Выбор. Долгие каникулы в Одессе (СИ) - Ковригин Алексей

Я взглянул на грудь мамы Фиры и мысленно усмехнулся. Да уж, видимо «комиссары» поняли, что такую грудь им так просто не пройти, а трупы если и будут, то только с их стороны. Мама Фира задумалась на минутку, а затем присев на стул и сложив руки на коленях, продолжила свой печальный рассказ.

– Мой покойный муж Юзек, оказался совсем ещё тот шлёма, а не благородный дворянин из приличной семьи. Вскружил голову бедной еврейской девушке, и она поимела не то счастье, за которое мечтала, а то горе, за шо никогда не хотела бы знать. Прав был мой покойный папа. Юзек – это большой гембель! Но он был так красив и так обходителен, говорил такие комплименты, шо я устоять не могла. А всего через неделю после нашей свадьбы его уже заарестовали, и потом я видела его только вдалеке и временами. – Мама всхлипнула, и промокнула скатившуюся слезинку.

– А шо ты себе думаешь? Юзек оказался немножко рэволюционером и совсем социалистом, а с виду такой приличный молодой шляхтич, с обхождением и воспитанием! Мишенька, представь себе, он был такой умный, шо даже сам окончил гимназию в Вильно. Если бы не этот Феликс, его одноклассник и дружок детства, то Юзек сейчас бы имел уважение у приличных людей и таки хорошую практику в Одессе. Но Юзек выбрал кривую дорожку и пошёл по этапу вслед за своими товарищами. Весной семнадцатого года мой Юзек наконец-то объявился в Одессе, и шо ты Мишенька думаешь? Он стал жить покойно и щастливо радом со своей любимой и любящей Фирочкой? Щас! Он опять начал жить со своей рэволюцией! Ладно бы он жил с ней один. Но он же и нашего Йосю потащил за собой в этот хипишь!

– Мальчик уже оканчивает гимназию, ему остаётся совсем радом и у него уже есть шо впереди. Но тут появляется ево непутёвый папаша и проявляет отцовские чувства в другую сторону. Он и видел-то нашего Йосю два-три раза за все те шестнадцать лет, где мальчик рос под материнским приглядом. Слава богу, сыночка хоть и рос байстрюком, но босяком не вырос. И тут – здрасьте вам! Заявляется папаша, и сыночка уже не в гимназии, а совсем даже в красной гвардии, с алым бантом на груди и револьвертом в кармане.

– И это родной отец! Вместо отеческого внушения к учёбе, сделал сыну заманухес за свой рэволюционный гембель. Летом восемнадцатого года они на минутку вышли из дома по своим рэволюционным делам и с тех пор я больше их не видела. Вей з мир! Зачем я только не послушалась своего папу!

Мама Фира закрыла лицо руками и тихо расплакалась. Я подошёл, молча обнял её за руку и прильнул к тёплому боку. Что может посоветовать ребёнок женщине, оплакивающей свою загубленную молодость? Тут и я «взрослый» не знал бы что сказать и что посоветовать. Разве что посочувствовать, и по возможности разделить её печаль. Так мы и встретили приход Семёна Марковича. Обнявшись, и тихим плачем. Но услышав стук в дверь, мама вытерла слёзы и улыбнулась мне.

– Ничего, Мишенька. Теперь у меня есть ты! Только пообещай мне, шо когда ты вырастешь, и уйдёшь по своим мужским делам, то за маму не забудешь, и всегда будешь возвращаться домой. А я тебя буду ждать!

– Обещаю, мамочка! Я всегда буду возвращаться! – В детстве так легко давать обещания…

* * *

Доктор внимательно осмотрел меня всего. Но если мои руки-ноги его внимания почти не привлекли, то рёбра и позвоночник он осматривал и ощупывал долго и тщательно. Особенно внимательно осматривал и довольно болезненно ощупывал голову. Синяк на лице уже сошёл почти весь, и только под глазом оставалась небольшая желтизна, но сам глаз уже потерял свой «вампирский» вид. Помимо гематомы на лице, у меня, оказывается, было и рассечение на затылке. Вот доктор и хмурил свои брови и что-то сердито бурчал себе под нос. Не менее тщательно он осмотрел гортань и даже засунул туда и поковырялся противной железной лопаткой, а потом чуть сам не залез ко мне в рот своими глазами, пытаясь что-то там высмотреть.

