Камерные репортажи и житейские притчи - Ева Михайловна Меркачёва

Однажды пришёл к нему бывший товарищ — тоже генерал, но из другого ведомства.

— Прислали? — с просил Сергей Николаевич.

— Да, — честно признался тот. — Дай ты им, что хотят. Себя угробишь, детей.

— Я не предатель.

Гость тяжело вздохнул:

— Сына твоего собрались задерживать.

— Когда?

— В понедельник.

— Спасибо, что предупредил. Надо торопиться.

— Ты это о чём? Не думай даже! Бога побойся!

— Они-то Бога не боятся…

— Они как на войне. Но это не твоя война. Дай им, что хотят, и отойди в сторону.

— Как это — не моя война? Теперь уже моя! Внуком грозят. Говорят, оставят его без родителей.

— Могут, да…

— Знаешь, я вот только сейчас по-настоящему осознал смысл фразы, что люди важнее идей. Жаль, поздно. Спасибо тебе, что зашёл. Лучше ты, чем кто-то другой. Хотя должен тебе сказать, я теперь понял, что вы все мне — чужие.

— В смысле, Николаич?

— А в том смысле, что думал, мы в одной связке, делаем общее дело. А оказалось — чужие.

— Что ж, прощай, Николаич…

Генерал закрыл глаза и попробовал по памяти восстановить все детали своего нынешнего жилища. Железный стол, скамейка, туалет, окно — по распоряжению начальника СИЗО, из камеры убрали всё, что могло хоть как-то сгодиться для суицида: «Этот должен жить!» Даже ложку выдавали только на время обеда, а потом забирали. И таблетки, что приносили трижды в день, приходилось глотать в присутствии тюремного фельдшера.

Генерал улыбнулся и поднес запястье ко рту. Зубами ему удалось порвать вену… Он думал обо всём хорошем, что смог сделать в этом мире, думал о внуке.

Когда очередной раз заглянули в камеру, поднялся переполох: «Срочно врача! Скорую! Откуда столько крови?! Остановка сердца…»

Генерала похоронили с воинскими почестями — его дело до суда не дошло, он не был лишён ни звания, ни наград. Проводить умершего в последний путь никто из руководителей его ведомства не пришёл, зато было много подчиненных и просто людей, в том числе бывших зэков.

…В тот же день следователь пытался оправдаться в кабинете высокого начальства. «Простите, «пережали» с генералом… Издержки производства, так сказать… — робко, явно заискивая, лепетал он. — Будет ли указание задержать его сына?» И услышал резкий ответ: «Вы уволены».

Оставшись в кабинете один, начальник подошёл к шкафчику и залпом хватил стакан виски. Потом достал фото собственного внука и долго-долго в него всматривался. И тут вдруг с пронзительной тоской вспомнил сказанное умершим, который казался ему сейчас своим в доску, а все вокруг — чужими.

Вегетарианец

Одутловатый коренастый мужчина лет сорока, сидя за железным столом, старательно нарезал пластмассовым ножом колбасу. Получалось не очень, но запах вдохновлял не сдаваться. И вот всё, наконец, порезано и уложено красивой горкой в алюминиевую тарелку.

— Эй ты, буддист или как тебя там, смотри, какая знатная колбаса! Хоть сегодня поешь! — бросил он в сторону темноволосого человека неопределённого возраста, который на верхних нарах читал книгу.

— Я знаю, что он скажет, — хихикнул другой сокамерник, который пожирал колбасу глазами. — Он скажет: «Я не ем друзей!» Все вегетарианцы так отвечают.

Это была одна из лучших камер в СИЗО. Светлая, чистая, небольшая — всего на двенадцать человек. Её обитателям чрезвычайно повезло: у каждого было своё спальное место, что по нынешним временам представлялось почти чудом: в других камерах на двенадцать нар собирали по двадцать арестантов, так что спать приходилось по очереди.

Старшим по камере был тот самый одутловатый, в вольной жизни работавший то ли дальнобойщиком, то ли прорабом на стройке — из его рассказов понять что-либо определённое было сложно. Но вообще народ собрался разношёрстный, в основном по 111-й (причинение телесных повреждений), 156-й (кража), 228-й (наркотики) и 163-й (вымогательство) статьям Уголовного кодекса, в котором, как кто-то метко выразился, содержится прайс-лист преступлений. Были тут и наркоман, и бизнесмен, и инженер, в прошлом школьный учитель, а также трое мигрантов.

Из дюжины жильцов этой «хаты» только один не ел мяса. Его звали Антон, и попал он в СИЗО по какому-то странному делу — по новой статье, за киберпреступность. Сначала сокамерники допытывались у него по поводу криптовалюты и майнинга, но вскорости заскучали: разбираться в столь высоких виртуальных материях — это ж мозги напрягать надо, а не хотелось. В конце концов, старший так и заявил: «Будем считать тебя просто компьютерным мошенником». На что Антон ответил тихо и спокойно, но твёрдо: «Я не совершал преступления». Этот уверенный тон почему-то произвёл впечатление — больше о его уголовном деле никто не расспрашивал.

Однако сам Антон с каждым днём возбуждал интерес сокамерников всё сильнее. К нему тянулись как к источнику спокойствия. Старший немного злился, даже ревновал и при каждой возможности старался поставить соперника на место. Не получалось.

— Ну вот скажи, как можно не есть мяса? Там же белок! А эти, как их… жиры разные. В мясе — сила! Без него ты дохлик.

Все уставились на Антона в ожидании ответа, а тот спрыгнул с нар и ловко встал на голову. Камера смотрела с восхищением.

— Это ты сейчас так можешь, пока молодой, — не сдавался старший. — Вот тебе сейчас сколько?

— Сорок семь, — улыбнулся Антон.

Старший замолчал.

— Евгенич, ты-то, выходит, его моложе? Тебе ж, ты говорил, сорок три! Видно, мясо тебе не больно способствует, — подколол старшего инженер, сидевший на нижней полке нар у окна.

С тех пор как появился в камере Антон, Евгенич из вредности старался съесть как можно больше всякой растительной пищи, чтобы Антону меньше досталось (ели-то все вместе, складывая посылки и передачки на общий стол). Давился, но жевал морковку, орехи, сухофрукты. Бывало, сядут за стол, а Евгенич всё растительное в минуту проглотит, так что Антону есть совсем нечего. Но тот только смеялся. Заваривал чай, пил его вприкуску с баранками и был доволен, впрочем, как и всегда.

К этому странному арестанту и в камере, и в целом в СИЗО относились уважительно. Он хорошо разбирался в юриспруденции, к тому же был по одному из образований терапевтом и в помощи никому не отказывал. А юрист и врач в одном лице — это ведь какая находка для заключённых! Но вот вегетарианство его кое-кого всё же смущало, если не сказать бесило.

— Антон, ну, всё-таки, почему ты мясо не ешь? — спросил студент-пятикурсник, попавший за решётку из-за наркотиков. — Даже некоторые буддисты едят мясо. Я знал одного такого. Он