Шмель - Александр Михайлович Коротков

можно сказать, по непредсказуемому маршруту, на удачу, и, перед самым заездом обратно на лесную дорогу меня резко крутануло и почти совсем развернуло. После того, как мне удалось все-таки направить свой аппарат к желанному заезду, взрыв раздался слишком близко, слишком громко и стекла разбежались вон из своих рамок, предварительно попрощавшись со мной звонким дребезгом. Кое-как автомобиль заехал-таки в лес, на дорогу и, проехав еще несколько метров остановился. Я качнулся в сторону того места, где должна была быть дверь и выпал плашмя на землю. Больше я не помню ничего до дня, когда мне в госпиталь командир, в белом халате, принес сетку апельсинов. Я провалялся на койке около месяца. Из травм у меня были лишь контузия и пара ссадин. Буханке досталось сильнее: теперь у нее отсутствовали дверь и стекла, три колеса стояли под разными углами к корпусу, а одно было идеально перпендикулярно, но находилось возле сарая, метрах в двадцати от машины.

Когда я вернулся в распоряжение части, меня вызвали к командиру, который рассказал мне, что два офицера, назначенные на выполнения моего задания вместо меня, совершали свои вылазки на стоящих на балансе части «козликах» и, к сожалению, не справились. Результаты этих неудач можно было обнаружить на том самом поле. Они представляли собой две кучки искорёженного металла, засыпанные землей и покрытые пылью с грязью. Логичным завершением этого повествования был вопрос, готов ли я снова оказать ему, части и родине неоценимую услугу. Подумав, я согласился, но с одним условием.

Это условие было доставлено в часть на следующий день. Практически новый, темного цвета автомобиль надежной марки «форд» в кузове «универсал». Таким образом, скоростные и маневренные показатели были гораздо лучше, чем у буханки, а места для транспортировки всех необходимых вещей было лишь немногим меньше. Я, а следом за мной и десяток моих сослуживцев, обходили авто кругом, прикасаясь к его кузову, зеркалам и колесам, пробуя новинку на ощупь. На номерных знаках красовались буквы ОСА, что свидетельствовало о причастности данного автомобиля к ближайшему отделению ГИБДД. Мы смотрели поочередно, то на номера, то на сам автомобиль, то снова на номера и дружно решили, что, никакая это не оса, а, скорее, целый шмель, грузный, объемный, с пухлым задом. Это прозвище быстро приклеилось к машине, а, следовательно, и ко мне, как ее водителю и единственному пассажиру. Вскоре, даже позывной по рации у меня был «шмель».

С этих пор и началась славная история шмеля: военного курьера, следующего каждую неделю по одному и тому же маршруту, по изрытой земле, сквозь град снарядов, высыпающихся с неба. Через некоторое время, я знал свой путь наизусть, мог с точностью сказать, на каком участке поля почва более или менее зыбкая, куда не стоит заезжать в дождь, а где лучше проехать, не опасаясь коряг и замаскированных мхом валунов. Мой новый автомобиль радовал меня все больше, с каждым днем: наверное, мое впечатление было улучшено тем контрастом, который я обнаружил после буханки. Педали реагировали теперь резко, машина хорошо набирала скорость и быстро останавливалась, руль слушался меня великолепно. Единственное, за что я переживал, был дорожный просвет: буханка стояла значительно выше, а, следовательно, имела лучшую проходимость. Но, уже после первых поездок я понял, что переживал зря: машина не уступала по проходимости ни одному полноприводному внедорожнику. Все из-за грамотного распределения веса, как я могу предположить. Думаю, я изрядно поднадоел вражеским артиллеристам, поскольку каждый последующий день они обстреливали меня больше и сильнее, чем в предыдущие. Пару раз подключали даже авиацию, но она успевала подлететь лишь в самый последний момент, когда уже я снова скрывался в лесном массиве и оказывался вне зоны видимости пилотов. Моя тактика была проста: я ездил так, что никто, и я в том числе, не мог сказать, куда направится мой автомобиль в следующую секунду. Я выписывал круги на сырой траве поляны, рывками стартовал и сразу останавливался, иногда, я разворачивался и на полном ходу мчался в обратную сторону. Моим ноу-хау было хаотичное движение автомобиля под музыку, играющую теперь не из моего наушника, а из динамиков, причем, на полную мощность. Меня подначивали и раззадоривали яркие, гаражные напевы, например, Соникс или Белых Полос. Меня заставляли двигаться резче и острее ритмичные гитары Франц Фердинанд. Я вальяжно плавал на своей темной лодке по зеленому озеру под Йэна Брауна. Чего никогда не позволял я себе делать – так это оставаться на одном месте более 2х-3х секунд, потому что знал, что такое промедление может быть губительно. Это знали и мои враги, и я чувствовал, как они ждут того момента, когда я останусь на месте и дам, наконец, им возможность хорошенько прицелиться и разнести меня на куски. Это забавно, но, иногда, в условиях плохой видимости: когда стоял густой туман или шел проливной дождь, в сумерки или в полумраке раннего утра меня не обстреливали вовсе. Давали один контрольный, первый залп, показывая, что они всегда следят за мной и прекращали обстрел с целью экономии снарядов, я так понимаю. Мой форд стал легендарным, а позывной «шмель» бил все рекорды по популярности. В разных частях складывали всяческие небылицы, якобы, машина снабжена огромным жидкокристаллическим дисплеем с одной стороны и камерами с другой так, что, когда она едет, этого не видно, ведь, монитор отображает вид поля за ней. Кто-то говорил о последней системе стелс, некоторые фантазировали о фантастических глушилках электроники, установленных в моем авто и действующих на пушки и ракеты, находящиеся за много километров. В этом случае, никого не волновало, что обстреливали меня из проверенных, механических орудий. Командир прочил мне все больше наград и поощрений, а для меня уже бесценным был этот азартный момент, когда я выезжал, под любимую музыку, порезвиться на поле в хорошем авто. Сослуживцы уважали и не понимали моего хладнокровия, хотя причина ему была – проще не придумаешь: то, что я делал, было банально интереснее, чем моя обычная жизнь.

Около двух-трех месяцев я отъездил подобным образом, не позволив ни одному снаряду более-менее серьезно задеть себя.

После, произошло кое-что малоприятное для меня – война закончилась. Конечно, это было хорошо в том смысле, что жертв и случаев внезапно оконченных жизней стало гораздо меньше. Сестры не теряли братьев, жены мужей, матери сыновей. Но, что самое важное, никто толком не задумывался, а почему вообще нужно было кого-то терять? Ведь, война – это конфликт интересов. Всегда. И интересов, отнюдь, не простого народа. Всегда. Так вот, заставить отправиться на войну