Ничто. Остров и демоны - Кармен Лафорет

Марте казалось, что она совершила нечто непоправимое, когда, повинуясь движению сердца, приехала сюда, в дом этого малознакомого человека; она пыталась успокоиться, повторяя, что тут нет ничего особенного, ведь она приехала только затем, чтобы вернуть ему забытый у них блокнот с рисунками.

Звонка нигде не было видно. Девочка не осмеливалась нарушить окутавшую дом тишину, от которой еще слышнее становился шум прибрежных волн. Чем больше смотрела она на отель, тем выше представлялись ей его стены, тем меньше и ничтожней она сама. Марта не могла ни уйти, ни переступить порог. Ей по-детски захотелось плакать.

Полная смущения и страха, она решила обойти вокруг дома и посмотреть, не встретится ли ей кто-нибудь. За домом она обнаружила другой садик, более приветливый, чем тот, что был перед фасадом. Он полого спускался к белой стене, защищавшей его от морского ветра и, наверное, от приливов. Здесь стояла беседка, увитая синим вьюнком. В укрытом от ветра уголке сада росли дынные деревья с широкими листьями, большие цветущие олеандры радовали глаз. Какая-то женщина, очевидно живущая в этом отеле, сидела на плетеном стуле с вязаньем в руках; она складывала свою работу, вероятно, потому, что уже темнело. Рядом маленький мальчик возился в песке с ведерком и лопаткой. Оба издали посмотрели на Марту.

Марта, стараясь казаться безразличной, но на самом деле глубоко взволнованная, прошла дальше по саду. Она испугалась, увидев, как из боковой двери вышла женщина в синем переднике, неся ведро воды, которую она выплеснула под корни плюща. Марта спросила женщину о Пабло, радуясь, что голос ее звучит так спокойно.

— Войдите через главный вход… Дверь в глубине коридора. Вы не заблудитесь.

Когда Марта уже огибала угол дома, женщина окликнула ее. Повернувшись, девочка увидела, что та пристально в нее всматривается, заслоняя глаза от красноватого вечернего света.

— Послушайте… Я не знаю, дома ли он. Когда сегодня утром приходила ваша мама, по-моему, хозяйка говорила ей, что он уехал.

Марта, сбитая с толку этим непонятным объяснением, сказала, что ищет хромого сеньора.

— Да я о нем и говорю… — Женщина пожала плечами. — Может, я ошиблась… Поглядите сами.

Служанка вернулась в дом, а Марте уже некогда было думать о ее нелепых словах. Коридор с зелеными дверьми звал ее. Она вошла на цыпочках, почему-то стараясь не шуметь. Чуть слышно постучала в дверь, которую ей указали. Никто не отвечал, но ей послышался какой-то шепот, чье-то дыхание. Марта постучала сильнее. На этот раз ей ответила только тишина. Она дотронулась до белой фарфоровой ручки и ощутила ее холод, а дверь тем временем легко отворилась, словно приглашая войти. Сама не зная как, Марта оказалась внутри и замерла, прислонясь спиной к двери, которая закрылась за ней.

Перед девочкой было окно, около него стоял небольшой столик, а за окном в сумерках полыхало море, и вдали, у волнореза, в лучах заката розовел пароход. Это было великолепно. Море целиком заполняло маленькую безликую комнату, принося в нее свою волнующую прелесть.

Марта, очарованная и растроганная, как всегда при виде прекрасного, постепенно успокоилась. Лучше, что Пабло нет дома. Так она сможет подробнее рассмотреть его вещи.

Обстановка была очень простой. Кровать, шкаф, стоячая вешалка, умывальник — больше здесь, пожалуй, ничего бы и не поместилось. В комнате не было ни одного предмета, ни одной безделушки, которая говорила бы о вкусах Пабло; не видно было ни рисунков, ни кистей, ни красок. Ничего своего, даже окурка в пепельнице… Только непромокаемый плащ, безвольно свисавший с вешалки, напоминал о том, что комната не брошена, что где бы ни был ее хозяин, он вернется сюда и опять увидит кусочек моря, на который сейчас смотрела девочка.

Душа Марты наполнилась благочестивым восторгом, словно она стояла в церкви. Все колебания, испытанные ею по пути сюда, все соображения приличия остались позади, сгорели в этом море расплавленной меди, быстро тускневшем с наступлением темноты. Человек, живущий так просто, не может обладать тем грязным мужским тщеславием, против которого предостерегают девушек и которое туманит и омрачает искренность отношений между полами. Пабло, по словам Онесты, богатый и знаменитый, жил с монашеской простотой и интересовался такими пустяками, как легенды, написанные девочкой, никогда не покидавшей своего острова. В молодости Пабло убежал из родного дома, отказался от комфорта и обеспеченности, чтобы узнать беспокойную и суровую красоту мира. Хотя рассказывали, что жена Пабло была уродлива и экстравагантна, Марта отвергала мысль, будто он мог жениться на ней из корысти, как утверждала Онеста. Человек, любящий деньги и располагающий ими, не стал бы жить в этой голой, продуваемой морскими ветрами комнате.

