Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

«…о переселении душ. Может быть, я когда-нибудь был птичкою? Почему меня тянет на север с наступлением лета?» з5 А вот похожая мысль у Высоцкого: «Почему ж эти птицы на север летят, / Если птицам положено только на юг?» («Белое безмолвие», 1972).

Оба переиначивают фрагмент поэмы Пушкина «Руслан и Людмила («У Лукоморья дуб зеленый…») в соответствии с реалиями советской эпохи.

Ерофеев (из записных книжек): «Идешь направо — дурь находит, / Налево — Брежнев говорит» з6.

Высоцкий: «Как направо — так поет, / Как налево — так загнет анекдот» («Лукоморья больше нет», 1967).

Аналогичным образом они пародируют пушкинскую «Сказку о царе Салтане»: «Стороны той государь, / Генеральный секретарю^7 ~ «И стоят в дверном проеме / На великом том приеме, / На дежурстве и на стрёме / Тридцать три богатыря. / Им потеха — где шумиха: / Там ребята эти лихо / Крутят рученьки, но тихо, / Ничего не говоря» («Сказочная история», 197з).

Также оба писателя обыгрывают известную цитату из поэмы В. Маяковского «Хорошо!» (1927): «Жизнь прекрасна и удивительна».

Ерофеев: «“Жизнь прекрасна” — таково мое мнение» («Москва — Петушки», 1970).

Высоцкий: «Вот что: / Жизнь прекрасна, товарищи, / И она удивительна, / И она коротка — это самое-самое главное» (1966).

Из биографии Ерофеева известно, что он провел три года в детском доме. А у Высоцкого таков же лирический герой: «Прошел детдом, тюрьму, приют» («Формулировка»), «Я сам с детдома, я вообще подкидыш» («.Летела жизнь»; черновик — АР-3-188).

Ерофеев иронически называл себя отщепенцем: «Я один только — пахну. Ну и еще несколько отщепенцев — пахнут…» («Василий Розанов глазами эксцентрика», 1973), — а лирический герой Высоцкого нередко выступает в образе изгоя. Поэтому в их произведениях часто встречаются мотивы бездомности и неприкаянности.

Оба сторонились диссидентского движения (хотя и были знакомы со многими его представителями), но одинаково отреагировали, прочитав «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына.

Владимир Муравьев: «…когда году в 1977-м Веничка прочел “ГУЛАГ”, был просто убит: закрыл дверь, задвинул шторы и долго так сидел»[3358] [3359].

Марина Влади: «…мы вместе в Париже читали “Архипелаг Гулаг”. Володя был потрясен! Он считал, что Солженицын сделал нужно дело, даже совершил подвиг, когда описал всё, что творилось при Сталине… Я тоже так считаю»39.

Нельзя не отметить и такое довольно странное сходство между ними.

Венедикт Ерофеев говорил: «Я ускорил смерть нескольких человек. После операции я сказал, что непременно доживу до Крещенья 1986 года, и два моих сопалат-ника умерли от смеха»[3360] [3361]. А по словам Георгия Епифанцева (1986), «Высоцкий перед тем, как умирать, дал задание своему администратору Янкловичу, подобрал фотографию, какая должна на его похоронах висеть, и музыку. И сказал: “Обязательно вставь “Лакримозу” из Реквиема [Моцарта]. И ставь ее раза четыре. По кусочку. Один человек на похоронах будет хохотать, умрет от смеху. Я хочу рассмешить его”»41.

Оба иронически полемизировали с Горьким — одним из столпов соцреализма: «Что говорил Максим Горький на острове Капри? “Мерило всякой цивилизации — способ отношения к женщине”. <…> Сержусь, конечно; думаю: “Мерило! Цивилизации! Эх, Максим Горький, Максим же ты Горький, сдуру или спьяну сморозил ты такое на своем Капри?!”» («Москва — Петушки», 1970) ~ «Маленький крокодил, оказывается, доплыл до Капри и там встретился с Горьким, и они там очень с ним подружились» («Рассказ о двух крокодилах», конец 1950-х), «Раньше была “борьба с безумием”. Хотя борьба и есть жизнь, как утверждает Горький (это ведь у него: “Если враг не сдается — его сажают”). Но борьба с безумием — не есть жизнь, дорогой Алексей Максимович. Борьба с безумием — это просто борьба с безумием! Так-то, дорогой основоположник!» («Опять дельфины», 1968; С5Т-5-45).

Но при этом оба широко использовали в своих произведениях пародийную маску пролетария, одним из примеров чего может служить «расширение кругозора» трудящихся масс: «Я расширял им кругозор по мере сил, и им очень нравилось, когда я им его расширял: особенно во всем, что касается Израиля и арабов. <…> А Абба Эбан и Моше Даян с языка у них не сходили» («Кусково — Новогиреево»).

В «Лекции о международном положении, прочитанной человеком, посаженным на 15 суток за мелкое хулиганство» (1979) сокамерники также набрасываются на лирического героя Высоцкого с просьбой рассказать о последних событиях в мире, и он им, в частности, рассказывает про «Израиль и арабов»: «Моше Даян без глаза был и ранее — / Второй бы выбить, ночью подловив! / И если ни к чему сейчас в Иране я, / То я готов поехать в Тель-Авив».

Представляют интерес также пародирование коммунистических клише.

Ерофеев: «О, звериный оскал бытия!» («Москва. Ресторан Курского вокзала»). А у Высоцкого в «Песне автозавистника» читаем: «Вдруг мне навстречу нагло прет капитализм, / Звериный лик свой скрыв под маской “Жигулей”».

В обоих случаях обыгрывается выражение «звериный оскал капитализма».

Веничка часто выступает в роли Ленина — например, в главе «Кусково — Новогиреево»: «Я сказал им: “Очень своевременная книга, — сказал, — вы прочтете ее с большой пользой для себя”» (обыгрывается отзыв Ленина о романе М. Горького «Мать»). А в 1988 году Ерофеев напишет знаменитую «Мою маленькую лениниану», составленную из воспоминаний о вожде и цитат из его произведений, которые представляли вождя отнюдь не в сусальном свете. Например: «Надо поощрять энергию и массовидность террора» (из письма Зиновьеву в Петроград, 26.11.1918).

Также и Высоцкий нередко применяет на себя роль вождя (с. 33, 34, 1121, 1122). Например, во время гастролей в Калининграде после того, как его гостиничный номер посетила группа поклонников, «Володя немного повеселел и даже стал шутить: “Ходоки, как к Ленину”. Я стал называть его Владимир Ильич…»[3362] [3363]. И в стихах этот мотив появляется постоянно: «Лихие пролетарии, / Закушав водку килечкой, / Спешат в свои подполия / Налаживать борьбу, / А я лежу в гербарии, / К доске пришпилен шпилечкой / И пальцами до боли я / По дереву скребу. <.. > За мною — прочь со шпилечек, / Сограждане-жуки!» («Гербарий»).

У Ерофеева же, начиная с главы «Орехово-Зуево — Крутое», пародии на Ленина и большевиков приобретают массовый характер:

— Что ты здесь делаешь, Тихонов?

— Я отрабатываю тезисы. Все давно готово к выступлению, кроме тезисов. А вот теперь и тезисы готовы…

— Значит, ты. считаешь, что ситуация назрела?

— А кто ее знает? Я, как немножко выпью, мне кажется, что назрела; а как начинает хмель проходить