Пылающий туман - Ви КавИ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сокола била мелкая дрожь. Он ошалело повернулся к семье, глядевшей на него ещё с бóльшим страхом, чем на праведников. Они, наверное, готовы были умереть от огня, нежели находиться в эту минуту с человеком, который запросто пробил грудную клетку, словно та была тонкой и легко бьющейся глиняной посудой.
Но они не подозревали, что это был дух, а не он, Сокол. Однако узнай они эту правду, то смогли бы его понять?
Он сглотнул ком в горле, судорожно уронил то, что осталось от сердца, и со всех ног помчался туда, откуда пришёл — в лес.
Сокол был напуган до смерти. Он не ожидал, что всё выйдет так катастрофично. Он боялся, что дух убьёт и тех, кого он хотел спасти, и переживал, что сам позволит это сделать, потому что…
…потому что ему понравилось убивать тех людей, приспешников Пристанища, понравилось обладать такой сокрушительной силой, не знающей сострадания к своим врагам. Но ведь это было исключительно во благо, не так ли?
Сокол чувствовал себя настоящим чудовищем, от которого нужно было в срочном порядке избавиться, чтобы он окончательно не сорвался с цепи.
* * *Он никогда не бежал так быстро. Ветки били его по лицу, он постоянно спотыкался, иногда падал, но всё равно поднимался и продолжал оголтело нестись.
Уже темнело. Передвигаться становилось сложнее. Липкий страх зарождался в груди, паника всё крепче заседала в сердце, а мышцы заплетающихся ног горели и ныли.
Соколу казалось, что он просто порвёт все связки и останется на всю жизнь калекой. Он загниёт здесь, никому не нужный, отверженный и совершенно бесполезный. Не сможет даже доползти до людного места, чтобы попросить о помощи. Его труп сожрут животные и…
Сокол в который раз упал и ободрал себе руки. Рана на ладони, державшей прежде лезвие меча, полностью заросла, будто её никогда и не существовало, а те события были обычным кошмаром, насмешкой над его бедной психикой.
Он встал на подкосившиеся ноги, опёрся о ствол дерева, чтобы перевести дух. Голова кружилась, а реальность медленно плыла и превращалась в бред сумасшедшего. Сокол хотел пить, передохнуть, завалиться в кровать и никогда не вставать. Он мечтал стереть всю свою память, вернуться в прошлое и не уходить от спутников, не ругаться с ними и не причинять им боль.
Его вырвало.
А потом он, доводя организм до немыслимого максимума, перешёл на вялый, жалкий бег.
Наступившая ночь больше не волновала Сокола, он привык к темноте и мог более-менее видеть различные торчавшие корни и прочие препятствия, прежде замедлявшие его путь. Он абстрагировался от своего страдающего тела, чтобы не скончаться от перенапряжения, с которым бы в здравом рассудке не справился.
Когда вдали показался огонёк, в нём зародилась надежда. Открылось второе дыхание, и Сокол ускорился.
Он выскочил из леса, запутался в длинной траве и рухнул на дорогу. Перед глазами опять поплыли круглые размытые пятна, но Сокол настойчиво пополз на свет, пока его не заслонила фигура человека, приближающаяся к наëмнику.
— Медея! — слабо прокричал он, даже не уверенный в том, была это она или нет.
— Сокол?
— Медея, я… мне так жаль…
— Сущий, Сокол, что с тобой произошло?
Он потянул к ней руку, но Медея поступила умнее: она подошла к нему, удобнее подхватила и потащила к остальным. Сокол застонал от ломоты и бессилия и, как утопающий, вцепился в Лиднер.
— Я убил их, Медея… они… — он задыхался, ему не хватало воздуха, однако он жаждал поделиться с ней пережитым, чтобы не нести в одиночестве эту ношу. — Я хотел спасти, но они испугались… Сущий, Стриго… Он… что с ним?
— Сокол, ты бредишь.
— Пить…
— Делеан, фляжку! Срочно!
Медея осторожно посадила Сокола, забрала у Делеана флягу и дала её Соколу. Тот жадно приложился к горлышку и в считанные секунды выпил всю воду.
— М-мой… спаситель?
Тонкий и болезненный голосок вывел Сокола из тумана, и он удивлённо повернулся к оуви, которого прикрывал Делеан. Отступив чуть в сторону, нивр, не одарив Сокола взглядом, уселся напротив и стал точить свой меч.
— Стриго?
Оуви был чуть живее, чем помнил Сокол, но всё равно — слабым. Это было заметно по его болезненному взгляду, потерявшему прежний детский азарт. При всём этом Стриго умудрялся смотреть на Сокола так, словно был рад его видеть. Вероятно, он действительно был счастлив, когда как Медея и Делеан отнеслись к его появлению с опаской.
Его кольнула совесть.
— А на что ты надеялся, Сокол? Что без тебя мы не сможем его выходить?
— Нет, Медея, ты не так…
— Зачем ты вернулся? Если мы настолько бесполезны, то какой в нас смысл?
— Медея, мне очень стыдно за то, как я поступил. Я клянусь!
— Ты настоящий идиот, Сокол.
— Я знаю, и я охотно соглашусь с тобой. Я… Я хотел задеть вас. Я был сам не свой… — Сокол дотронулся до виска и уставился на свою обувь. — Я совершил огромную ошибку. Мне нет прощения, но, прошу вас, извините меня за моё отвратительное поведение. Если вам мерзко от меня, то только скажите: я уйду и никогда больше вас не побеспокою.
Делеан, готовый пойти на эти жертвы, усмехнулся. Лиднер, напряжённо разглядывая Сокола, молчала. Наконец, она вздохнула и присела рядом с ним, взяла его руку и провела практически невесомо пальцами по его рваной одежде.
— Ты помятый. Что, мать твою, с тобой стряслось?
— Я видел праведников.
— Что? Сущий, только не говори, что ты…
— Я крупно облажался.
— Он тоже? — Медея, показав на голову, намекала на духа.
— Лучше не спрашивай.
— Можно ли рассказать в подробностях тем, кто не знает всех деталей? — предупреждающе доброй интонацией поинтересовался Делеан. — Кто такие праведники?
— Праведники — это люди Пристанища, особенного места для верующих, — взяла слово Медея. — Им лучше не переходить дорогу. Но Соколу, походу, глубоко плевать.
