Из золотых полей - Александра Рипли

Нэйт схватил ее за руку выше локтя и втащил на сиденье. Турнюр под ее платьем съехал набок, словно на бедре у нее вдруг вырос горб. Нэйт взобрался на козлы и выхватил у кучера вожжи.

— Мы едем, — крикнул он. — Посторонись!

Он что есть сил хлестнул лошадей; удар прозвучал громко, словно пистолетный выстрел.

Он и представить себе не мог, что дом был так велик. Шесть почерневших труб все еще стояли, будто траурные обелиски. Над головой ветер клубил хлопья серого пепла. Они кружились в воздухе, словно играли в какую-то жуткую игру, отплясывали мрачную пляску смерти.

Чесс была так же неподвижна и безмолвна, как торчащие черные трубы, и бледна, как белые перчатки на ее сцепленных руках. Она не мигая смотрела на то, что осталось от ее прошлого, не замечая ни вихрящегося пепла, ни громкого плача своей дочери, ни того, что рядом с нею стоит ее муж.

Наконец она обернулась. Ее взгляд встретился со взглядом Нэйта.

— Я это увидела, — медленно произнесла она, — и должна этому поверить. Я никогда не прощу себе, что так долго не приезжала. Пожалуйста, отвези меня в Ричмонд, Нэйтен. Мне надо увидеться с мистером Перри.

Глава 24

Джинтеры настаивали, чтобы они остановились в их доме. Миссис Джинтер попросила Нэйта уговорить Чесс, он ответил, что пробовал, но у него ничего не вышло.

Тогда Льюис Джинтер предоставил в их распоряжение целый этаж в своем отеле, приказав служащим не селить никого в пустующие номера и поставить на особое обслуживание люкс, в котором остановились мистер и миссис Ричардсон.

А его жена прислала свою портниху, чтобы та сняла с Чесс мерку для пошива траурной одежды. Вскоре в люкс доставили коробки с черными вуалями, перчатками, чулками, шалью, платьем, накидкой, шляпой и носовыми платками.

Пока ей шили траур, Чесс продолжала носить голубое шелковое платье, сшитое для поездки. Именно в нем она была, когда обговаривала с мистером Перри юридические вопросы и просматривала бумаги. Нэйт молча сидел рядом, пока старый адвокат рассказывал ей, как умирал Хэрфилдс.

Огастес Стэндиш еще при жизни передал землю арендаторам-неграм, которые за это должны были снабжать дом провизией, а также Сцилле, которая обязалась работать в Хэрфилдсе кухаркой вплоть до кончины своего старого хозяина. Согласно его завещанию, его невестку, миссис Кэтрин Стэндиш, надлежало определить в Дом призрения вдов и сирот воинов Конфедерации в Ричмонде. Дом, называемый Хэрфилдсом, и окружающую его землю площадью в десять акров он оставлял своей внучке, Франческе Стэндиш Ричардсон.

Налог на недвижимость за 1881 и 1882 годы не был уплачен.

— Пусть все забирает штат, — сказала Чесс.

Нэйт хотел было напомнить, что сумма неуплаченного налога совсем невелика. Он с удовольствием заплатит. Но она опередила его:

— То, что там осталось, мне не нужно.

Потом она просмотрела фотографии с образцами надгробий и выбрала простые гранитные плиты со строгими, без украшений буквами.

— Я не знаю дат рождения Маркуса и Дианы, — сказала она. — Придется указать только дату их смерти. Я хочу, чтобы их перезахоронили. Они должны лежать вместе с членами моей семьи.

— Возможно, рубиновое ожерелье твоей матери пережило пожар, — заметил Нэйт. — Камни можно было бы оправить заново.

Чесс покачала головой.

— Они фальшивые, — ответила она. — Настоящие были проданы еще в конце шестидесятых. Мама об этом так и не узнала.

Затем она дала адвокату поручение, которое Нэйту показалось странным.

— Я хочу, чтобы вокруг кладбища посадили каштаны. Не американские карликовые каштаны, мистер Перри, а настоящие, такие, какие растут в Европе. Найдите их. Ведь кладбище не разрешается трогать, не так ли, независимо от того, к кому переходит земля?

— Да, это так. Но эти деревья…

— Это не подлежит обсуждению, мистер Перри. Просто увеличьте свой гонорар в связи со сложностью данного вам поручения.

Причину этого необычного распоряжения Нэйт узнал следующей ночью. Огаста проснулась и позвала свою мать. Чесс встала и подошла к ее кроватке. Нэйт последовал за ней, чтобы в случае чего помочь. Он молча стоял в темноте, незамеченный женой, пока Чесс сидела с ребенком на руках, озаряемая лунным светом, льющимся в окно.

Она успокаивала раскапризничавшуюся Огасту, гладя ее волосы и тихо разговаривая с ней:

— Ш-ш, ш-ш, моя крошка, успокойся, засни, тебе нечего бояться. Твоя мама здесь, с тобой.

Какая ты у меня красивая, мой ангелочек, твои волосы похожи на лунный свет, все серебряные, блестящие. У твоей бабушки были такие же. Иногда она позволяла мне расчесать их своей щеткой из слоновой кости. Они струились по ее спине до самого сиденья скамьи, на которой она сидела. Как серебристо-золотой шелк. Я гладила их, как сейчас глажу твои, чтобы ощутить их мягкую, гладкую шелковистость.

Она любила, когда ей расчесывали волосы. А я обожала их расчесывать. Она закрывала глаза и рассказывала мне о том времени, когда она была молода и мой отец тоже и они вместе ездили в Европу на больших кораблях. Они танцевали на набережных Парижа, когда кругом цвели каштаны, и в королевском дворце в Лондоне, когда розы наполняли воздух сладким ароматом, и среди развалин Рима, когда на темных ветвях магнолий сияли большие белые цветы…

Она покинула меня, Огаста, когда я так в ней нуждалась. Она ушла в мир своих историй, стала жить в нем, покинула меня, и я осталась совсем одна. А вот я никогда тебя не покину, никогда-никогда. Я всегда, до скончания моих дней буду любить и оберегать тебя. Ты никогда не будешь страдать от одиночества или страха.

Я так любила ее, и вот ее больше нет. Как же это печально, как печально…

До сих пор Чесс не могла заплакать о Хэрфилдсе и тех, кто сгорел вместе с ним. Но сейчас, когда она говорила со своей маленькой дочкой, по ее лицу текли слезы. Оно блестело, как серебро, в бледном свете луны. Нэйт молча отошел, оставив ее наедине с ее горем.

— Слушай, Чесс, я вроде как оказался в каноэ на середине реки, а весла у меня нет. Ты мне поможешь?

Чесс заставила себя изобразить интерес. Но по мере того, как муж излагал ей свою проблему, притворный интерес превращался в настоящий.

Большую часть дня Нэйт провел в конторе фирмы «Джозеф Баркер и Сыновья», которая занималась оптовой торговлей табачными изделиями. Баркер хотел закупать сигареты «Кэсл», но только при условии, что Нэйт начнет их активно рекламировать.

— Без рекламы вы проиграете, — сказал он, — даже если у вас крупная фирма. Низкие цены, конечно, очень способствуют сбыту, но в наше время их уже недостаточно. Человек, которому вы стараетесь продать ваши сигареты, должен захотеть купить именно их, а не какие-то другие. Это азы конкуренции.