Свет над океаном - Евгений Михайлович Закладный

друг грузин. В ту войну. Я командовал транспортом, он прикрывал меня на подлодке. Мы познакомились в Мурманске. Храбрый офицер! Я возил боеприпасы…

Капитан ронял тяжёлые, будто камни, слова, но в его глазах Нодар увидел нечто большее, чем то, что хотел выразить скупыми фразами этот англичанин.

На траверсе Гельсингфорского маяка нас однажды встретили немецкие торпедоносцы. Он подставил торпедам свою лодку. Если бы не его мужество… У меня на борту было триста человек команды да около пяти тысяч тонн взрывчатки, мистер Нодар. Такие вещи не забываются, неправда ли? Чудесный вечер… Вот, пейте. Он погиб. Выпьем за храбрых.

Он пододвинул к Нодару высокий хрустальный бокал с магнитным ободком на донышке, да краёв наполнил его. Потом чокнулись, и Нодар, запрокинув голову, выпил какую-то смесь — крепкую и горькую. Он думал о том, что капитан явно уклоняется от ответа на прямо поставленный вопрос, но решил не отступать.

— Да, война унесла много жертв… Та война, — сказал Нодар, ставя бокал. — Но некоторых она всё же не научила ничему, — он улыбнулся, взглянул прямо в глаза капитана. — Но вы так и не ответили на мой вопрос, кэп?

И снова выражение отчуждённости появилось на лице старого моряка. Он ответил сухо, почти официально:

— Курс моего корабля, мистер Нодар, — к миру. Я не забыл вашего земляка. Я тогда ещё поклялся его памятью — сделать всё, от меня зависящее, чтобы не допустить развязывания новой войны… И я делаю это.

Последнюю фразу он произнёс с особым нажимом, и Нодар понял, что капитан считает разговор оконченным. Они пожали друг другу руки и разошлись.

Снова оставшись наедине со своими мыслями, Нодар вдруг понял, что он почти физически ощущает, как течёт время, — проходят минуты, секунды… Такого с ним ещё никогда не бывало. Что бы это могло значить? Он опять спустился на нижнюю палубу, но и здесь его не покинуло странное ощущение — казалось, будто всё его тело, каждая клетка заняты только тем, что отсчитывают минуты и секунды. Вглядываясь в лица встречных, Нодар видел, что и они находятся во власти какого-то неясного предчувствия.

Если традиции, освящённые веками, вдруг нарушаются, значит, на корабле произошло что-то неладное. В двадцать часов капитан приказал подать ужин в свою каюту… Команда ела молча, без обычных шуток.

Падал барометр, падало настроение матросов, всё беспокойнее делались взгляды пассажиров. Нет, дело не только в надвигающемся шторме. Да и что такое шторм для «Везувия»? Стоит ли так беспокоиться из-за мелочей?

Казалось, сам воздух напитался вдруг каким-то странным, необъяснимым напряжением, чем-то неопределённым… А что может быть страшнее неопределённости в открытом океане? Но радары спутников по-прежнему фиксировали положение корабля на голубом фоне экранов, по-прежнему доносилось до слуха людей успокаивающее гудение атомного реактора из кормовой части. «Везувий» всё так же равномерно, со скоростью пятидесяти узлов нёсся вперёд. И всё же…

Высыпав на палубу, пассажиры с тревогой оглядывают ночное небо, всматриваются в безбрежную, колеблющуюся даль. Где-то высоко, словно туго натянутая струна, мощным басом проревел тяжёлый самолёт.

— Реактивный, не менее двадцати тысяч, — сообщил окружающим Генрих. — Интересно — куда и от…

Порыв шквального ветра забил ему в рот последнее слово. Прикрывшись ладонью, Генрих отвернулся, глазами поискал Ли. Тот стоял, вцепившись в поручни, пристально вглядываясь в горизонт. Генрих направился было к нему, но в этот момент ещё более сильный порыв ветра едва не свалил его с ног. Он вытянул вперёд руки, надеясь уцепиться за стойку тента, но откуда-то сбоку появилась Светлана, и Генрих ощутил почти мужскую силу её маленьких рук.

