Севастополист - Георгий Панкратов

Но удивительные коктейли делали свое дело – воздух вокруг обволакивало легкой розовой дымкой, и Тори казалась настолько красивой, что так и хотелось придвинуться к ней, прикоснуться. Я услышал свое дыхание и удивился ему – оно участилось: забилось сердце, выстукивая любовный ритм; организм готовился к прыжку, не спрашивая, нужно ли это мне.

– У меня есть кое-что еще. – Евпатория игриво усмехнулась.

Она скинула меха и осталась в прозрачном нижнем белье, а в руку взяла кнут. Девушка пошевелила рукой, освобождая кнут и оставив в своей руке только его рукоять, и я увидел, насколько же он длинный. Я сглотнул слюну.

– Ты была в сопутке? – только и оставалось спросить мне.

– Была. – Глаза девушки блестели. – Приготовься и ты побывать.

– Тори, – я развел руками и захотел сменить тему. Хотя чем дольше все продолжалось, тем мне сложнее было совладать с самим собой. – Подожди! Мы же хотели просто попрощаться, дружески! Я даже искал тебе подарок, но ты знаешь, в этой Башне…

– Я сама придумала подарок, – хищно прошипела Тори. – Тебе осталось только подарить.

Она взмахнула рукой, и я почувствовал сильное жжение у себя в боку. Перед глазами мелькнула черная полоса, и раздался свист – кнут рассекал воздух.

– Что ты делаешь? – подскочил я. – Это же больно.

– Тебе не нравится? – спросила Тори.

– Нет, – честно признался я.

Она отбросила кнут.

– А ты хочешь меня? – Не дав мне опомниться, девушка начала раздеваться.

– Тори! Ты сошла с ума в Башне! Ты знаешь об этом? Тори, ты здесь сошла с ума!

Моя рука сама потянулась к ее сумочке. Я достал и откупорил вторую бутылку, глотнул.

– Нет, – вкрадчиво отвечала Тори. – Я получила здесь все, что хотела. Я получила свободу.

– Ходить в таком виде, вести себя так и махать кнутом – это ты называешь свободой?

Она встала на колени и подползла ко мне, извиваясь всем телом, приблизилась к моим губам и шептала. А я не шевелился и молчал.

– Почувствуй и ты ее, – сказала Тори, забирая у меня бутылочку. – Мне так нравится быть недоступной. Всю жизнь нравилось. Меня никто не хотел внизу. А здесь – пусть хотят! Но я никому не дамся!

– Это правильно, Тори, – шептал я, пока она избавляла меня от остатков одежды. – Ты держись, ты все правильно делаешь.

Ее хищные глаза внезапно возникли передо мной, словно зажглись два огня, и я вздрогнул.

– Но ты сила, Фиолент, – твердо сказала Тори. – И я сдаюсь тебе.

– Да с чего вы все взяли, что сила, что… – У меня уже плохо получалось сформулировать то, что хотелось сказать. Да и так ли уж сильно хотелось? Но я продолжал:

– Я с трудом понимаю, что происходит. Все здесь так изменилось!

– Посмотри! – прервала меня девушка. – Ты единственный, кто ничего не понимает. Все ориентируются здесь быстренько, сортируются по полочкам Башни: эта – сюда, этот – туда. Она всех утрамбует, Башня! Кроме тебя, Фиолент. И потому я сдаюсь тебе!

И она действительно сдалась. Но, конечно же, ей так только казалось. На самом деле сдался я. Выпив столько коктейлей – и горьких, и сладких, – пройдя через страх и опасность, устав от того, что Фе не звонит, и борясь с желанием спать, я соблазнился на чокнутый вид своей давней подруги и отдался ее милости. Да, именно так я и поступил.

Как это было – не слишком помню. Вторая бутылка многое изменила: голова стала тяжелой, виски стучали, каждая мысль причиняла боль, суставы заныли, а к горлу подступила тошнота. Но все это происходило медленно. Помню, как просил Тори спрятать подальше свой кнут. Но она обвила его вокруг моей шеи и тянула к себе, отдавшись страсти и потеряв саму себя.

– Я бы хотела, чтоб все смотрели, чтобы на всех огромных экранах Башни крутили видео, как мы с тобою спим, – говорила она, отдыхая и приходя в чувство. Ее голос звучал в моей голове как камень, брошенный в медный таз: бомм-бомм. Я морщился и отвечал односложно, меланхолично:

– А как же Инкер? – спрашивал я. – Он по тебе сохнет.

Ее глаза засверкали вновь.

– Знаешь, хотела бы я, чтобы он был здесь!

– Тебе одного мало? – я лишь спросил то, что диктовала логика разговора. Мне было все равно.

– Нет. – Тори мечтательно улыбнулась. – Я бы хотела, чтобы он смотрел. Чтобы он поприсутствовал здесь, пока мы… Слушай, я такая пьяная!

Она уткнулась в мое плечо и разрыдалась. А я молчал, удивленный фантазией девушки, и думал только одно: что бы сказал Инкерман, узнав такое?

– С тобой хорошо, – продолжала она. – С тобой даже лучше, чем в той кабинке, в «Угрозе».

Я хмыкнул и повернулся к ней:

– А что, там разве хорошо?

– Ага, – рассмеялась Тори, – но тебе не советую.

Она прикоснулась пальцем к моему носу и наконец замолчала. А я достал вотзефак и смотрел в экран. Инкерман ничего не писал, и это меня тревожило. Словно бы он услышал нас. Но ведь такого быть не могло?

Я открыл новую бутылку и вдыхал пар коктейля. Меня отчего-то тянуло доверить ей свои тайны, поделиться сокровенным. Почему? Разве располагала к этому Тори, разве располагала ситуация? Нет. Но было невозможно противостоять нахлынувшей волне, которая во много крат сильнее страсти и даже боли в голове, – эта волна снимала все барьеры. «Тебе еще предстоит многое узнать о нас, женщинах», – вспомнил я голос Авроры.

– Я не знаю пока всей остальной Башни, – говорил я девушке. – Но то, что я вижу вокруг, – это не Севастополь. Помнишь, нам говорили, что это лучший Севастополь? Что это то, что надстроили, возвели над городом? Но это совсем не он. Здесь нет духа Севастополя.

– Ты не устал от этого духа там?

– Мне надо идти дальше, – твердо сказал я. – Дальше должно быть лучше. Я уверен, вся Башня не может быть такой, как этот уровень. И все пойдут дальше, Тори. Кроме тебя. Посмотри на вотзефак – ты в курсе, что все уже выше? Все, кроме нас. А ты даже не хочешь узнать, что там.

– Я выбираю приз, – почему-то шепнула она, и мне надолго запомнилась эта странная фраза. Но я не стал спрашивать, почему Тори сказала так. Она протянула руку к сумочке, но на этот раз достала не бутылку.

– Мне книжку подарили, вот, смотри, – сказала она задорным голосом, будто маленькая девочка. – Когда я сдала свою лампу, то шла такая назад, ну, или вперед – к тебе. А мне и дали вот это.

Я раскрыл книжку, пролистал и непонимающе уставился на