Дневник провинциального сыщика. Почти документальная повесть - Александр Кичигин

– Здравствуйте, товарищи.

После непродолжительной паузы, в полной тишине, пошелестев бумагами, он снова поднял глаза к залу и также тихо и доброжелательно произнес:

– Ну что, начнем наше совещание. Кто первый отчитается за прошедший период? Давай ты, что ли, Иван.

На трибуну вышел генеральный директор областного объединения «Рембыттехника» Иван Иванович Скоморохин, бывший начальник Климова, относительно молодой, обаятельный и весьма перспективный руководитель, умеющий не только заниматься «очковтирательством», как повсеместно было принято в то время на хозяйственной работе, но и действительно работать с полной отдачей, стараясь осваивать и внедрять все новое в производство.

Скоморохин, показушно улыбнувшись, набрал в легкие не меньше ведра воздуха и на одном дыхании начал свой доклад:

– Мы внедрили… выездное обслуживание в сельскую местность… перемотку мотор-компрессоров холодильников… прогрессивный метод диагностики пылесосов…

Его выступление, с первых фраз предполагавшее явно затяжной и оптимистичный характер, вызывало гордость у Климова за своего бывшего начальника, которого он считал очень грамотным производственником. Да и выражение лица начальника управления ничего страшного не предвещало, правда, до того момента, как он вдруг неожиданно громко ударил по столу кулаком, заставив тем самым затихнуть и пугливо съежиться не только выступающего, но и весь зал. Наступила пугающая гробовая тишина. Егор Кондратьевич, как показалось, сам словно застыдился своей резкости, и потому сначала тихо, а затем, постепенно повышая голос до крика, медленно произнес:

– Что ты мне тут лапшу на уши вешаешь?! Что вы там внедрили? Ты лучше расскажи, сколько у тебя жалоб!!! Да я… да я… да я их тебя сожрать заставлю!!!

С этими словами Егор Кондратьевич собрал со стола какие-то бумаги, смял их в маленький комочек и начал методично засовывать в рот бедному Скоморохину, который, к великому удивлению Федора, начал их пережевывать, выплевывать, вновь принимать из услужливых рук, даже нагнулся пониже, чтобы маленькому начальнику управления было удобней. При этом никто не смеялся, не возмущался, а воспринимал все, похоже, как должное. Климов, внешне сохраняя выдержку, внутри себя ощутил страшное смятение, замешанное на испуге, возмущении, отчаянии и гадливости. «Ничего себе перевелся!» – в отчаянии подумал он. Тут же прикинул, как бы сам поступил на месте Скоморохина – летел бы Егор Кондратьевич через трибуну, как футбольный мяч! Ошибался Климов – никогда бы опытный психолог и видавший виды начальник управления не посмел бы унизить человека, имеющего элементарное чувство собственного достоинства, и, как потом выяснилось, Федор в этом качестве был не единственным.

Впрочем, быстро отходчивый Егор Кондратьевич, покричав немного на остальных руководителей предприятий, чтобы не теряли чувство страха и ответственности, совершенно спокойно продолжил совещание в относительно нормальном русле.

Позже Климову поведали необычную историю Павлова, приведшую его с понижением в карьере на должность начальника управления. Будучи до этого председателем одного из райисполкомов, грамотный и предприимчивый Егор Кондратьевич слыл человеком крутого нрава, но имеющим самые высокие связи в партийных кругах местного масштаба. Говорят, что даже к председателю облисполкома открывал дверь ногой. Но однажды, объезжая поля вверенного ему района, он вдруг увидел на краю одного из них мирно расположившихся за поллитровкой и нехитрой деревенской закуской граждан. Трое мужиков тучного телосложения, примяв, как и положено, вокруг себя солидное количество сочных колосков пшеницы, периодически поднимая над головой граненые стаканы, вели с виду мирную беседу. Они добродушно улыбались, не забывая употреблять в качестве закуски деревенское сало со свежими огурчиками, радовались солнечной погоде и жизни вообще.

Когда Егор Кондратьевич, спускаясь по крутому косогору, находился еще далековато, мужики подумали, что вот идет, судя по одежде, приличный человек, который присоединится к трапезе и, вероятнее всего, не откажется выпить в их честной компании, что, конечно, они уже готовы были ему предложить. Однако, когда он приблизился, его свирепая физиономия сразу же вызвала у культурно отдыхающих некоторые сомнения в добрых намерениях незнакомца. Впрочем, Егор Кондратьевич решил сразу раскрыть свое инкогнито во избежание нежелательных эксцессов, спокойно представился по должности, после чего возбужденно и в нецензурных выражениях, как любил и умел, попросил граждан немедленно убираться с колхозного поля, угрожая даже не милицией, а банальной физической расправой. В лицах и поведении двоих из присутствующих сразу же обозначилось внезапно возникшее желание действительно бежать туда, куда посылал их Павлов, однако третий почему-то на это никак не среагировал. Спокойно засунув в огромный рот такой же огромный бутерброд с салом, он не спеша прожевал, после чего посоветовал Егору Кондратьевичу самому посетить всем понятное, но доселе неизведанное место, куда тот только что всех отправил.

