Охотник за головами (ЛП) - Каррэн Тим

Охотник за головами (Тим Каррэн)

Общая информация

Оригинальное название: "Headhunter", Tim Curran

Перевёл на русский: Александр Анатольевич Свистунов, 2025 год

Другие мои переводы и актуальные новости ищи в моём телеграм-канале @lacewars

Аннотация:

Вьетнам, 1970-й. Зелёный ад, где смерть таится за каждым деревом, прячется в каждом сгустке тени и каждой низине, затянутой туманом. Повсюду растяжки и пули, противопехотные мины и реактивные снаряды. Майк Маккинни приехал писать о войне — о страхе и безысходности, о солдатах и мирных жителях, о земле, которую этот конфликт изуродовал навсегда... но он столкнулся с чем-то куда более жутким: первобытным кошмаром, явившимся прямиком из мрачных глубин вьетнамского фольклора. Чудовищем, что охотится за человеческими головами среди искорёженных, затерянных в джунглях холмов Центрального нагорья. Теперь эта тварь выслеживает его. И остановить её не в силах никто.

Охотник за головами

«Маленьким большим девочкам не след

В жутком лесу гулять в одиночку»

Рональд Блэквелл

1

Впервые я услышал о том, что во Вьетнаме за головами охотится нечто — нечто не вполне человеческое — когда стоял в руинах разорённой деревни чуть севернее Ке Та Лау, у демилитаризованной зоны, с бойцами 101-й воздушно-десантной дивизии. В воздухе висел тошнотворный смрад горелой плоти, а над головой, точно погребальный саван, колыхалась жирная пелена дыма. Я стоял, втягивая ноздрями эту вонь, пялясь в непроглядный туман, пока десантники торопливо вытаскивали тела из джунглей и хижин. Тела северовьетнамских солдат и местных жителей, угодивших под перекрёстный огонь. К тому времени я пробыл в стране семь месяцев. Не солдатом — военкором, и всё никак не мог отучить себя глазеть на мертвецов. Их трупы или наши — глаза просто отказывались отворачиваться. Именно эти картины не давали мне спать по ночам в Сайгоне, бросая в холодный пот, и никакие дозы спиртного, травки или колёс не могли их вытравить из памяти.

Порой мне казалось, что мне здесь не место. А порой я был уверен, что мне больше нигде нет места.

Рядом со мной стоял десантник — тощий чернокожий парень из Детройта по кличке Соул Мэн.

— Знаешь, что я тебе скажу, Мак? — начал он. — Глянь на этих дохлых косоглазых — тут и старухи, и пацаны, и мелкие, ёпт. Только насрать, врубаешься? Все они заодно с Чарли, все помогают его тощей заднице. С волками жить — по-волчьи выть, детка. Бах-бах-бах.

Он чмокнул ствол своей М-16, а потом провёл им над тремя дюжинами сваленных тел, скалясь, как сама смерть.

— Чем занимался до войны? — задал я свой дежурный журналистский вопрос.

Он провёл костлявым пальцем по носу, по щекам, резко отдёрнул руку, словно ему опротивело касаться собственной кожи.

— Эм... чем я занимался-то? А, да... чёрт... Слонялся с пацанами, отрывался с пацанами в Ди-тройте. Был той ещё занозой в заднице у грёбаного общества, но теперь я в норме, Вьетнам меня перевоспитал, — он разразился высоким, безумным хихиканьем, с трудом переводя дух. — Знаешь, что я тебе скажу, Мак? Нам эту войну не выиграть, потому что это не война, и победа нам тут не светит... Но, чёрт подери, вьетнамцы нас надолго запомнят. Мы оставим на этой стране такое чёрное, уродливое пятно, что его не отмыть и через сотню лет.

Он подошёл к телам, уставился на них. Дождевые капли стекали по застывшим, незрячим лицам... тем, у кого эти лица ещё оставались. Соул Мэн прицелился в них из своей шестнадцатой, беззвучно расстреливая их, как пацан в игрушечной войнушке.

Капитан Моралес, ветеран двух командировок, которого солдаты окрестили «Гробовщиком» за маниакальную страсть к подсчёту трупов, стоял там, созерцая бойню с ухмылкой, похожей на оскал хэллоуинской тыквы. В этом оскале не было эмоций — только мрачное удовлетворение от убийства врага, причём убийства оптом.

