Цвет моего забвения - Мария Бородина

— Может, вместо меня пойдёшь? — произношу в ответ сквозь зубы.

— Ты отдаёшь мне спички, а я с тобой меняюсь, — Даша приподнимает круглое плечо. Четвёрка на её майке корчится и кренится. — Идёт?

— Вот ещё! Это я их нашла!

Даша смеётся и дёргает головой, как в припадке. Мелкие кудряшки пляшут над затылком, делая её похожей на чёрный одуванчик.

— Вот поэтому я не стану тебе помогать, — произносит она. — Спички или жизнь! Давай, Десять! Шевели своей толстой задницей!

— Твоя ничуть не меньше, — бурчу в ответ, пытаясь проглотить обиду. Странно: почему эта фраза так задевает меня?

— Быстрее начнёшь — быстрее вернёшься!

— Хватит, пожалуйста, — вмешивается Лили. Её голос дрожит. Она хлопает глазами, как кукла, и мне даже слышится шелест её ресниц. — Мне очень страшно.

Как ни крути, Даша права. Пора выдвигаться. Если мы не сможем узнать, что это за место и почему мы здесь, ничего хорошего нас не ждёт.

Я поднимаюсь с пола и скидываю рюкзак с плеч. Это придуманная мной же предохранительная мера: если разведчик не вернётся, хотя бы вещи его останутся. Коленки предательски хрустят, когда я разминаю ноги. Подумав, наклоняюсь и незаметно вытаскиваю из кармашка рюкзака спички — моё главное сокровище. И единственный бонус, по которому я превосхожу новых знакомых. А, может, и старых — чёрт их знает.

— До встречи, — бросаю я через плечо и распахиваю балконную дверь.

Ржавые петли скрипят, открывая дорогу в комнату. Сквозняк подхватывает дверь и кидает её на косяк. Стекло в ветхом деревянном обрамлении гудит, звенит, но не лопается. Лишь радужные блики дрожат на выцветшем потолке. Я делаю пару шагов вглубь комнаты, и страх накатывает, как морской прилив в разгар шторма. Дрожь бежит по шее, смыкаясь удавкой под подбородком. Это место — живой организм. Монстр, сожравший нас, как чудище с картины Босха!

Когда мы сидели втроём на балконе, очевидные вопросы казались не столь важными, а загадки — разрешимыми. В одиночестве все мысли и чувства стали острее. Страх неизвестности, предчувствие безысходности, тоска по забытым воспоминаниям… Я знаю, где нахожусь. Знаю, зачем… Это знание рвётся наружу, причиняя боль и разрывая ткани, но забвение не даёт ему выбраться: лишь толкает глубже. Закрашивает чёрным, превращая в бездонную пропасть.

Там, в темноте, на вычеркнутых страницах жизни может быть всё, что угодно. И от этого ещё страшнее.

Шаги рвут тишину, как пульс. Ритмично: удар за ударом. Кладу руку на грудь и чувствую, как сердце рвётся на волю. Возможно, это лишь жалкая попытка доказать самой себе, что жива. Несмотря на то, что меня стёрли и выжали, не оставив на память и капли, моё сердце стучит. Несмотря на то, что новой мне — девушке с идиотским именем Десять — всего два часа, я намерена жить.

Продрав колкий полумрак, я выбираюсь на лестничную клетку и с облегчением вздыхаю. Потом, громко топая, сбегаю вниз по ступенькам. Я не беспокоюсь, что могу растревожить опасность. Этот подъезд пуст: мы обошли его вместе часом ранее. Камни и пыль летят из-под кед, впечатываясь в джинсы… Моя новая личность уже не чувствует себя чужой в этом теле, ей даже становится тесно.

На первом этаже я предусмотрительно обхожу ловушку и пару ям в полу и снова бегу. Вылетаю в подъездную дверь и оказываюсь посреди залитого солнцем тротуара.

Надо мной дрожат берёзовые ветви, раскидывая скользящие тени. По стволам деревьев, растопыривая угловатые листья, вьётся плющ. Стена многоэтажки, разъеденная дождями, опасно кренится. Пьяная стена. Кажется, что она вот-вот рухнет.

Щурясь, вздёргиваю подбородок и отсчитываю пять этажей вверх. Из-за железной планки балкона высовывается голова Лили. Заметив меня, девочка выставляет два пальца вверх. Я отвечаю аналогичным жестом. Прогулка началась. Пути назад теперь нет.

Я прижимаюсь к стене и крадусь вдоль неё, сбивая ветхую штукатурку. Задеваю плечами карнизы и то и дело отшатываюсь, получая удары. Пустые окна смотрят мне вслед, словно глазницы черепов, а цветущая сирень ставит сети на пути. Упругие ветки тянут одежду, когда я продираюсь сквозь кустарник. Массивные бело-фиолетовые грозди цветов бьют по щекам, только горьковатый аромат мая уже не радует. В нём больше нет надежды на лучшее: только боль и мутный студень неизвестности.

Преодолев завесу, я ныряю за угол и прижимаюсь к стене. Густая тень вбирает меня, укутывая темнотой. В боку начинает колоть, и я позволяю себе остановиться и перевести дыхание. Мне некуда торопиться.

Горячий ветер плюёт в лицо, поднимая волосы у висков. Прижимаюсь к стене, задыхаясь.

И именно в этот момент у меня возникает ощущение, словно кто-то наблюдает за мной. Даже не ощущение: уверенность. Словно я — персонаж компьютерной игры, подчиняющийся чужой воле. От этого чувства тошно и дурно. Оно кружит голову юлой, путает мысли и затирает чувства животным страхом. Если, конечно, у меня остались чувства.

— Кто здесь? — говорю полушёпотом и тут же жалею об этом. Внутренний голос нашёптывает: мой наблюдатель куда страшнее, чем одиночество и безлюдная пустота. Если получу ответ — умру на месте от ужаса. Упаду и не встану.

К счастью, отзывается лишь ветерок. Он подкрадывается, ластясь к земле, и начинает скакать по веткам. Листья перешёптываются, покоряясь, а кустарник качает связками ароматных цветов. Тишина насыщается густым запахом сирени и мимолётной прохладой.

Я сглатываю. По пищеводу несётся спазм, и камень на сердце на миг становится легче. Пронесло.

Делаю несколько шагов назад, и, высунувшись из-за угла, ищу знакомый балкон. Девочек нет: должно быть, спрятались от солнца в комнате. Дурно сидеть на жаре: можно и тепловой удар схватить. Обиженно сжимаю зубы: обещали ждать и следить за моими похождениями! Предательницы! Как хорошо, что я не оставила им спички!

Значит, я сейчас один на один с незримым наблюдателем. Пугающее чувство становится сильнее и едва не сбивает с ног. Я чувствую, как чужой взгляд, любопытный и острый, разрезает мою кожу на лоскутки. Волею жребия я попала на чужую территорию. Волею судеб тот, кому она принадлежит, препарирует меня глазами.

— Кто здесь? — повторяю я чуть тише.

Окно первого этажа за моей спиной тут же хлопает рамой. Вибрация стекла разливается в воздухе, играя струнами отзвуков, и сходит на нет.

Сердце уходит вниз. Парализующий ужас стреляет в позвоночник, и ноги врастают в землю. Я глотаю вопль, стискивая зубы, но он всё равно прорывается наружу. Вот он — ответ! Неведомая сила разворачивает меня к злополучному окну, но я ничего не вижу. Никаких когтистых лап, уродливых лиц и светящихся