Зелёные холодные уральские помидоры. Рассказы - Макс Бодягин

– Пришли, – сказал я.

Мы остановились перед массивной двустворчатой дверью. Из-за нее как обычно раздавался дикий саунд трэш-блэк-металлического апокалипсиса. Я нажал на кнопку звонка. Freak неожиданно быстро открыл дверь. Обычно надо было ломиться в дверь с полчаса всеми способами, пока он хоть что-нибудь расслышит через металлюжный вой. Короткий ежик чёрных волос, предположительно американская (хотя, может, и бундесовая) военная куртка со споротыми нашивками, алый, вздувшийся от постоянных прыщей нос на мучнисто белом лице – знакомьтесь, это Freak-татуировщик.

– Чего-то быстро ты открыл, – сказал я, пожав вялую белую руку. Левая рука Freak`а была упакована в резиновую перчатку. Значит работает, кому-то колет чего-нибудь. Портачит.

– Я лампу установил. Красную, – заорал Freak. Он всегда говорил очень громко, привык перекрикивать постоянно орущую музыку. – Ты звонишь в дверь – она мигает. Иначе ничего не слышно. Клиенты обижаются, уходят.

– У тебя, Freak, я слышал, есть трава. У Миямото есть промедол. Он хочет совершить обмен.

– Ага, – сказал Миямото. – Чейндж.

– А кто тебе сказал, что у меня есть трава? – неубедительно спросил Freak.

– Мы по запаху пришли, – перебил Миямото, отодвинув меня в сторону. – Пойдем почирикаем.

Он твердо взял удивленного Freak`а за рукав и уверенно повел на кухню. Раздались голоса. Я вошел в комнату. На кровати задницей кверху лежала девушка в футболке, но без трусиков. Под ее живот была подложена подушка. Рядом валялся альбом с рисунками для татуировок. На табурете лежала tatoo—машинка, сделанная из древней заводной бритвы, которую я незадолго до этого подарил Вике. Девушка повернулась и спросила, перекрикивая хэвиметаллический ор:

– Нравится?

– Красивая задница, – честно сказал я.

– Дурак! – обиделась девушка. – Я про бабочку спрашиваю.

– Она недоделана. Еще ничего не видно.

– А, – сказала девушка. Похоже, упоротая.

Дверь открылась и на пороге кухни показался довольный Freak. За ним шел сосредоточенный Миямото, раскуривая свежезабитую беломорину. Девушка потянула носом травяной дым и обиженно сказала:

– Freak, урод! Ты же сказал, что больше нету.

– Нету, – сказал Freak. – Я правду сказал. Теперь больше нету. Совсем. Хотите? – спросил он, показывая рукой в резиновой перчатке на перевернувшуюся на бок девушку.

Я посмотрел на ее рыжеватый лобок и помотал головой. Freak с надеждой поглядел на дымящийся косяк и сказал:

– Серьезно. Если хотите, можно у меня остаться.

Миямото почесал нос, затянулся и молча вышел из комнаты вслед за мной.

– Я твой должник, – сказал он мне на улице. – Будешь курить?

– Не.

– Отличная трава. И много. Я его обманул немножко. Отдал только ампулу, а шприц—тюбик оставил на крайняк. Это ничего?

– Мы с ним не друзья, – у меня тогда друзей почти не было.

– Тогда ничего.

Мы долгое время шли молча. Миямото казался очень сосредоточенным. Сказал, что больше не хочет курить один. Холодало, улицы были пустыми, и поймать такси нам не удавалось. Мы шли быстро, чтобы согреться. Молчали почти всю дорогу. Я пытался переварить его историю. Миямото плавал где-то в воспоминаниях, подогретый травой.

За пару кварталов до сквота Миямото остановился, чтобы забить еще одну «штакетину». Мы свернули в пустой двор, и спрятались за детской площадкой. Миямото выдул табак из беломорины, и полез в карман за коробком. Сзади раздался голос:

– Ну и какого хуя мы по ночам шляемся?

Я краем глаза глянул за спину Миямото и шепнул:

– Менты.

– Палево… Сколько их? – спросил Миямото, не поворачивая головы.

– Двое.

– Где?

– Прямо за спиной. Хватит базарить, давай когти рвать! – сказал я и потянул Миямото за рукав. Но не успел.

– Я не понял ни хуя! Молодые люди! Я к вам, блядь, обращаюсь, – повышая голос с каждой нотой сказал мент и размашисто хлопнул резиновой палкой Миямото по левому плечу.

Лицо Миямото исказилось от боли, он убрал пустую гильзу в карман и, поворачиваясь на голос, сильно ударил мента ногой в горло. Мент отлетел и, падая, стукнулся головой о деревянный игрушечный домик. Миямото прыгнул навстречу второму менту, что-то быстро сделал рукой, повернулся, его подошва глухо бухнула мента в низ живота. Сложившись пополам, мент жопой пропахал по мелким камушкам пару метров, Миямото быстро подскочил к нему, и ногой припечатал его лицо к земле.

Бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля ебааааааааа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ать еб твою мать еб мою мать ебать всех бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля – примерно это я думал в те короткие секнуды. Животный ужас катком пробежал по моему дохленькому тельцу, расслабляя колени и буквально выжимая каловые массы из тощей подростковой жопки. А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, сипел и бился где-то внутри костлявой груди маленький ебанутый цыпленок. Первый мент зашевелился и я неумело пнул его в лицо, сквозь кроссовок почувствовав податливость башки, мотанувшейся на шее. Миямото одобрительно кивнул.

– Ходу! – сказал я, мысленно сжав цыпленку горло. И мы побежали.

Оставшийся до сквота путь мы пробежали по дворам очень быстро, не останавливаясь ни на секунду. Я задыхался, еле-еле успевая за курткой Миямото, светлым пятном мелькавшей передо мной в кустах. Мне было страшно до одури, всю дорогу я боялся опростаться прямо в джинсы. Мы перелезли через высокий забор и выбежали во дворик «нашего» особняка. Я подумал, что мое сердце сейчас вырвется из груди наружу. Во рту был противный привкус крови от непривычного долгого бега.

– А ты ничего, молодец, – сказал Миямото с удовлетворением, садясь на ржавые качели. – Не зассал.

– Зассал, Миямото, – сказал я, присаживаясь рядом. Вкус крови всё не проходил. – Просто пиздец, как зассал!

– И я, – засмеялся Миямото.

– Да не ври! Ты их так уложил! Раз-два! Как в кино! – сказал я.

– Я же говорю: долго карате занимался.

– Я тоже хочу.

– Успеешь. Скоро, говорят, карате снова разрешат, – он достал из куртки гильзу и коробок с марихуаной. Помолчал, испытующе глядя на меня, и добавил, – Нам ничего другого не оставалось делать. Если бы нас замели… Траву бы нашли, сразу – срок. Я думал, ты сразу свалишь. Бросишь меня.

– Я музыкант. Ты музыкант. Я – парень с проблемами (лучше бы сказал: я – юный самоуверенный дебил и придурковатый ботаник). Ты – парень с проблемами. Все нормально, – сказал я, стараясь подражать нашим «крутым пацанам». – Если бы тебя замели, то я бы сразу пошел прицепом. Посредничество в наркоторговле, соучастие в нападении на сотрудника милиции.

– Будешь? – Миямото протянул мне раскуренную «штакетину».

Я молча затянулся. Сладкий дым обжег легкие, я закашлялся.

– Ты совсем ничего не куришь?

– Не-а, – ответил я сквозь дым.

– И никогда не курил?

– Не-а.

– Тогда лучше не начинай, – улыбнулся Миямото, и взял сигарету из моих рук. – Если не хочешь.

– Я бы лучше выпил, – честно сказал я. – Трясет всего.

– Меня тоже.

– Миямото…

– М?

– Я про твою историю. Про сестренку-медсестричку…

– Чего?

– Я тебе верю. Ну… что это правда.

– К сожалению, это на самом деле правда, – грустно улыбнулся Миямото.

– Так вы тут все дуете? – сказал звонкий голос Вики за моей спиной. – Два часа дуете втихоря, и даже не позвали?

Кенгур и Вика стояли на крыльце, держа в руках стаканы. Губы Кенгура цвели алой помадой. Рубашка спереди выбилась из брюк. Вика подкралась к Миямото, нагнулась, нахально развернула его пальцы с сигаретой к себе и, глядя ему в глаза, затянулась дымом прямо из его руки. Кенгур подошел ко мне, протягивая стакан.

– Здесь просто зоопарк, – сказал он мне.

– Нравится? – спросил я, отхлебывая из стакана теплой водки.

– Все очень клёво, – с одобрением сказал Кенгур, глядя на объемистый викин зад. – Играть здесь никто не умеет, но парняги клёвые.

– Как тебя зовут? – томно спросила Вика, по-прежнему стоя раком и глядя на Миямото снизу вверх.

– Миямото, – сказал Миямото.

– Как круто. Ты мне запустишь «паровозика»? – и она вытянула сочные губы трубочкой. Миямото с улыбкой перевернул сигарету и вдул тонкую струйку дыма ей в рот. «М-м-м», – пропела Вика и закатила глаза.

– А чего Нитро? – спросил я Кенгура, потянув его за выбившуюся из брюк рубашку. – Не возражает?

– Ты имеешь в виду что я… с Викой? – засмущался Кенгур.

– Ну.

– Он какой-то бабообразный. Мне кажется, его самого можно ебать. Нет, ну ты не подумай, я бы никогда не стал мужика трахать. Я просто говорю, что мне кажется, что его можно выебать. То есть он как бы… не будет сопротивляться, понимаешь? – сказал Кенгур еще более смущенно. – Вику я так, поцеловал пару раз, ничего больше не делал. А вот он точно какой-то странный. Точно странный.