Командование обожало цифры. Что-то осязаемое, что можно разложить по полочкам и обсосать на совещании. Моралес рад был им угодить. Кадровый военный до мозга костей, он этим чертовски гордился и вещал, что однажды попадёт в генштаб. Когда он об этом заговаривал, все поддакивали, хотя так и подмывало заржать — ведь Моралес был конченый псих. Представьте этого типа в компании Уэстморленда и его шайки: каждые пару часов срывается в ближайший морг, чтобы словить кайф, разбирая холодные нарезки. Ну, прямо находка для штаба, ага.

Но в той войне... чёрт его разберёт, может, и правда находка.

Сейчас Моралес торчал тут в бронике и кепке «Янкиз» — двинутый ублюдок не признавал ни каску, ни панаму, только эту задрипанную кепку, от которой, готов поспорить, разило моргом — и надрывался, требуя не мешать трупы северовьетнамцев с телами местных.

— Наведите уже здесь порядок, — гаркнул он на сержантов. — Чтоб всё было чисто и аккуратно.

Аккуратно. Это словечко он просто обожал. Любил потрепаться о том, что Чарли — неряха, не то что мы. Что когда его ребята зачищают деревеньку, лагерь или кладут партизан Вьетконга в засаде, он всегда проследит, чтобы потом всё прибрали как положено. «Эти узкоглазые суки, — цедил он сквозь зубы, — эти мрази даже близко не такие аккуратные, как мы».

Деревню, где мы застряли, звали Бай Лок. Её смели подчистую во время зачистки силами 101-й — выковыривали и давили штаб 7-го фронта северовьетнамской армии. Я прибился к ним со вчерашнего дня: карабкался с холма на холм, месил болотную жижу и продирался сквозь джунгли, охотясь, вечно охотясь. Дождь то переставал, то лупил с новой силой, я промок до последней нитки. По всему хребту грохотало — другие подразделения 101-й долбили деревни и схватывались с северовьетнамцами. Пулемётная трескотня сливалась с артиллерийским громом.

Моралес потерял двоих бойцов, а третьему всадили пулю в живот — залатали наспех, как дырявую покрышку, и ждали вертушку. Один из деревенских пацанов носился как угорелый, то орал на десантников, то ржал как конь, мотал башкой и кивал — совсем съехал с катушек, когда увидел свою семью, сваленную кучей и продырявленную, как старое решето. Моралесу это осточертело, и он рыкнул на медиков: если не вкатят этому щенку что-нибудь успокоительное, он сам его утихомирит — возьмёт на прогулку. А с «прогулок» с Моралесом ещё никто не возвращался.

Туман в долине стоял такой густой и вязкий, что облеплял липкой плёнкой всё, до чего мог дотянуться. Дождь хлестал не переставая, и мы промокали насквозь. Вода текла с краёв касок, заливалась за шиворот полевых рубах, хлюпала в ботинках. Всё слилось в серую кашу — люди, хижины, джунгли. Хотя Моралес расставил по периметру часовых — слушать, зыркать по сторонам и дёргаться на каждый шорох — я всё равно ловил себя на том, что пялюсь в чащу, высматривая врага. Джунгли были чахлые и низкорослые, но такие густые, что хрен продерёшься — всё переплелось лианами, ползучей дрянью и корнями. Тут бы и гадюка запуталась.

Десантники выволокли все трупы, и остатки деревни подпалили. Огонь горел вяло и неохотно в этой сырости, но всё-таки горел. И слава яйцам — Моралес не сдвинулся бы с места, пока от Бай Лок не останется горстка пепла и врагу не придётся искать другую нору.

Уцелевших сбили в кучу у подножия искорёженного дерева махагони, изрешечённого пулями и осколками. Шестеро или семеро десантников обступили их, держа на мушке. Когда я подвалил, Соул Мэн уже развлекался вовсю... он и белый деревенщина из Арканзаса по кличке «Стояк» — у того вечно торчало в штанах. Дрочил по три-четыре раза на дню, даже когда регулярно трахался. Ни стыда ни совести — мог встать прямо перед тобой, травить байки про какую-нибудь операцию или про папашину свиноферму в Озарксе, и всё это время наяривать своего дружка.

Стояк пнул грязь в рожу бабе, которая раскачивалась на корточках.

— Эй, мамаша... бум-бум делать будешь, а? Сосать умеешь?