Первое мгновение вечности - Рэйя

По мере того, как Гарри продолжал рассказ, Северус и Поппи мрачнели все больше и больше, пока оба чуть ли не почернели от обуревающих их эмоций. Только теперь они полностью осознали, что же пришлось пережить двум первокурсникам этой ночью. Особенно их обеспокоили слова мальчика о кольце, которое было ключом к возвращению Волдеморта, и таинственному предмету, который Квирелл забрал из Хогвартса, ни профессор, ни медсестра не знали, чтобы это могло быть. Да и Велиар Гравис вызывал большие опасения, Снейп никогда не слышал этого имени прежде, да и с уверенностью утверждать, что это имя настоящее, тоже было нельзя. Поттер об этом человеке сказать ничего не мог, да и не хотел, судя по тому, как негодующе потемнел взгляд мальчика, когда он говорил об этом волшебнике. О смерти Квирелла Гарри упомянул только вскользь, словно его это ничуть не трогало, и Поппи могла только гадать, что же на самом деле испытывал одиннадцатилетний ребенок, на глазах которого лишили жизни человека, да еще и таким ужасным способом.

— …мне как‑то удалось разорвать веревки, — путано объяснял мальчик, — я боялся, что Том умрет, понимаете? Я совсем не знал, что делать, просто использовал первое вспомнившееся мне заклинание, и рана затянулась на время. Я пытался добраться до школы, но понял, что заблудился, и когда я уже думал, что нам конец, появился профессор, — Гарри послал Снейпу счастливую улыбку, зельевар ответил ребенку колючим взглядом.

— Что ж, Поттер, радует, что у вас хотя бы хватило мозгов не сидеть посреди Запретного леса, ожидая пока вас спасут, — не зная что еще сказать фыркнул Снейп. Он смотрел на Гарри и задавался вопросом, мог ли он припомнить еще хотя бы одного одиннадцатилетнего мальчишку, который был способен Бог знает сколько пройти ночью по Запретному Лесу со сломанной ногой, да еще и тащить за собой раненого друга. Учитывая то, что он пережил до этого и, принимая во внимание полное магическое истощение, становилось вообще непонятно, сколько сил и упрямства должно быть у этого ребенка.

Подобные наблюдения невольно зародили в душе зельевара что‑то подозрительно напоминающее восхищение, поэтому он решил поспешно капитулировать с маловнятным ворчанием, похожим на: «Выздоравливайте, не хватало еще, чтобы вы пропустили оставшиеся уроки из‑за очередного дурацкого приключения». Поппи проводила Северуса насмешливой улыбкой. Все это недовольство было таким фальшивым, что не обмануло бы и ребенка, который, к слову сказать, заметно вымотался и теперь еле держал глаза открытыми.

— Отдыхай, Гарри, — посоветовала медсестра, послав мальчику мягкую улыбку, — ты поступил очень смело прошлой ночью.

— Ничего не смело, — сквозь сон пробормотал слизеринец, — я ничего не мог сделать…

На этом он уснул, Поппи только покачала головой на его последние слова. Мальчик даже не осознавал, что все пережитое им и все им сделанное под силу далеко не каждому.

Сон отступал медленно, постепенно отпуская сознание и возвращая к реальности, но открывать глаза не было сил, поэтому некоторое время мальчик продолжал лежать неподвижно, прислушиваясь к окружающим его звукам и собственным ощущениям. Первым приятным открытием было тепло, тишина и отсутствие режущей боли в груди. Следом пришло смутное узнавание запаха трав и медикаментов, не слишком стойкое, чтобы вызвать отвращение, но и достаточно явное, чтобы установить свое местоположение. Том приоткрыл один глаз, уставившись в белый потолок.

«Или я умер, — лениво подумал он, — или я в лазарете, — Арчер скосил глаза вправо и, заметив стоящую возле его кровати ширму, кивнул собственным мыслям: — В лазарете».

Он зевнул, осторожно потянулся, разминая затекшие мышцы, и покрутил головой, в поисках своего лучшего друга. Гарри лежал на соседней кровати и, судя по тихому посапыванию, крепко спал. Некоторое время Том разглядывал друга, после чего снова уставился в потолок. Когда его ранили, сознание Арчера затуманилось и воспоминания были мутными и бессвязными, но он помнил Гарри. Помнил голос друга, который без конца говорил с ним, звал его, заставлял бороться с болью и холодом. Том не знал, как они выбрались из леса, но готов был спорить на что угодно, что они спаслись только благодаря Гарри. Арчер глубоко вздохнул, разглядывая тени, которые отбрасывало на потолок большое витражное окно больничной палаты.

Он хорошо помнил их знакомство. Соседский мальчишка с вечно взъерошенными темными волосами казался ему тихим, неуверенным в себе и закрытым. У него были отвратительные родственники и отвратительная жизнь, и все это Поттер принимал с удивительным спокойствием. Арчер и не подозревал, что однажды этот молчаливый парень станет для него семьей, которой у него никогда не было. Человеком, с которым не нужно притворяться и что‑то доказывать. С которым можно быть собой, которому можно доверить все, включая собственную жизнь. Никто никогда не смог бы заменить им друг друга. Они с Гарри были единым целым, словно две половинки одной души.

Том снова взглянул на лучшего друга, который чуть не погиб прошлой ночью. Вспоминая то, что случилось, Арчер чувствовал, как в его груди разгорается ярость, направленная на всех, кто мог желать Гарри зла. Он помнил мстительное удовлетворение, когда умер Квирелл. Тогда Том впервые увидел смерть так близко, и она показалось ему завораживающе прекрасной. Смерть несла в себе могущество, перед ней были бессильны как магглы, так и маги. Том хотел бы научиться управлять смертью, подчинять её себе и быть сильнее неё. Она словно была олицетворением той ненависти, что жила в душе Тома. Частью его самого.

Арчеру всегда нравилось ненавидеть. Это было так просто и так приятно. Ненависть могла оправдать любой поступок, любую мысль, любое чувство. Ненавидеть было легко, а надеяться и любить — слишком больно. Гарри был единственным, кого Том никогда не смог бы возненавидеть. Заплутав в собственных мыслях, Арчер не заметил, что его друг проснулся и теперь смотрит на него, вопросительно подняв брови.

— Что? — грубовато спросил Том.

Поттер сел в кровати и фыркнул.

— Ты уже минут пять на меня таращишься такими страшными глазами, что я как раз подумывал спросить у тебя то же самое. Как самочувствие?

— Терпимо, — Арчер тоже уселся, подложив под спину подушку. — Давно мы тут?

— Не очень, — Поттер пожал плечами и зевнул, — Помфри говорит, что нам тут еще дня три торчать придется.

— Тоска, — простонал Том, закатив глаза.

Гарри что‑то промычал в ответ, и в комнате повисла напряженная пауза.

— Гарри?

— Хм?

— Если ты хочешь попросить прощения за то, что меня ранили, то это глупо, я сам за тобой пошел и сам виноват, что чуть не умер.