Северное море (СИ) - Хокка Юлия

В конце месяца бабушка собиралась отмечать День рождения, и я, вместе с отцом и Машей, тоже должна была поехать праздновать его на дачу… Честно, я пыталась взять с себя обещание, что не пойду к двадцать седьмому дому, посмотреть на парня издалека, в глубине души надеясь на разговор, но на самом деле понимала, знала, что пойду. Пойду, может быть даже войду в калитку, поднимусь по скрипучим ступенькам и постучу в дверь с облезающей краской.

Как не глупо, но, да, я надеялась, что Юлий окажется там. Что еще глупее, я надеялась, что он изменил свою точку зрения, передумал, надеялась, что что-то за это время поменялось.

Надеялась, что он снова будет частью моей жизни.

К сожалению, при всей поддержке и заботе от любимых подруг, при всей упорной работе с собственной «менталочкой», ничего не давало, не возвращало то ощущение собственной целостности, которое давал Юлий. И чем ближе была заветная дата, тем более ярко выраженным становился мой режим ожидания. Однако, в той же степени, в какой я ждала поездку на дачу, она меня и пугала. Разочарование являлось более вероятным, его-то я и боялась.

Как способ «спасения» и отвлечения, общение с «другом» Васей стало более частым. Я знала, как парень относился ко мне. Все знали. А он, в свою очередь, знал, что занесен в список моих «друзей и не более». И я прекрасно понимала, что никогда мои дружеские чувства к нему не обратятся в романтические, но случайно давала напрасную надежду, когда «бежала в его объятия» в трудную минуту, по факту – писала очередное сообщение в социальной сети. Плохо так делать, но так уж вышло.

В одну из ночей, пожелав Васе доброй ночи, я отложила телефон и, отвернувшись к стене, в очередной раз задалась вопросом: «что же будет, если (когда) я не увижу Юлия, или узнаю, что он не поменял своего отношения?»

Ответ прозвучал так: «придется жить дальше и ждать, когда наступит то моё счастливое будущее, в которое он, по его словам, верил. Счастливое будущее без него».

***

Вот и наступило то долгожданное событие, жаль, не счастливое будущее. Отец напомнил, что на следующий день мы едем к бабушке на День рождения. Всю ночь перед поездкой я не спала, обнимала плюшевую собаку и думала о Юлии, уснуть удалось только под утро, и, когда я потянулась к звонящему будильнику, установленному на семь часов, ощутила, как сильно кружится голова от недосыпа.

Выехать мы должны были в половину девятого, но, в итоге, сели в машину почти в десять, а всё из-за сказочной пунктуальности отца. Обидно, могла бы этот лишний час поспать.

Устроившись поудобнее на заднем сидении внедорожника, я вырубилась сразу же, как только машина выехала со двора, и проспала до самого прибытия на дачу, от чего мой внешний вид, естественно, пострадал. Если с утра я выглядела, как зомби, но душ и косметика спасли положение, то сейчас была похожа на помятого алкаша после недельного запоя. Однако, стоило поправить макияж и прийти в себя, как ситуация улучшилась, да еще и исчезновение головокружения стало приятным бонусом. Жаль только, недельный запой с выражения лица никуда не делся, хоть на самом деле я и не пила, в том числе, когда было очень плохо наедине или очень весело в компаниях. Осознание того, что алкоголь не решит проблемы, а лишь добавит новых, не блокировала даже моя «недодепрессия».

Когда мы вошли в дом, то оказалось, что большая часть родственников и друзей бабушки уже приехали. Ну еще бы, не все же такие, как мой отец.

Следующие несколько часов были просто невыносимо долгими и ужасными: некоторые родственники пытались со мной общаться, но не в самой приятной манере, ибо недолюбливали, тут следует задать привычный вопрос: «господи, да за что?», другие, те, что относились ко мне нормально, невольно игнорировали мое присутствие, максимум, ограничиваясь парой дежурных вопросов об учебе и подобном. Ко всему прочему, было дико скучно, и, конечно же, я была, как выразилась Маша, где-то не здесь, не с ними. Это правда. Тому послужило две причины: недосып и нервозность от ожидания возможности дойти до дома Юлия. Сердце то и дело замирало, стоило лишь подумать о парне, а ноги становились ватными.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Однако, кое-что очень радовало: на празднике не было Олега с его отцом.

