Цвет моего забвения - Мария Бородина

— Д-да уж, — с сомнением отвечает Нетти.

Я оглядываюсь. Мы стоим во дворе полуразрушенного дома в девять этажей. Остов строения делает несколько изгибов под разными углами и напоминает изломанную букву «М». Пустые окна с выбитыми рамами таращатся на нас со всех сторон — невольные свидетели, незримые палачи… В каждом из них — чёрная пустота. Такая же, как в моих воспоминаниях.

— Ты помнишь это место? — поднимаю взгляд на Нетти.

Она мотает головой. Взгляд её остаётся серьёзным и напуганным.

— Вот и я не помню. И что мы здесь забыли?

Мы идём по мелким осколкам асфальта. Сквозь трещины прорастает высокая трава — растрёпанные сорные колоски. Кое-где в зелёное буйство вклиниваются мелкие цветочки.

— Ч-что у т-тебя в рюкзаке? — неожиданно спрашивает Нетти.

— Ерунда какая-то, — фыркаю я. Потому что в моём багаже — бесполезная чушь. И где я только набрать умудрилась такого мусора! — Шёлковая нить, пустая пачка от таблеток «Армадол» и бутыль с водой.

— В м-моём б-была игрушка и д-две открытки, — делится Нетти. — З-зачем это мне?

— Я полагаю, — начинаю я осторожно, пытаясь донести до Нетти свои опасения, — что во всём здесь есть смысл.

— В-вот только к-к-какой?

— Это напоминает мне, — стараюсь тщательно подбирать слова, — квест! Погоню за целью. Это похоже на игру.

— Ч-что-то з-злая больно эт-та игра, — огрызается Нетти.

— Злая и жестокая, — добавляю я. — Но, если уж мы очутились здесь, то, возможно, сами на неё согласились. Не насильно же нас сюда приволокли.

— С-согласна.

Поросль кустарника расступается, открывая дорогу, и мы выходим к торцу дома. Здесь здание спускается ступенькой, переходя в пятиэтажный пристрой. За ним я вижу ребро ещё одной пятиэтажки, но путь туда закрыт. Высокая сетка с мелкими ячейками огораживает проход. Она тянется в никуда, изгибаясь, и теряется в чащобе молодых деревьев. При желании можно вскарабкаться наверх и перелезть. Однако меня очень смущают оголённые провода в пластмассовых держателях, вьющиеся по верхушке ограждения — местный электрический плющ.

— Что эт-то? — Нетти замечает то же, что и я, и её лицо неожиданно бледнеет. — Т-тюрьма?

— Не думаю, — выдыхаю я. И снова лгу.

На самом деле я знаю, что Нетти права. Только слово «тюрьма» подобрано неудачно. Это место больше похоже на западню. На ловушку. Я снова вспоминаю квест «Выйди из комнаты», но на этот раз с ужасом. То, что происходит с нами совсем не походит на весёлую игру. Я боюсь произнести это вслух, но уже убеждена, что нас хоронят заживо.

— Что эт-то?! — повторяет Нетти громче. В её глазах стоят слёзы.

— Всего лишь ограда, — звенит сзади незнакомый голос. — Разве это так сложно?

Оборачиваюсь на звук, повинуясь первобытным инстинктам. Щётка кустарника шуршит ворохом листьев. Ветки разлетаются лопастями веера, и из зелёного марева выныривает незнакомое лицо. Точнее, сначала появляются очки. Двухслойные линзы лучатся солнечным мёдом: кажется, что отражённый в них мир переворачивается вверх тормашками. Мне действительно сложно сказать, что больше: уродливые бинокли на дужках или голова.

— Кто ты? — вырывается у меня изо рта.

— А ты кто? — на тропинку выходит сутулая и совершенно несуразная девушка с огромной восьмёркой на майке. Глядя на её шаткую походку, жиблые плечи и отвисший живот, сложно поверить в то, что у неё хватило сноровки продраться сквозь густые заросли. Как только очки не перетянули её вперёд?!

