АДОНИЯ - Том Шервуд

— Свяжите его, — распорядился, перекрикивая шум, Джаддсон.

Спустя минуту он неторопливо подошёл, поднял лежащего на боку дворянина, усадил его и, приблизив лицо, взглянул ему прямо в глаза. Тот поддёрнул связанные за спиной руки и, не отводя взгляда, проговорил:

— У меня не будет пяти тысяч, даже если я продам всё, что имею.

Джаддсон кивнул, выпрямился. Сделал знак Робби. Тот отрезал кусок верёвки, быстро и жёстко связал женщине руки и примотал их к каретной рессоре. После этого взял визжащего ребёнка под мышку и, прижав ртом к груди, заглушил его крик.

— Повесьте их, — ровным голосом приказал Джаддсон. — Вон на том дереве. И его самого, и собаку, и мальчика. Картина будет называться «три пса».

Потом, взглянув в ещё не совсем понимающие, но предельно расширившиеся от ужаса глаза женщины, пояснил:

— По-другому нельзя. Сын вырастет — будет мстить.

— Подождите! — крикнула женщина. — Умоляю! Это не…

Её голос заглушил дробный топот копыт. Разлетевшись по старой егерской дорожке, на поляну вынеслась кавалькада.

Передний всадник, юный, хорошо сложенный, в чёрном плаще и в чёрной же шляпе резко осадил коня, отчего тот встал на дыбы. За ним показались и, сдерживая коней, стеснились ещё несколько всадников. Всего их оказалось пятеро вооружённых короткими мушкетонами мужчин, — все в чёрных одеждах, — и старый, лет семидесяти, монах.

— Помощи! Помощи! — что было сил, выкрикнула женщина. — Защиты и помощи!

Монах что-то быстро сказал, и его спутники в один звук слили хруст взведённых курков. Пять коротких и толстых (без сомнения — с картечными зарядами) стволов выставились против двух охотничьих ружей.

— Кто главный? — спросил монах из-за спин сопровождающих его всадников.

— Я, — ответил сэр Джаддсон и, невесомо приподняв руку, заставил своих егерей опустить ружья. — Я пострадал от этого человека и вершу над ним суд. А вы, святой отец, кем бы вы ни были, знайте, что находитесь на моей земле.

— Понимаю, — чуть помедлив, отозвался монах. — Если мы пользуемся вашей дорогой… То готовы вам заплатить стандартную дорожную пошлину. В тройном размере. Поскольку мы едем здесь уже третий раз.

— Это достойно, — слегка поклонился сэр Джаддсон. — Но намерены ли вы, святой отец, вмешаться в мои дела с этим семейством?

— Намерен, — твёрдо сказал монах, — и вмешаюсь, поскольку призыв к этому прозвучал. Но пока вмешаюсь лишь настолько, чтобы уяснить себе суть происходящего. Я выслушаю обе стороны — и заверяю вас, джентльмены, разрешу спор справедливо и честно. Кто будет говорить первым?

Спустя несколько минут, выслушав неторопливый рассказ владельца имения, монах спросил у молодого дворянина:

— Ты с чем-нибудь не согласен, сын мой? Твой обвинитель ничего не напутал?

— Нет, — ответил, с трудом вставая на ноги, дворянин. — Всё так. Но я должен сказать… Он — сумасшедший! За пустяковую рану он потребовал пять тысяч фунтов! А когда узнал, что у меня нет таких денег, распорядился повесить — меня и ребёнка!

— И мёртвого пса, — серьёзно добавил Джаддсон. — Для компании.

— Сын мой, — сказал, обращаясь к связанному дворянину, темнолицый монах. — Со скорбью свидетельствую, что ты намеренно искажаешь факты. Деньги, как выясняется, у тебя потребовали не за рану, — кстати, не тебе судить, пустяковая она или нет, — а большей частью за ущемлённое достоинство. Так?

— Именно так, — наклонил голову Джаддсон в ответ на направленный в его сторону взгляд монаха.

— Но сын мой, — снова обратился монах к связанному, — иное оскорбление чести стоит и миллиона. И судить об этом — только тому, кому нанесено оскорбление. Пострадавший оценил его в пять тысяч — и что я могу возразить?

— Но послушайте, святой отец! — отчаянно вскрикнула женщина. — Он распорядился повесить не только моего супруга, но ещё и ребёнка! Под тем предлогом, что он, когда вырастет, будет мстить!

— Да, — жёстко вставил сэр Джаддсон. — Повесить и его, чтобы избежать беспокойной жизни в дальнейшем. А вас, леди… Нет, вас убивать не за что, но в подвал посадить до конца дней ваших — придётся. Иначе вы первое, что сделаете — потянете меня в суд.

— Думаю, это справедливо, — вдруг произнёс монах. — Дочь моя! Причиной всему был твой муж. Следовательно, он должен понести наказание, определяемое пострадавшим. Далее. Владелец этого леса и этой дороги вынужден повесить и сына — на том простом основании, что тот действительно будет мстить. Так же, как вынужден и тебя лишить возможности навредить ему. Твой супруг бросил камешек, который вызвал лавину. Не станешь же ты обвинять за это саму лавину?

— Святой отец! — отчаянно закричала женщина. — Спасите ребёнка! Это не мальчик!

— Что это значит? — быстро дёрнул капюшоном монах.

— Это девочка! Муж мечтал о наследнике, а когда родилась дочь, он стал звать её мужским именем и одевать в мужскую одежду! И даже шпажку… Она не будет мстить! Это не сын!

— Это так? — после небольшой паузы спросил монах у дворянина.

— Тот удручённо кивнул головой.

— Тогда… — монах помедлил, о чём-то задумавшись, и обратился к Джаддсону: — Тогда позволь, сын мой, сделать тебе предложение.

— Всё замерло на поляне. Какой-то миг даже лошади не фыркали и не переступали. А монах завершил свою мысль:

— Я готов, сын мой, купить у тебя эту женщину, и эту девочку. За любые деньги. У меня есть гарантии, что никто из них никогда не обратится в суд, и я готов тебе эти гарантии предъявить. Ты же можешь повесить и виновного в происшедшем, и его пса. Замечу ещё, что наши мушкеты здесь ни при чём. Если ты не согласишься — мы просто уедем.

— За любые деньги? — задумчиво проговорил Джаддсон.

— Именно так.

— Что ж. Согласен.

— Расплатись, — громко бросил монах одному из спутников, а второму тихо добавил: — Всех их — к нам в «Девять звёзд».

— Сделаем, патер, — прошептал всадник ему в ответ.

— И главное, — сказал монах, и всадник поспешно склонил голову, вслушиваясь. — Эта девочка для всех, кто живёт по соседству, должна стать сиротой. Обставь так, что родители её просто исчезли. Карету отгони к болоту и оставь там у самого края. А девочку… Ну, пусть найдут где-то рядом, в лесу. По том о её воспитании должен позаботиться наш монастырь. Мне нужна не только она, но ещё и выписка из церковной книги о её рождении.

— Всё сделаем, патер, — понимающе кивнул всадник. — И пса уберём, и все другие следы.

— Скажи, дочь моя, — спросил после этого Люпус, направляя коня к женщине, — как зовут твою девочку?