чтобы их сдерживать. Если дерьмо реально полетит — хуже обычного, потому что дерьмо в Кхесань летело всегда — там были силы быстрого реагирования примерно в 250000 человек, состоящие из морпехов с опорных огневых баз вокруг демилитаризованной зоны, 1-й воздушно-кавалерийской дивизии армии и 101-й воздушно-десантной дивизии, бесчисленных пилотов, экипажей и обслуживающего персонала. Но когда ты торчал там и прилетали снаряды, это ни хрена не утешало.