Скажу сразу, что мужик, конечно, глубоко недооценил незаурядную личность Павлова (клянусь – никакой иронии!), как не только грамотного и мудрого человека и опытного руководителя – на это у него не было времени, но и как дерзкого и удалого бойца. Короче, как потом утверждали многочисленные рассказчики, основываясь на показаниях шофера, Егор Кондратьевич физически отметелил всех троих невзирая на лица. А зря, как потом оказалось, тот флегматичный товарищ был первым лицом не то Краснодарского, не то Красноярского края. Приехал на родину, тихо, не светясь, встретился с друзьями детства. И тут такой инцидент! Конечно, Егор Кондратьевич загремел с кресла незамедлительно, но высокопоставленные знакомые пропасть не дали. Хоть и с понижением, не такой масштаб, но все же. Только вот, если обратиться к логике, сопротивление оказал, скорее всего, приезжий – вряд ли местные его приятели посмели бы вступать в драку с самим председателем райисполкома! Однако легенда всегда должна быть красивой, иначе это не легенда, а материал заурядного административного правонарушения.

Немало разного рода руководителей уже на службе в милиции придется повидать Кимову, да и сам он не останется в стороне от этой своеобразной касты. И поэтому хотя бы без схематичного описания этих достойных и кое-где не совсем достойных людей правдивого повествования событий, увы, не получится. Автору не раз придется вникать в их характеры и некоторые факты биографии субъективным взглядом Федора Степановича, к сожалению, основываясь на не всегда подтвержденных данных.

1992. Принятие решения

Работу Федору неожиданно предложил сосед по общежитию – молодой, но перспективный оперуполномоченный, уголовного розыска Игнат Андрейченко. Этот честный, открытый и заводной парень часто собирал в свой комнате коллег, таких же молодых и целеустремленных ребят, помешанных на работе, которые легко сходились с людьми типа Федора, выпивали, зная меру, остроумно веселились и потому казались самыми счастливыми людьми, нашедшими свое призвание. Конечно, Федор по-доброму завидовал их спаянности, бескорыстной дружбе и постоянной готовности идти в огонь и воду на пути к благороднейшей цели – защите людей от преступников. В его глазах словно оживали книжные герои – сильные и справедливые, с непревзойденным интеллектом и оружием в руках, противостоящие злу.

Иногда он брал у Игната потертый ПМ10 и, трепетно сжимая желтую пластиковую рукоятку, представлял себя в роли хитроумного и самоотверженного сыщика, справедливого, сильного, ловкого и великодушного, каким и должен быть в его понимании настоящий мужчина. Игнат часто беззлобно подтрунивал над ним в этот момент, а однажды вечером неожиданно предложил:

– Хочешь у нас работать?

– Кем? – удивился Федор.

– Инженером оперативной связи. Ты же в этом соображаешь?

– Ну, вроде да, – переваривал информацию Федор, немного растерявшись.

– Тогда приходи завтра с документами в РОВД11, я уже с шефом переговорил. Хочет встретиться.

На следующий день с утра Федор примчался в РОВД, расположенное возле Центрального парка имени В. И. Ленина, и спросил в дежурной части Игната. Тот отвел его в свой кабинет, напоминающий скорее затрапезную контору с давно не мытыми кафельными полами, старыми растерзанными столами, на которых из под треснутых стекол скалились либо ухмылялись нарисованные или сфотографированные подозрительные личности, с полуразбитыми стульями, грязными обоями на стенах и обшарпанной дверью. На этих столах повсюду пачками в хаотичном порядке располагались исписанные корявыми почерками какие-то бумаги, стояли немытые чашки, примитивные канцелярские принадлежности и много другой всякой всячины. Стены украшали фотографии, рисунки и плакаты различного жанра – от людей в милицейской форме до изображений известных в криминалистике деятелей. Особо привлекала внимание распечатанная очень крупным шрифтом и приклеенная к стене надпись: «Вор должен сидеть в тюрьме. Жеглов», то ли предназначенная то ли для устрашения преступников, то ли являющаяся девизом владельцев кабинета, постоянно призывающая их к горькой, но справедливости.