— Падаете? — участливо спросила девушка, поддерживая его. — Не советую.

В этот момент набежавшая волна качнула «Везувий», и Генрих, дотянувшись наконец до стойки, в свою очередь поддержал Светлану. Заметив приближение новой волны, он бросил стойку, обеими руками удержал качнувшуюся назад девушку. Они стояли ещё несколько секунд, находя опору друг в друге. Но Генриху стало стыдно: он, лётчик, молодой и сильный парень, цепляется за девчонку! И всё же ему не хотелось отпускать её.

Генрих деланно рассмеялся, пряча смущение.

— Вот уж не думал, что человек на четырёх ногах чувствует себя лучше. Впрочем, в танцзале…

Смеющиеся глаза девушки сделались серьёзными, Светлана перестала удерживать его за локти.

— Да, сейчас ты вряд ли рискнёшь выделывать свои замысловатые па. Что это?!

Она опять схватила его за локти, и Генрих, вздрогнув, обернулся. Там, впереди, разгоралось странное зарево: казалось, громадная радуга, сверкая всё более яркими, чистыми тонами, поднимается из волн, окутываясь снизу тяжёлыми грозовыми тучами. Генрих широко раскрыл глаза, потом зажмурился, почувствовав нестерпимую резь, закрыл лицо ладонями. Новая волна заставила его инстинктивно уцепиться за плечо Светланы. Откуда-то издалека донёсся голос Лоуссона: «Немедленно спускайтесь вниз, вы, оба! Это — приказ капитана».

— Генрих, идём! — крикнула Светлана, стараясь перекрыть завывания бури, нарастающий грохот волн.

Ослеплённый, он сделал шаг вперёд, ещё один. Вероятно, девушка видела хорошо: она уверенно увлекала его за собой, и Генрих доверчиво подчинялся.

За несколько минут океан разбушевался не на шутку: пока они добирались до люка, их дважды с головы до ног окатывали потоки воды, палуба то и дело уходила куда-то вниз. Но вот наконец и трап, сухое тепло, относительная тишина внутренней палубы. Кто-то из команды быстро протопал мимо тяжёлыми башмаками, потом раздался тупой звук захлопнувшихся дверей.

Зрение возвращалось медленно. Вначале Генрих различал только выплывающие из белёсого тумана какие-то тёмные провалы. Они росли, ширились, принимали всё более чёткие очертания и замерли в нерешительности вокруг ламп дневного света. Огни как-то странно трепетали, то удлиняясь, то укорачиваясь… Потом появилось бледное лицо Светланы, её руки, платок, которым девушка вытирала с лица Генриха беспрерывно набегающие слёзы.

Ещё через несколько секунд он начал различать цвета, всё более отчётливо видел светотени. Он заметил даже, как мелко дрожат губы девушки, смотрящей на него с искренней жалостью.

— Что же теперь? — спросил он, ласково глядя в её внимательные глаза.

Светлана пожала плечами.

— Пойдём туда, к своим. Узнаем всё, что возможно.

«Клуб одиннадцати» с их приходом оказался в своём начальном составе: лишние отсеялись как-то автоматически — здесь собрались только те, кто успел увидеть в «клубе» нечто большее, чем пустую забаву. Вцепившись в поручни кресел, парни сидели излишне прямо, выставив вперёд подбородки, девушки то и дело поглядывали на них испуганными глазами.

Балансируя на ускользающем полу, поддерживая друг друга. Светлана и Генрих остановились перед Нодаром. Тот мрачно взглянул на них, нахмурился.

— Ну, как там, наверху?

Генрих поднял руку, посмотрел на пальцы, зачем-то подул на них.

— Что-то произошло,