Пожарский - Дмитрий Володихин

Надо бы и честь знать.

В буквальном смысле.

Дмитрий Михайлович понял. Он не встал в оппозицию к государю, он не принялся бунтовать, он по-прежнему оставался добрым служильцем. Он еще не раз выйдет в поле за государя. Он провинился. Но не стал холить и лелеять свою гордыню. Иными словами, повел себя как добрый христианин и как человек, признающий общественную норму.

На протяжении полутора лет князь Пожарский играл исключительную роль в русском обществе. Теперь эта исключительность иссякла. Что ж, надо привыкать к новым обстоятельствам. За пределами столицы князя еще долго считали главным лицом в правительстве. Еще весной 1615 (!) года на Рязанщине некто Михалко Злой (доверенное лицо Пожарского), ссорясь с дьяком Михаилом Огарковым, в сердцах бросил: «Государь наш князь Дмитрей Пожарский указывает на Москве государю», — т. е. фактически правит.[286] Но сам Дмитрий Михайлович давно идет по трудной дороге смирения.

Как покажет время, он и здесь смирился совершенно правильно. Юный царь и его неюные бояре не мыслили специально унизить народного героя. Они также стояли на страже системы. Михаил Федорович позднее еще не раз защитит Пожарского от нападок. Более того, в 1626 году Дмитрия Михайловича самого назначат судьей по местническому делу.[287] При дворе все знали, как он страдал от местнических тяжеб. Дав ему такой пост, правительство еще раз показало: князя Пожарского ценят, его заслуги не забыты, ему оказывают необходимое почтение.

Итак, Дмитрий Михайлович как военный вождь земского ополчения сделал всё возможное, чтобы восстановить старинный московский государственный уклад. Лишь только реставрация завершилась, его самого встроили во всеобщий порядок — уважительно, но твердо. Пожарский вершил великие державные дела, а стал частью системы, утратил решающий голос. Он сохранил некоторое влияние на большую политику — это будет видно из последующей деятельности князя. Однако его новое положение никогда не приблизится к статусу военного диктатора, коим он обладал.

Нет смысла обсуждать, почему Пожарский спокойно согласился на подобную перемену. Об этом уже говорилось. Высота, добытая в обстоятельствах Смуты, стоит недорого. Она прежде всего не имеет долговечности. Высота, утвержденная стабильным государственным порядком, надежнее. Но когда Пожарский получал раны на Сретенке, когда он бился с Ходкевичем, его, наверное, меньше всего беспокоили мысли подобного рода. Какой ему чин дадут? Обидят? Не обидят? Сколько землицы пожалуют? Нет, столь самоотверженно драться можно только за идею.

У Дмитрия Михайловича такая идея была. Помимо православных убеждений он был еще консерватором, что называется, от Бога. Великим контрреволюционером. Может быть, величайшим во всей русской истории.

Но чем так хорош для России тот «старый порядок», о котором столько говорилось выше? Почему следует сочувствовать Пожарскому, огнем и железом возвращавшему самодержавную монархию и местническую иерархию военно-служилого класса? Разве сам он не получал затрещины от этой системы! Да не лучше ли было отказаться от нее и перейти к «шляхетской вольности» поляков и литовцев?

Что ж, государя хотел не один лишь Дмитрий Михайлович, но весь русский народ. Разве только незначительный слой высшей аристократии мечтал о том политическом рае, в котором жила польская магнатерия. Ради такого удовольствия наша боярско-княжеская элита делала полякам чудовищные уступки, граничащие с прямым предательством… А в ряде случаев и переходящие эту границу. Но для остальных составных частей нашего народа патриархальный деспотизм царя, освященный Церковью, наполняющий духом семейного единства всю страну, был желаннее, чем необузданный деспотизм полусотни олигархических семейств.

А местничество — оно-то какую в себе несло положительную программу? Разве оно не приносило губительных конфликтов в военное время? Разве оно не являлось источником темных страстей при дворе? Разве оно не ставило кровь, «отечество» выше деловых способностей и служебных заслуг?

Да! Местничество обладало многими недостатками.

Но за ними не столь уж сложно разглядеть и его великие достоинства.

Россия с начала XVI века имела чрезвычайно многочисленную, даровитую и весьма воинственную политическую элиту.

Ее было слишком много! Как только ослабевала самодержавная власть, она разбивалась на жестоко враждующие партии, и эти партии рвались к переделу материальных и административных ресурсов. С другой стороны, как только власть монарха усиливалась, он делал попытки отбросить аристократов от рычагов управления страной, а вместо них поставить худородных парвеню. Тут выяснялось, сколь хороша аристократическая элита и сколь трудно найти ей достойную замену…

Местничество — гениальный плод социального творчества русского народа. Оно давало нашей знати способ мирно решать проблемы, связанные с конкуренцией при дворе. Судиться, а не устраивать кровопролитные «наезды». Вести тяжбы, а не поднимать восстания. Сколько человеческих жизней спасло местничество! Сколько противоречий оно сгладило! В стране, где аристократов оказалось слишком много, оно не дало им передраться. С другой стороны, монарх, даже такой самовластный, как Иван IV, не мог разрушить местническую систему. Она гарантировала сотням родов права на участие в распределении власти. А значит, служила препятствием для тиранического произвола. Надо осознать: тонкое кружево местнической иерархии защищало интересы тысяч людей…

Выходит, не столь уж плох порядок, при котором «кровь» ставилась выше «службы». На протяжении века он избавлял страну от великих потрясений. Выходит, у князя Дмитрия Михайловича Пожарского имелись очень серьезные основания сражаться за него не на жизнь, а на смерть.

Равный Пожарскому?

Земский собор 1613 года, избравший на царство Михаила Федоровича Романова, закрыл последнюю страницу величия в судьбе другой персоны, возвысившейся в Смутное время. Уход его в тень, перемещение из главных действующих лиц на роль второго плана имело разный смысл для современников его и будущих поколений.

Во-первых, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой страстно жаждал примерить шапку Мономаха, но царем не стал. Он уступил — таков главный итог его биографии для современников.

Во-вторых, на протяжении двух лет он был одним из вождей земского ополчения, его имя знала вся Россия, но историческая память русского народа вычеркнула его из списка великих личностей. Кто знает ныне о Трубецком? Историки Смуты, краеведы города Трубчевска в Брянской области, да незначительное число дотошных любителей русской старины.