Наконец, наступил долгожданный вечер, и гости засобирались домой. В ту ночь мне предстояло ночевать на терраске, с одной стороны, там было прохладнее и менее уютно, чем в доме, а с другой – я могла спокойно вернуться в то время, в которое мне надо, никого не разбудив.

Я так думала.

Собираясь пройтись по дороге после того, как со стола всё убрали и вымыли посуду, я попросила дать мне ключи от входной двери.

— Зачем? — бабушка сжала губы в тонкую линию.

— Чтобы я могла вернуться, никого не будя.

— А ты что, надолго уходишь? — спросил отец.

— Нет, но просто, на всякий случай.

— Что можно здесь долго делать на улице в конце октября? — вновь отозвался он.

— Я просто хотела пройтись.

— Ну вот и иди, мы пока спать не собираемся.

— Почему вы не можете просто дать мне ключ?

— Он тебе не нужен. Ты успеешь, как ты говоришь, пройтись до того времени, пока мы закроем дверь.

— Да она небось опять пошляться с тем мужиком планировала, — влезла в разговор бабушка.

Во мне начала закипать злость.

— Что за мужик? — спросил отец.

— Да с той горы, она летом че-т ошивалась около него.

— Во-первых, шляться я не собираюсь, во-вторых, я нигде не ошивалась, в-третьих, он не мужик, а парень, и летом ты называла его пацаном. Без ключей, так без ключей, — с этими словами я вышла из кухни на терраску, закрыв за собой дверь.

Услышав, что в след мне злобно закричали, я быстро схватила куртку и вдвойне быстро принялась обуваться, чтобы как можно скорее уйти, пока вовсе дома не заперли, но из кухни никто не вышел, оттуда лишь доносились нелестные отзывы в моей адрес. Наверное, в глубине души любимая семья даже была рада, что их ненаглядная дочка и внучка сваливает.

Выйдя на улицу, я застегнула молнию черной куртки доверху и убрала руки в карманы, осенний промозглый воздух был очень холодным. Тяжело вздохнув, то с замирающим сердцем, то с бешеным пульсом, я направилась к дороге.

Деревня казалась тёмной, пустой и безлюдной, точнее, она такой и была, только в паре одиноких домов горел свет. Солнце давно спряталось, перестав освещать пустую улицу, компанию мне составлял лишь нестройный хор еще не впавших в спячку представителей фауны. Шла я достаточно быстро, скрип кожаных подошв звонко отзывался в тишине опустевшей деревни, но тут же сбавила шаг, как только увидела крышу двадцать седьмого дома. Вереница недавних воспоминаний закружилась в голове. Подойдя к забору, я и вовсе остановилась в нерешительности. Сердце билось так быстро и сильно, что казалось, будто оно вот-вот разобьет грудную клетку. В памяти всплыли строки из песни, в которых автор говорит, что его сердце и разбитым может биться.

«Аналогично, Жень».

Окна выглядели черными, свет в них не горел. Плохой знак. Перекинув ржавый крючок, я толкнула калитку, и та со скрипом отворилась. По привычке я огляделась и, не увидев рядом с собой людей, зашла на участок, медленно ступая по пожухлой траве. Когда моя нога шагнула сюда впервые, землю выстилал пушистый, насыщенно-зеленый клевер.

Участок казался безжизненным, это стало заметно сразу, с первого взгляда на него и на дом. Надежда рушилась, подобно карточному домику на ветру, но все же еще самую малость продолжала теплиться в душе, стараясь найти, уцепиться хоть за какой-то намек на признаки присутствия человека в этом печальном жилище.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Аккуратно поднявшись по ступенькам, я остановилась у двери и, глубоко вздохнув, неуверенно постучала в нее. В ответ – ничего. Тишина. Тогда я постучалась еще раз, но громче и настойчивее. Ничего не изменилось. Подергав за ручку, убедилась, что дом заперт.

Возникла мысль, что, может, Юлий просто куда-то ненадолго отъехал. Спустившись по лестнице, я отправилась к сараю, надеясь выяснить, уехал парень отсюда ненадолго или насовсем. На сарае висел замок. Снова плохой знак.