АДОНИЯ - Том Шервуд

В это время в кабинет вернулись запыхавшиеся, с покрасневшими лицами носильщики. Филипп скромно занял своё место возле стены. Ицхак же продолжил:

— Когда во всех городах Англии цена на сукно упадёт до жалких пенсов, мы разом скупим его всё — за эти жалкие пенсы.

И на складах, и у разорившихся суконных торговцев. И перед осенним сезоном, когда купцам нужно будет закупать тёплую одежду матросам, а военному ведомству — тёплое обмундирование для солдат, мы по всей Англии поднимем цены на сукно гораздо выше обычных. Поторговав зиму — а других торговцев на рынке уже не будет — мы свои затраты вернём, а также удвоим или утроим. С приятной выгодой для обеих сторон.

— Обрушить суконный рынок, — спокойно проговорил Люпус. — Так-так. Если в финале задуманного предприятия скупить всё сукно в стране, до последней штуки, за сто, скажем, пенсов и продавать его фунтов за семь или восемь… А в Англии существует запрет на ввоз сукна из Индии и Америки… Тогда вложенная изначально сумма увеличится в… во сколько? — монах обернулся к Филиппу.

— Ребе несколько минут назад сказал Давиду — в пятнадцать раз, — ни секунды не медля, откликнулся казначей, — а может быть, в восемнадцать.

— Но это при исключительно благоприятных обстоятельствах, — грустно заметил Ицхак. — А представьте, сколько мне нужно будет заплатить нескольким сотням своих агентов, арендаторам лавок, продавцам, чиновникам да и полицейским — ведь разоряемые торговцы будут на моих продавцов нападать. Так что пятьдесят процентов — это весомый доход. Представьте, что ваши четыре сундука с золотом лежат в вашем монастырском подвале — и вдруг через год превращаются в шесть.

— Разве я возражаю? — на секунду разъял руки монах. — С пятьюдесятью процентами я согласен.

Он перебросился быстрым взглядом с Филиппом и добавил:

— И теперь, уважаемый ребе, перед тем как попрощаться — последняя просьба.

— Я слушаю, — ребе поднял на Люпуса свои умные, внимательные глаза.

— Немедленно, прямо сейчас, пошлите кого-нибудь. Пусть возьмут из сундука на выбор несколько случайных монет и проверят их на качество золота. Здесь, при нас. Обратите внимание, я не обвиняю вас в том, что вы через неделю заявите, будто всё моё золото испорчено оловом. Я просто хочу исключить саму такую возможность. Ребе вопросительно поднял брови, развёл руками — и кивнул Мосию. Тот, с раскрасневшимся от тяжёлой работы лицом, быстро прошёл в заднюю дверь. Но вскоре вернулся и, уставив мучительный взгляд в пол, с затаённой злостью сказал:

— Ключ не отпирает сундук.

— Конечно, не отпирает, — согласился с ним патер и, обращаясь к Филиппу, спросил: — разве ты не показал секрет?

— Конечно, не показал, — спокойно ответил Филипп. — Вы ведь сами учили меня, что я могу это сделать только по вашему личному указанию.

— Ах, да, — виновато покачал головой Люпус. — Моя вина. Был так взволнован, что совершенно забыл. Ребе, прикажите вернуть сундук сюда, Филипп покажет секрет. Там есть клёпка, которую нужно нажать, и одновременно слегка толкнуть скобу, чтобы спрятанный внутри шарик сошёл со своего места. Голландский сундучок, на заказ делали.

— Мосий повернулся в сторону ребе и показал ему вспухшие, с красными следами от скоб ладони.

— Нет, — сказал, вздохнув, ребе. — Давид и Мосий измучились, пока спускали. А теперь если поднимать… Пусть уважаемый Филипп сходит, покажет на месте.

— Филипп и Мосий ушли, а ребе, помедлив, сказал:

— Когда ваш казначей привезёт оставшееся золото, не разрешите ли вы, чтобы я принял его на работу? Жалованье предложу ему — более чем высокое.

— Согласен, — кивнул, стараясь казаться спокойным, монах. — Признаюсь, и мне будет спокойней: золото под присмотром. Эх, эх. Трудно будет жить без надёжного казначея. Кстати, он по крови — наполовину еврей.

— Вот как? — вскинул тёмные, в отличие от бороды, брови, Ицхак.

— Да. Я его спас от мучительной смерти и вырастил. Теперь он мне предан.

— Вернулись Филипп и Мосий. Сутулый хранитель, вернувший себе присутствие духа, проговорил:

— Подтверждаю. Золото качественное. Новые, мало ходившие по рукам монеты.

— Спустя полчаса отдохнувшие кони тянули карету обратно, по направлению к монастырю «Девять звёзд».

— Всё, как предполагали? — спросил Люпус Филиппа.

— Да, патер. За кабинетом — спальня. В ней, в стене — скрытая дверь. Каменная лестница вниз, витая. Шестьдесят четыре ступени. Хранилище старинное, кладка из тёсанных крупных камней. Внутри — сухо. Дверь железная, без замка и без ручки. С той стороны находится человек, который там живёт, и он её отпирает, когда подают сигнал.

— Как хорошо, — откинулся на спинку сиденья Люпус. — Весомый будет доход. А скоро вырастут десять девочек, дружка на дружку похожих, светловолосых и голубоглазых, которых я заботливо пристроил в приличные места на воспитание. Тогда одна из них принесёт в десять, в сто, в тысячу раз больший доход.

— И, сообразив, что без причины сказал вслух нечто важное, поспешно умолк. Но Филипп не обратил на его слова никакого внимания, и никак не отозвался на них. Он сидел, глубоко задумавшись. Наконец он произнёс:

— Одного не могу понять, патер.

— Так, так, так! — с готовностью бросил на него взгляд довольный старик. — Что ещё задело твоё внимание?

— Если мы сейчас заберём всё, чем владеет ребе, то потеряем ту невероятную прибыль, которую он приобретёт через год. Не разумнее ли будет дождаться, когда деньги Ицхака увеличатся в пятнадцать раз, и только тогда войти в его хранилище?

Люпус вздохнул. Сдавленно кашлянул. Подвигал бровями.

— Нет, — сказал он после небольшой паузы. — Ицхак не смог бы заработать тех денег, о которых он с таким воодушевлением возмечтал.

— Но почему, патер?

— Да потому, Филипп, что у иудеев есть одно вечное, проклятое слово: «Мало». При виде денег они не способны остановиться! Любой иудей, например, как только доберётся до власти, позволяющей взимать налог с населения, безудержно разоряет местный народец. Потом доведённые до отчаяния люди приходят и закалывают его вилами. А всех его родственников разделывают топорами. Так было много раз, во всех странах, достаточно вспомнить историю. Иудеи однажды доводят свой гнёт до такого предела, когда государство вынуждено очищать от них всю страну. Кстати, здесь, в Англии, это было сделано в пятнадцатом веке, указом короля Эдуарда.

— Но… как это связано с Ицхаком? Он ведь не собирается грабить всё население, а лишь обрушить суконный рынок. Суконный, а не мясной, не соляной и не хлебный!