— Полагаю, что у нас с тобой много общего, — отвечаю я, пряча за спиной перепуганную Нетти.

— Полагаю, что нельзя отрицать очевидное, — девушка высокомерно рассматривает номер на моей майке. Скрытое превосходство сквозит в каждом её жесте.

— Ты что-нибудь помнишь?

— Ровным счётом, столько же, сколько и ты, — номер восемь напыщенно хмурится. — Но, думаю, что ничего хорошего ждать не стоит.

Нетти жмётся к моей спине, не желая принимать ни спесивую незнакомку, ни факты, ставшие слишком явными. Я всё ещё чувствую её дрожь: крупную, пронизывающую. Сложно держать себя в руках, но я глотаю панику, как горькое лекарство. Хотя бы один человек здесь должен сохранять трезвость рассудка.

— И что, — возражаю я, пытаясь поймать глаза незнакомки сквозь толстые стёкла очков. — Отсюда разве выхода нет?

Девушка невесело усмехается и снимает свои бинокли. Её лицо, к моему удивлению, оказывается весьма симпатичным. «Что за идиотские вопросы?», — говорит её рассеянный взгляд.

Я поворачиваю голову туда, где сетка ограждения смыкается с дикими порослями деревьев. Ещё раз смотрю на оголённые провода, бегущие по верхней части преграды. И понимаю, что вопрос действительно более чем идиотский.

Номер одиннадцать

Шаги, звучащие из пролёта, осторожны и медлительны.

И они слышатся всё ближе. Только облегчения от того, что я не одинока, не появляется. Напротив: чувствую, как ужас сушит горло. Словно ко мне приближается сквозь мусор, пыль и обвалившиеся пролёты сама смерть.

Я крепче сжимаю перекладину лестницы. Ребристая арматура оставляет на пальцах кровавые татуировки. Набираю воздуха в грудь. Мышцы между рёбрами ноют от напряжения. Разум подсказывает, что этот кто-то внизу может стать моим спасителем, и я готова выплюнуть дикий крик. Интуиция шепчет: повремени… Только разуму я доверяю больше. Разжимаю губы и готовлюсь закричать, но горлом идёт лишь дребезжащий сип.

Незнакомец продолжает приближаться. Шаркающие шаги становятся громче и пронзительнее. Я слышу, как мелкие камушки летят из-под чужих подошв. Вот ритм на мгновение сбился, перекрывшись звонким ударом, и некто громко и с оттяжкой чертыхнулся. Понимаю, что моя гостья — женщина. И её голос не нравится мне.

Перехожу на сторону интуиции и затихаю под потолком, как летучая мышь. Всё, что ни делается — к лучшему. Должно быть, в моей немеющей ноге, что не может выпутаться из удавки, тоже есть плюсы. Только какие? Даже из пальца не высосешь: ведь оторвать руку от спасительной ступеньки будет проблематично. А тянуться за ней потом — ещё сложнее.

Я снова слышу шаги. Только на этот раз они не становятся громче, словно человек внизу уходит вбок, на этаж. Выдыхаю: то ли облегчённо, то ли разочарованно. Когда шаги, наконец, отдаляются и становятся похожими на мышиную возню, я начинаю корить себя за то, что не закричала. Я уже не уверена, что справлюсь сама. Я вообще ни в чём не уверена.

Я не знаю, как долго болтаюсь под потолком, удерживая себя железной хваткой у лестницы. Время словно закрутилось спиралью разнокалиберных витков. Кулаки отекли, покраснели и стали каменными. Они больше не принадлежат мне, как и часть моей ноги.

Из оцепенения меня выводит металлический лязг сверху. Это открывается заслонка чердачного окна. Кого бы ни несла мне судьба, я уже не боюсь. Я сполна хлебнула ужаса и