Мне стало смешно, я представил, что вот если бы Семён Маркович был крабом, он бы точно свои глаза мне в рот засунул. Увидев моё веселье, доктор поинтересовался, что это меня так рассмешило? Услышав мой честный ответ, он задумчиво пошевелил усами и рассеяно прокомментировал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– А это было бы неплохо, заглянуть внутрь человека и как следует всё осмотреть. Жаль, это невозможно.

– Почему же невозможно, разве рентген ещё не изобрели? – Я прикусил язык и чуть не взвыл от досады на свою оговорку. Ну откуда ребёнку могут быть известны свойства аппарата, о котором ещё и не все врачи знают? К счастью доктор думал о чём-то своём и на мои слова внимания не обратил, а мама меня не услышала, так как разогревала воду в ванной.

Наконец меня милостиво отпустили в заботливые материнские руки принимать долгожданную ванну. А сам Семён Маркович присел за стол к самовару почаёвничать и почитать купленную по дороге газету. Моя помывка продлилась чуть более получаса, и я получил от неё истинное удовольствие. Меня оттёрли мочалкой и отмыли до скрипа кожи сначала со щёлоком, а под конец помывки и с душистым мылом. Так что после ванной я уже не вонял потом и дёгтем, как старая больная лошадь, а благородно благоухал жасмином. Мои пепельно-серые волосы, очистившись и отмывшись от грязи, вдруг стали золотисто-блондинистого цвета. А длинные космы, свисавшие на плечи, после помывки и сушки свернулись в локоны и кудряшки. Взглянув в зеркало, я чуть не расхохотался. Хоть сейчас фотографируй и приклеивай фотку на грудь вместо значка октябрёнка. Вылитый Ильич в детстве, разве что носик у меня поаккуратнее будет и кудряшки погуще да подлиннее. И залысин нет, а то у Ильича они уже и в детстве были.

Меня одели в обновки и поставили на табурет. Оказалось, что мама сшила мне и кепочку, и прикупила ботиночки. И теперь на пару с доктором они рассматривали меня со всех сторон. Доктор обходил меня по кругу, разглядывая и одобрительно хмыкая, а мама стояла напротив меня и счастливо улыбаясь, утирала слёзы.

– Ну, просто ангелочек! Такая красота, что даже не верится. Уж на что мой Йосик был красавец писаный, весь в своего непутёвого папашу пошёл, а они, польские дворянчики, всегда красотой блистали, но тут просто слов нет, красота неземная! Херувим!

– Семён Маркович, а может вам наливочки налить? У меня по случаю есть графинчик отличной вишнёвки. Сама делала! Давайте выпьем по рюмочке за здоровье нашего Мишеньки?

– А знаете, пожалуй, что и не откажусь! Пациент идёт на поправку, что меня, как доктора не может не радовать. Удивительно крепкий организм у ребёнка. Не зря говорят, что сибиряки от рождения обладают отменным здоровьем. А здесь я вижу просто замечательные результаты. Если бы сам первоначально не осматривал мальчика, никогда бы не поверил, что прошла всего неделя после трагедии. По его цветущему виду, сказал бы, что минимум как месяц прошёл. Вот что значит материнская забота, надлежащий уход и хорошее питание. Фирочка, мальчик просто расцвёл в ваших заботливых руках. Примите моё искреннее восхищение!

– Да шо вы, Семён Маркович, это всё ваши чудодейственные мази, порошки и примочки! Кстати, вы мне не поможете порезать сыр и колбаску? Мишенька, иди мой руки и садись за стол, сейчас будем немного кушать.

Рассыпаясь во взаимных комплиментах, взрослые в две пары рук неспешно сервировали стол. Семён Маркович порезал и сыр, и колбаску и некрупные помидорки. А мама тем временем достала из буфета графин и пару рюмок. Воспользовавшись тем, что на меня временно перестали обращать внимание, я тихонько прокрался за ширму, где заметил внушительную стопку журналов лежащих на полочке трюмо и, подтащив поближе кресло, принялся за их изучение. В основном, это оказались журналы с модными выкройками, но среди них затесался и здоровенный справочник «Вся Одещина» за 1926 г. Судя по пометкам на некоторых страницах, он использовался довольно регулярно. Глянув мельком в справочник, я отложил его в сторону до следующего раза. Это был ценный источник нужной мне информации, но им надо было заниматься основательно и без спешки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})