В сумерках, быстро наводнявших комнату. Марта искала глазами какую-нибудь фотографию, какую-нибудь память о женщине, с которой связал себя Пабло. Будучи его женой, она должна была, по мнению Марты, обладать завидными душевными качествами. Пабло, конечно, полюбил в ней прежде всего человека… Но того, что искала девочка, в комнате не было.

Атмосфера комнаты переполняла и умиротворяла ее. Она забыла о времени. Марта едва замечала, как постепенно чернеют красные блики на поде, как растворяются в темноте очертания мебели. Она смутно чувствовала, как снаружи, за этими стенами, город живет своей обычной жизнью. Ощущала шум автомобилей, снующих по улицам, и тишину его безлюдных переулков, свет огней, загорающихся в окнах, звон церковных колоколов. Она знала, что в уютной светлой комнате уже собрались ее подруги. Знала, что она одна, что она оторвана от них. Знала, наконец, что с минуты на минуту сюда может войти хозяин и спросить, что она тут делает. Но потом, быть может, он улыбнется. Быть может, он попросит ее прочитать одну из легенд об Алькора.

А вдруг он беден и несчастен? Что знает о нем Онеста! По его виду не скажешь, что он купается в роскоши, костюмы его потерты. Если бы Марта только смогла как-то скрасить его одиночество, она считала бы за счастье, что родилась на этом острове и дождалась здесь его приезда.

В саду зажглись электрические фонари. Море совсем почернело, только небо еще светилось последними серыми отблесками. Наверху раздались шаги. Тишину дома прорезал чей-то голос. Марта испугалась.

Осторожно вытащила она из портфеля блокнот и робко положила его на стол. Потом приблизилась к плащу, висящему на вешалке, и потерлась щекой о холодную непромокаемую ткань. Зеркало над умывальником отразило ее фигуру, скользящую в полумраке. Ей представилось, что в плаще живет душа самого художника. Девочка не стыдилась своих чувств, не считала их странными. Она знала, что помыслы ее чисты и бескорыстны.

Но когда она вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь, ее охватил страх. Темный коридор показался бесконечным, маленький садик — невероятно длинным. Наконец она очутилась на улице, чисто подметенной ветром; она дрожала, точно листок, сорванный с дерева могучим дыханием моря.

Марта поняла, что теперь почти уже ночь, и представила себе лица Хосе и Пино, если она вернется немного позже обычного.

Вечерами она никогда не возвращалась вместе с Хосе, а ездила автобусом. Однако на этот раз, когда, взволнованная пережитым, она шагала к остановке, ее нагнала машина Хосе. Он затормозил.

— Ты домой? Садись.

Марта села.

Пока автомобиль выезжал из города, они не произнесли ни слова.

— Ты была у дяди?

— Нет.

Родные уже несколько дней жили отдельно. Хосе был доволен их переездом или, по крайней мере, казался довольным. Некоторое время Марта молчала, не решаясь заговорить о том, что думала. Иногда она закрывала глаза и видела широкое окно, а за ним море, пылающее в сумерках. Это видение почему-то придавало ей силы.

— Знаешь, мне придется теперь каждое утро ездить в город.

— Это еще почему? У тебя изменилось расписание?

— Нет. Но я буду готовиться к занятиям вместе с девочками. У нас все так делают.

Хосе ответил не сразу. Машина мчалась вперед. Большие ветви эвкалиптов склонялись над дорогой; сквозь них на разорванных клочках неба вспыхивали пригоршни звезд. Автомобильные фары поливали шоссе желтым светом.

— Там видно будет, — сказал наконец Хосе.

«Как все сложно! — думала Марта. — Есть люди, которые уходят и приходят, никого не ставя об этом в известность. Если бы я была мальчишкой, никого бы не удивляло, что мне надо уходить по утрам. Никто бы слова не сказал, если бы я вдруг завербовалась в армию, как садовник Чано. Может быть, я убежала бы из дому, как Пабло».

Когда они подъехали к усадьбе, лицо ее было задумчиво. Им навстречу вышла Пино. Свет из столовой обрисовывал ее темный силуэт.

— Вы вместе?!

Ее почему-то поразило, что Марта приехала в машине вместе с Хосе.