Академия Кроувилл. Искушение для ректора - Наталья Гордеевская

Она улыбнулась:

— Я могу прикосновением менять размеры неживых объектов. Дар, конечно, полезен в быту, но защитить себя им, например, от вооруженных грабителей или залетевшей в комнату летучей мыши я уже не смогу. А у тебя есть дар?

— Когда-то был. Моя мама обладала способностью залечивать раны, а я в детстве могла исцелять сломанные растения. Потом мама умерла, а мой дар пропал и больше не проявлялся, — мне не хотелось об этом вспоминать, но и игнорировать вопрос было бы невежливо.

— Ох, прости, дорогая! — огорчилась Кларисса. — Я не хотела напоминать тебе о твоей потере.

Она подошла к кровати, закрыла глаза и подержала каждый сверток в руках. Бумага еле слышно зашуршала, а когда звуки затихли, Кларисса довольным голосом произнесла:

— Ну вот, твой форменный гардероб готов. Я взяла на себя смелость и подобрала для тебя три платья, пару обуви и зимний теплый плащ. Твой личный плащ, ты меня извини, конечно, никуда не годится. Если понадобится белье, то только намекни: его можно заказать в городе, а Герберт раз в три дня забирает с почты письма и посылки, — она заговорщицки подмигнула.

Я очень обрадовалась тому, что она заговорила о почте, и сразу же спросила:

— Кларисса, а могу я отправить письмо? Я бы хотела написать Кевину, своему жениху, что со мной все в порядке, а то он, наверное, с ума сходит от беспокойства.

Она помолчала минуту и ответила:

— Думаю, что можно! Попросишь Герберта захватить его с собой, он как раз завтра поедет на почту.

Я долго благодарила Клариссу, предвкушая, как сяду писать письмо Кевину. Она же удалилась, напомнив мне, что завтрак вот-вот будет готов, и мне стоит поторопиться.

После ее ухода я отдернула шторы и выглянула в окно. Солнце еще не встало, но густая ночная темнота начинала отступать.

В утренних серых сумерках я увидела большое двухэтажное здание, похожее на каменную коробку. Перед ним был небольшой стадион с трибунами, по которому бегали по кругу небольшие группы людей.

Наверное, это учащиеся, которых заставляют заниматься физкультурой с утра пораньше. Чуть присмотревшись, я обратила внимание, что все они мужчины, да еще и раздетые по пояс.

Ничего себе, какие тут порядки! Мало того, что студентов заставляют вставать так рано, так еще и норовят заморозить! Интересно, куда смотрят их родители?

Я вспомнила, как сама замерзала в лесу, и зябко поежилась.

Разузнаю после завтрака у Клариссы, чему тут учат бедолаг студентов.

Однако, как только я съела свою кашу и запила вкуснейшим кофе с молоком, меня перехватил Герберт.

Он по-прежнему смотрел на меня неприязненно, явно продолжая подозревать меня в шпионаже.

— Пойдемте, — буркнул он. — Я покажу вам рабочее место и скажу, чем вы будете заниматься.

Пока мы шли по коридору первого этажа к кабинетам, я, едва поспевая за ним, решила уточнить:

— Кларисса сказала, что вы завтра поедете на почту. Можно попросить вас отправить мое письмо?

Он так резко остановился, что я чуть не врезалась ему в спину. Обернувшись ко мне, он прошипел:

— Не знаю, что вы там себе надумали, но я вам не мальчик на побегушках! Со мной ваши женские штучки не сработают, и не пытайтесь!

Это было так внезапно и обидно, что я растерялась:

— О чем вы говорите, господин Герберт? Какие еще штучки?

— Вот только не надо тут прикидываться невинной овечкой! Я сразу же понял, что вы положили глаз на господина ректора и мечтаете залезть к нему в постель!

Глава 7

Это было настолько оскорбительно и нелепо, что я не могла подобрать слова в ответ. Пока я хлопала глазами, Герберт распалялся дальше:

— Думаете, вы первая такая, кто хочет решить свои проблемы подобным образом? Да я вас всех насквозь вижу, э-э-э… профурсеток!

Я наконец-то справилась с шоком и возмущенно парировала:

— Что вы себе позволяете? Я не давала повода думать о себе в подобном роде! Это оскорбительно! Тем более, подозревать меня в связи с господином ректором… Фу!

Последние слова вылетели у меня помимо моей воли, но обвинения Герберта так меня разозлили, что я не успела вовремя прикусить язык.

Хлопнула входная дверь и знакомый низкий голос произнес:

— Что именно с господином ректором — фу?

Герберт побледнел, оторвал от меня свой жалящий взгляд, изящно повернулся к ректору и напыщенно произнес:

— Я показал нашей помощнице архив с документами, а она нашла его немного запыленным, вот и удивилась, как мы с вами там могли работать. А для краткости сказала «фу».

А Герберт, оказывается, тот еще врунишка! Интересно, зачем ему меня выгораживать? Или он прикрывает себя?

Я стояла молча, прикусив губу и теребя пуговицу на манжете.

— Что ж… Сделаю вид, что поверил. Доброе утро, коллеги! — холодно произнес ректор.

Я повернулась к нему и постаралась принять самый невинный вид, но от увиденного мой рот непроизвольно приоткрылся.

Ректор выглядел так, будто тоже бегал с учащимися на стадионе, которых я видела ранним утром.

На нем были узкие черные штаны, ремень с серебристой пряжкой, высокие ботинки со шнуровкой — и все! Рубашки не было!

С его волос, чуть промокших от растаявшего снега, на плечи капала вода, сбегая ручейками по могучему торсу вниз, куда я уже старалась не смотреть.

Мышцы бугрились на его широкой груди, живот был рельефным от кубиков пресса, а бицепсы, кажется, больше моей головы.

Осознав, что уже неприлично долго на него смотрю, я закрыла рот и стала разглядывать светильники на стенах.

— Доброе утро, господин ректор! — чопорно поприветствовал его Герберт как ни в чем не бывало.

— Лили, ко мне в кабинет! Герберт, зайдешь попозже, — все тем же ледяным тоном ответил ректор и прошел дальше по коридору.

Мне ничего не оставалась, кроме как последовать за ним.

— Мы не закончили, — прошипел мне в спину Герберт.

Я сделала вид, что не услышала. Если он еще раз позволит себе грязные намеки в мой адрес, то…

А что я сделаю? Мне и пожаловаться-то некому. Клариссу я не хотела в это впутывать.

Кабинет ректора был просторней моей комнаты. Вся мебель темно-бордового цвета, светлые обои без рисунка, лишь пара чьих-то портретов над письменным столом, который был завален бумагами. В углу стояла напольная вешалка для одежды.

Ректор сел за стол, указав мне на стул с кожаной обивкой, который стоял напротив:

— Сядь.

Я присела на краешек, стараясь смотреть куда угодно, только не на него.

Почему он не одевается? В конце концов, это неприлично, расхаживать вот